Страница 6 из 9
Два брата отдыхают в своих лодках и ждут, пока я разберусь с уловом. Темной ночью лодка покачивается на волнах, и если не разговариваешь, то умиротворенная атмосфера поднимает настроение. И тогда нет лучшего занятия, чем думать, тихо петь или вспомнить дела, случившиеся прежде минувшего дня.
Несколько лет назад, после того как двое братьев стали запасными гребцами на Чинадкеран (десятиместная лодка), мой старший брат покинул этот мир. Так что ответственность за обучение племянников была возложена на меня как младшего брата. Например, толкование поэзии, устные семейные предания, история племени, наблюдение за погодой, как строить лодки и дома, – все это, а заодно и элементарные знания о том, как мужчины тао ведут себя в море… Если мужчина не умеет построить лодку, то он вообще ничего не стоит! Разве можно жить на острове и не любить океан всей глубиной души, не говоря уже о том, чтобы воспевать его в традиционной поэзии в самых возвышенных выражениях. К счастью, оба брата отличались превосходными умениями, особенно в судостроении, погружении и рыбной ловле. Делали они все это лучше, чем их умерший отец. Это всколыхнуло в глубине моего сердца чувство гордости, которое трудно выразить словами.
В маленькой бухте опять воцарилось спокойствие, как до наступления темноты, и эта тишина ужасала. Видать, все лодки всего лишь раз расставили свои сети и уже давным-давно уплыли отсюда. Вообще-то сделать четыре, а то и пять тысяч гребков для меня не проблема. Как подумаешь о таком улове, прямо дух захватывает, но ведь потом придется счищать чешую, разрезать и солить рыбу, а затем еще и вялить на солнце, к тому же мы с женой пожилые. У других родственников точно такие же горы рыбы, так что помощи ждать не от кого.
В эту чернильную ночь я широко раскрытыми глазами смотрел на количество рыбы в лодке двух моих племянников. Измерил на глазок, и получилось по крайней мере на одну или две сотни хвостов больше, чем у меня самого. На радостях я похвалил их:
Якаго нимака когнко дзира катван я, кван ко.
– Ну и быстро же вы управились, – говорю я.
Миянгай о лима по тао, мо маран, кван да.
– Дядь, у молодых и старых разница в ловкости все-таки есть, – отвечают они.
Ка колала мо дзямен, мо маран, Кван на ни. Сьяман Пойопоян.
– Так что не надо нас недооценивать, дядь, – с легкой иронией в голосе произносит Сьяман Пойопоян.
Яна авакнохеп а, вакон камо рана манга-нако.
– Уже ночь, погребли-ка обратно, дети.
Шу… шу… – деревянное весло, вонзающееся в воду при гребле, издавало ритмичный шум. Но слышны были еще и частые всплески мелких волн, бьющихся о скалистый берег. Сьяман Кулалаен слушал, слушал, потом снова возвел глаза к звездному небу и подумал о том, что завтра будет ясная погода. Два племянника мерно гребли бок о бок с ним, ни разу не обогнав. Братья соблюдали этикет.
В то время как черная ночь, черная морская гладь, черные тени и черные злые духи соединялись в неразличимое целое, мерцание, испускаемое чешуей летучей рыбы в деревянной лодке, выглядело таким же красивым, как звездный свет. Издалека это мерцание, испускаемое всеми возвращающимися лодками, напоминало величественное шествие рыб-призраков, выступивших в поход. Словно невесомые, проносящиеся над поверхностью черного моря, все оттенки черного в бесчисленных мерцающих серебряных огнях внушали ощущение таинства и полного умиротворения. Тайна природы, безмятежность океана, когда он спокоен, в этот момент глубоко проникают в души мужчин, умеющих ловить рыбу в море.
В маленькой бухте острова Дзимагавуд раздавались удары беспорядочных волн о скалистые берега. Шумная, но упорядоченная мелодия с близкого расстояния стала сигналом тревоги для возвращающихся рыбаков. Плюх!.. – эхо раздавалось все отчетливее, время от времени превращаясь в шепот. Мужчины могли определить, что воды здесь бурные, со стремительными подводными течениями. К счастью, ночь была спокойной, и она сделала возвращение умеющих ловить рыбу мужчин благополучным. За исключением всплесков их весел и их дыхания, все оставалось так же тихо, как и всегда. В конце концов, эта акватория была тем самым местом, где жители селения Дзиратай бросили в море одного распоясавшегося холостяка. Его злой дух все еще творит здесь свои странные делишки. Каждый раз, проходя на лодке мимо этого места, людей пробирает дрожь, и они стараются быть осторожнее…
Сделав еще триста с лишним гребков, Сьяман Кулалаен, положившись на свой опыт, мог сказать, что сейчас они находятся как раз между большим и маленьким островами. Тогда он обратился к своим двум сильным племянникам:
Танпиявасан рана, макапья тамо рана манга-нако!
– Уже прошли то место, силы экономьте и гребите помедленнее, дети!
Братья сделали так, как велел дядя: стали загребать веслами медленнее. Когда они преодолели расстояние, равное четырем-пяти полям батата, шедший дальше от берега Сьяман Пойопоян вдруг перестал грести, будто что-то случилось. Поскольку ночь была черной, хоть глаз выколи, дядя и младший брат не заметили ничего странного, только с небольшого расстояния услышали тихий зов:
Маран!.. Ма…ран!..
– Дядя!.. Дя…дя!..
Затем снова раздался зов, коротко и настойчиво:
Маран!.. Ма…ран!..
– Дядя!.. Дя…дя!..
Дядя с младшим племянником остановились, послышался ответ:
И конго… манга-нако?
– Что такое… дети?
Акмеи ямиян со тао ямизезяк.
– Кажется, кто-то разговаривает.
Затем все трое перестали грести и обратились в слух, пытаясь определить, откуда доносится говор. Человек находился как будто бы недалеко, где-то позади них, рыбаки внимательно вслушивались, пытаясь определить по голосу, кто бы это мог быть. Когда сердца забились ровнее, братья расслышали слова:
Вакон камо рана, манга-нако!
– Дети, загребай!
Сино сирав ри? Квана Сьяман Дзьявехай.
– А кто они? – спросил Сьяман Дзьявехай.
Сьяпен Лавонас Канира мана ньяпо на, Сьяман Лавонас Кани Сьяман Мавомай.
– Сьяпен Лавонас и отцы внуков, Сьяман Лавонас и Сьяман Мавомай.
Сира мана Ньяпо та ри кани япен кехакай.
– О, так это отцы внуков и друг!
На Острове людей уже наступила ранняя весна: дует сильный весенний бриз, все живое пробуждается, океан завораживающе спокоен, и каждая жилка каждого мускула дышит жизненной энергией. Есть древняя поговорка, она описывает радость, которую приносит сезон летучей рыбы с февраля по июнь: «Тысячелетиями исполняемые напевы и радость истинной любви возвращаются каждый год в это время. Они передаются душами старших новорожденным младенцам, и поколение за поколением чувствует гордость от бурного течения жизни».
Когда Сьяман Кулалаен думает об этих словах на древнем языке, его душа всегда наполняется неизбывной радостью, готовой вот-вот хлынуть наружу. Сыновья его старшего брата рядом, справа и слева, теперь они уже выросли и унаследовали традиционные навыки, важные для промысла. Еще важнее то, что они оба здоровее и больше любят океан, чем их умерший отец. А Сьяману Кулалаену уже за семьдесят, но он не чувствует ни малейшей усталости даже после долгой гребли.
Он вспоминает.
Сегодня днем, когда закатное солнце было на расстоянии двух полей батата до поверхности моря, он наблюдал поразительное зрелище, когда почти двадцать одноместных и двухместных лодок, все соплеменники из селения Яйо, разом пустились в открытое море из бухты напротив селения Дзиратай. Вся эта милая сердцу картина отражалась в лучах заходящего солнца, необычайно воодушевляя. В бескрайний океан люди выходят для того, чтобы пуститься в плавание вслед за духами летучей рыбы. Интересно, когда лодки с богатым уловом возвратятся обратно, будут ли злые духи ночи тронуты несказанным великолепием этой сцены?
Брошенный в море людьми из селения Дзиратай тот самый Симина Гагатен (Цветочный разбойник) в такой момент, наверное, откуда-то с морской глади наслаждается зрелищем идущих в обратное плавание потомков. Размышляя о произошедшей с ним истории, он чуть заметно улыбнулся. Два племянника сейчас как раз в полном расцвете сил. Длительное плавание на веслах для них – лучшая тренировка грудных мышц и рук. Обладая сильным телосложением, они смогут дружить с морем еще много-много лет, преодолевая бурные течения…