Спермилк

Раздался звонок в дверь и Вэл от неожиданности дёрнулся и ударился бровью о пластик окна. Щурясь и потирая глаз, он вышел в коридор, перебирая в голове варианты того, кто бы мог стоять за дверью. Открыв её, он увидел Бёрди с малышом на руках, в сопровождении двух охранников и дрона.

– Привет… это Кара. Я назвала её Кара. – Бёрди, поджав плечи, смотрела в пол.

– Привет, о, проходите, проходите, – Вэл забыл про боль и отошёл в сторону, пропуская мать с ребёнком, – спасибо вам, до свидания, – сказал Вэл солдатам, закрывая дверь.

– Ну… – начал он, – как ты, как вы? – Велизар махал руками и глупо улыбался.

– Давай сразу всё проясним, я пришла сюда не потому, что у меня к тебе какие-то чувства, я просто хотела защитить дочь от Люта. Он мог бы издеваться над ней лишь бы отомстить мне и тебе. И я не хочу отдавать её этим, – она понизила голос, кивнув на дверь, – у нас нет с тобой ничего общего, запомни это. Ты же знаешь, ребёнок должен расти в полной семье, а я не знаю, кого бы мне назначили в мужья, но лучше это будешь ты. Ты… ведь её отец. Просто я знаю тебя. Мы будем жить в разных комнатах, мы не будем разговаривать и тем более заниматься сексом. Мы расплатимся за ошибку, за твою ошибку.

– А как тогда, – перебил её Вэл, – а как жить? И зачем тогда всё это, если мы будем тут как соседи? Может со временем ты всё же простишь меня и у нас всё будет нормально? – он забыл про боль и смотрел на девушку расставив руки в стороны.

– Простить? Ах! – она вздохнула и закрыла глаза, – лучше бы ты просто молчал, Велизар, не уверена, что я смогу это всё вынести.

Откуда-то из глубины сознания до Вэла доносились крики его собственного голоса: «Она снова использует свою змеиную магию! Она хочет использовать тебя! Не верь ей! Прогони, прогони! А как же Кара? А? Ты приютишь на своей шее змею, вместе с Карой!», – мысли атаковали его, но он с презрением увернулся от них, словно от дурно пахнущего бездомного, с безумными глазами держащего табличку, с начертанным гневным пророчеством, ведь гораздо приятнее и спокойнее жить в сладком сне, нежели в суровой, одинокой реальности.

– Нет, ну что ты сразу… просто… неужели нет ни единого шанса, что ты меня полюбишь? – он сделал шаг и протянул руку к ребёнку.

– Вэл, это тебе не какая-нибудь… не знаю… в общем это или есть или этого нет. У нас с тобой этого нет. То, что случилось там, на выпускном – было дикой ошибкой, – Бёрди сделала шаг назад, будто к ребёнку приближалась не рука её отца, а голодная, гигантская змея.

– Ты хочешь сказать, что она, – Вэл указал на ребёнка зависшей рукой, – это ошибка?

– Ты всё прекрасно понял, давай не будем всё усложнять. – Бёрди, будто скинув костюм робкой и застенчивой девушки, снова превращалась в паука, гневно смотря в глаза Велизару.

Им, Бёрди и Велизару, было по семнадцать лет, когда у них родился ребенок и они начали жить вместе. Дельцы выдали им новую квартиру в 80 квадратных метров, на том же восьмом километре, где жил Вэл. Этаж был восемнадцатый, но правда окна опять выходили прямиком на соседнее здание. Девушка няньчилась с дочкой и первый год работала из дома по несколько часов в день. Затем декрет кончился и сферийцы предложили ей на выбор полноценную работу. Она выбрала «контроль качества женского цеха номер 53985. Вэл сначала работал на заводе по производству домашних экранов, начальник сказал ему, что через год, возможно, освободится место смотрителя. Прошло пятнадцать лет, но смотрителем Велизар так и не стал. Бёрди из года в год всё больше и больше впадала в депрессию. Первые несколько лет она была увлечена своим ребёнком, играла в мамочку, но чем взрослее становилась Кара, тем больше замыкалась в себе Бёрди. Вот уже и у Кары близился выпускной, совсем скоро она переедет в свой собственный дом и Бёрди останется наедине с Вэлом. Близкими они так и не стали. Они не проводили время вместе и даже не разговаривали. Единственное, что Бёрди постоянно говорила, так это: «Ты сломал мою жизнь, ты обрёк мою дочь на рабство, ненавижу тебя, ненавижу!»

Большую часть времени Бёрди пребывала в депрессии, проклиная каждый свой вздох, проклиная всё, что её окружает. Когда Кара начала взрослеть, то стала спрашивать, почему мама и папа спят в разных комнатах. Бёрди отвечала ей, что их трое и комнат три – каждому своя. Хотя иногда что-то случалось с ней, и она выползала из своей норы, ложилась к Вэлу под бок и молча лежала. Она не любила его, но иногда была благодарна за то, что он, несмотря ни на что любил её.

Связи с внешним миром у людей в Жирауме не было. Многие хотели покинуть город, но людей не выпускали, мотивируя это тем, что первые поселенцы отдали свои жизни Сфере, а все их потомки автоматически становились продолжателями этого контракта. Потомки первых работников считались не новыми людьми, а тем самым первым предком. Деда Велизара звали Дамир, поэтому его имя стало фамилией для всех его потомков, все они стали бессмертным Дамиром, бессмертным работником. Люди рождались в клетке и покинуть её не могли. Единственным выходом для отчаявшихся людей была смерть. Но не обязательно было ждать до тех пор, пока смерть сама придёт за тобой, нет, её можно было заказать. В первые годы от основания поселения было очень много преступлений и самоубийств и сферийцы, во-первых, тут же запретили всё то, с помощью чего можно было лишиться жизни, а во-вторых, решились на ещё один эксперимент. Ими был создан департамент добровольного ухода из жизни, который помогал двум типам людей. Так те, кто хотел умереть – подавали заявления, ответом на многие из которых, кстати, был отказ, ну а те счастливчики, кому одобряли процедуру, заносились в базу и с радостью ожидали назначенного дня. Другие же, кто чувствовал тягу к жестокости и хотел убивать – выбирали себе жертву из этого списка и, после введения смертельной или одурманивающей инъекции жертве – делали с телом всё что хотели. Зарегистрировавшись как убийца, люди обязаны были работать семь дней, вместо четырёх и это было очень выгодно для дельцов, ведь они одновременно и избавлялись от преступлений в городе и приобретали покорных работников, готовых на всё, лишь бы иметь доступ к законным убийствам и насилию. Были в этой практике и случаи, хоть и не часто, когда жертва отказывалась от инъекций и позволяла убивать себя так, на живую, находясь в сознании, приняв лишь обезволивающее. Такие особенно ценились среди убийц. На одну семью была разрешена одна смерть. Бёрди хотела дождаться выпускного своей дочери и подать заявку на уход. Она бы сама себя давно уже убила, много раз прикидывала разные варианты, но не хотела портить жизнь дочке. Контракт со Сферой у первых поселенцев был пожизненным. Все дети, рождённые в городе, переходили в собственность компударства – так назывались крупные компании, которые выкупали себе земли внутри стран, становясь новым государством со своими законами, не завися от остальных стран. Такие компударства обеспечивали себя работниками, а работники получали всё необходимое для жизни. За самовольное оставление жизни наказание несли оставшиеся члены семьи и будущие потомки до третьего поколения, их ждала более тяжелая работа и ограничение в продовольствии. Бёрди очень хотела, но не могла подставить мужа, ведь с ним страдала бы и их дочь и её будущие потомки.

Безумие матери передалось и дочке. Кара росла очень замкнутым ребенком, хоть она и не была обделена лаской и заботой. Бёрди и Вэл старались никогда не ругаться при ней, но Кара всё равно чувствовала, что они не любят друг друга и что возможно виновата в этом она. Когда девочке исполнилось одиннадцать и у неё начался переходный возраст, её отношение с матерью ухудшилось. Однажды в соре с дочерью Бёрди проговорилась, что Кара испортила всю её жизнь и не имеет права себя так вести. Тогда Кара поняла, что она нежданный ребёнок и причина страданий матери. Девочка тогда перекрасила свою комнату в чёрный, закрасив заодно и окна, оставив лишь тонкую полоску наверху. Однажды, задыхаясь от темноты своей камеры, Кара поднялась на крышу и увидела фермерские дома, простирающиеся на многие километры. Она жаждала свободной свежести, но увидела и почувствовала то же, что и в своей комнате. Она видела огромные высотные вольеры, с запертыми в них людьми. Сколько их было? Сотни тысяч? А может и миллионы? Людей было слишком много и все они были одинаковы в своём безволии, лености и апатии. Никто ни к чему не стремился. У всех был свой дом, вдоволь пищи, некоторые развлечения, а в районе было безопасно. Сфера даровала своим работникам доступ ко всем основным потребностям человека. Были даже публичные дома. И вот с человеком случилось то же, что и с дикими кошками – они одомашнились. Им стала не интересна охота и новые территории, они беззаботно лежали на мягком коврике, зная, что в мисках всегда есть и будет еда и вода, не нужно бояться нападения стай собак, бояться за котят, спасаться от непогоды, драться, одним словом, выживать. Рабочим нужно было лишь выполнять не сложную работу и следовать определённым правилам и мисочки всегда будут полны. Люди в Жирауме просто существовали, наслаждаясь беспечной жизнью. Если раньше на ферме и были те, кто пытался что-то творить, заниматься творчеством, то сейчас, спустя столько времени, таких людей не осталось, люди считали это пустой тратой времени и не хотели отвлекаться от безделия. Каре часто снились кошмары. В одном из них она попадала на равнину, заполненную людьми до самого горизонта. Свободного места не было совсем, люди заняли всю землю, стоя на каждом клочке поверхности и даже бултыхаясь в океане, как пластиковые бутылки, в тесноте, словно на переполненных пляжах Китая. Давка. Шум. Воздуха не хватает. Люди были немы, но всё же не умолкали ни на секунду, они мычали и стонали. На равнинах были трёхметровые холмы, на которых стояли тенеподобные существа и выборочно хватали людей, разрывая их. В том кошмаре личность человека терялась, но эгоизм оставался, никто никого не слышал, каждый хотел что-то рассказать соседу о себе, о своих любимых делах и вещах, но способность говорить утратилась, осталась только способность мычать. Люди не хотели слушать других, они хотели мычать, пытаясь сказать что-то только им интересное. В глазах людей была паника и предсмертный ужас. Нет никакого смысла. Всё – стон.