Где деньги, мародер?

Глава 27. В черном-черном доме…

Сказать или сделать что-то я не успел. Черные призрачные пальцы схватили Синклера за горло и приподняли над землей. Он хрипел и дергался, как сломанная марионетка в пальцах пьяного кукловода.

Со звоном разлетелось на осколки стекло. Тело Синклера, все еще живого, начало рывками втягиваться внутрь.

Так, если я и дальше останусь тут наблюдать за сверхъестественным зрелищем, то я пропущу прямо-таки идеальный момент. Я поднялся на ноги и быстрым шагом направился к входной двери. Скрываться и маскироваться сейчас не было никакой необходимости. Внутри дома стоял такой гвалт, то вряд ли кто-то услышит мои шаги. Даже если я буду топать как бегемот.

Кроме хруста костей и сдавленных воплей, в которых опознать голос Синклера уже было невозможно, внутри теперь шумели и удивлялись самим фактом наличия этого самого Синклера.

— Это кто такой вообще? Он что, следил? — это сиплый.

— Батька подослал! Неймется ему… — это старуха.

— Не наш это… Всех батькиных я знаю, — это бубнил кто-то незнакомый.

Я поднырнул под ветки кустов, замер, прислушиваясь, нет ли кого в сенях. Вроде никого. И забраться туда надо до того, как эта их тварь, кто бы она ни была, закончит трапезу. Пока нищие слегка обескуражены. Не сказать, чтобы прямо напуганы, очень уж это специфическая публика, вызвать у них серьезный страх очень мало что может.

Особенно судя по реакции на то, как эта тварь сжирала кого-то из них.

Я бы, наверное…

Так, ну-ка отставить всякие размышления, Лебовский!

Дверь. Закрыта на засов изнутри. Логично.

Но засов деревянный. И щель чуть ли не в палец толщиной.

Что тоже логично — дом старый, дверь рассохшаяся. Кажется, за последние лет сто никому из убогих обитателей этого жилища не пришло в голову, что тут хоть что-то можно починить.

Я выдернул из ножен на бедре нож, сунул его в щель и попытался приподнять доску.

Твою ж мать! Засов оказался даже не на петлях, а на крючках! Так что эта дурацкая доска чуть было не рухнула на пол буквально от небольшого усилия.

Так. Аккуратенько сдвигаем в сторону… Теперь приподнять дверь и приоткрыть небольшую щель, чтобы протиснуться в темные сени.

Нужный мне угол, где, собственно, должен был быть замаскированный вход в подпол, конечно же, завален всяким хламом.

Какие-то ржавые ведра, обломки огородного инструмента, сапоги…

Я перекладывал все это на ощупь, прислушиваясь к тому, что происходит буквально за стенкой. Синклер больше не выл, похоже тварь добралась до жизненно важных органов.

Но все остальные звуки пока еще намекали, что к обыску территории на предмет чужаков обитатели дома приступить пока не готовы.

Опять раздался какой-то топот, будто пятки ребенка по полу простучали. Кто-то сдавленно вскрикнул. Кто-то забубнил что-то похожее на молитву. Кажется, голос центрового.

Я поддел ножом одну из досок на освобожденном участк пола.

Не та.

Следующая.

Ага, эта поддалась. Приподнять над полом, подцепить пальцами, вынуть и поставить рядом.

Я убрал нож в ножны, вынул соседнюю доску. Отверстие было достаточным, чтобы пролезть внутрь. Я скользнул в пахнущий мышами и кошками еще более черный мрак.

В гостиной что-то поменялось. Раздались шаги сразу нескольких пар ног, кто-то явно шел к двери. Я пригнулся и натянул на дыру в полу специально оставленное для такого случая драное пальто.

Скрипнула дверь. В сени вышли два человека.

— Слушай, Большак, ты… это… а оно потом точно сделает? А если проснется и снова захочет сожрать кого-то из нас? — спросил знакомый уже сиплый голос.

— Да не ссы ты, Зубака, все пучком, — ответил голос центрового. Потом загрохотало ведро, об которое кто-то из них споткнулся. — Мля… Хлама этого натащили… Меня больше тот мужик волнует. Что он делал у нас под окном?

— Знамо что, — ответил сиплый. — Вынюхивал, сучок.

— Одежа на нем мокрая, по Ушайке приплыл, значит, — продолжил центровой. — Сытый такой на вид. Морда незнакомая…

— Большак, ты мне вот что скажи лучше, — сиплый тяжело закашлялся. — С трупами-то чего делать будем? Тварюга-то эта кишки от них сожрала, теперь и пол весь в кровище, и трупы эти… Просто так не выкинешь, Батька заподозрит еще что…

— Что заподозрит? — заволновался центровой. — Мало ли в Уржатке народу дохнет…

— Ну вот чтобы три трупа с сожранными кишками за раз — это как-то… того-этого… — сиплый снова закашлялся.

— Дело говоришь, Батька въедливый, — центровой шумно почесался. — Да и пес с ним. Все равно ему жить осталось до полнолуния только. Ну начнет он копать, и что?

— А то… Будет выспрашивать, вытащит кого из наших, а они и разболтают, что тварюгу сумеречную мы прикормили, — сиплый потоптался на месте, потом пнул ведро. — А ежели он у Забавы, как тварь обратно в сумерки загнать?

— И с чего бы это Забаве ему рассказывать? — процедил центровой.

— Да с этого же… того самого… соболей отсыпет, а она и расскажет… — сиплый сплюнул.

— Трупы, говоришь, надо спрятать… — задумчиво проговорил центровой. — Здесь оставить, вонять будут…

«Можно подумать, здесь и так не воняет», — подумал я, прикрывая нос рукавом. Пальто это дурацкое, которым я дырку в полу прикрыл, благоухало так, что мое небольшое убежище превратилось в настоящий газенваген. Даже глаза слезиться уже начали.

— Мож поближе к Толкучему рынку их оттащить и бросить? — сказал сиплый.

— Точно… — центровой притопнул ногой. — По Ушайке их сплавим, пусть у них там голова болит.

— А ежели этот, пришлый, не один был? — тревожно прошептал сиплый.

— Ну… ежели не один, то второй убег уже, — равнодушно бросил центровой и сделал шаг обратно к двери. — Где мы тут по темноте его ловить будем?

— А ежели… — начал сиплый.

— Все, хватит! — оборвал его центровой. — До рассвета и так дел за гланды, а ты тут еще воду мутишь. Скажем всем, чтобы забились в норы и на глаза Батьке и его людям не попадались. И чтобы не болтали чего. И это…

— Чего еще? — недовольно спросил сиплый.

— К Забаве все-таки сходи, она тебя привечает, — медленно проговорил центровой.

— И чего? — сиплый тяжело вздохнул.