Страница 27 из 37
Только теперь, когда напряженность ситуации спала, я по-настоящему могу взглянуть на своих собратьев. Они выглядят ужасно. Их движения вялые, кожа дряблая, губы потрескались, а глаза как будто запали. Жара планеты истощает их, и для меня очевидно, что без посторонней помощи они долго не протянут.
Розалинда ведет нас в глубь корпуса. Теперь, когда я смотрю на него, я думаю, что это был один из ангаров корабля. Большое складское помещение, которое было огромным, но теперь оно накренилось и частично погребено в песке. Они все организовали, сделали перегородки из ящиков с припасами и используют одеяла вместо дверей. Но даже при все при этом выжившим приходится туго, и здесь нет настоящего уединения. Мы заходим в кабинку с письменным столом. Охранники, шедшие с нами, останавливаются у входа, а Розалинда входит, останавливается, и затем поворачивается лицом ко мне и Лэйдону.
— Ладно, я хочу знать, что происходит. Мне нужны подробности. Я хочу знать все, что произошло с тех пор, как я послала тебя каталогизировать растения.
Я сглатываю, чувствуя себя неловко под ее пристальным взглядом и от ее требовательного поведения. Лэйдон рядом со мной напрягается, его глаза сканируют окружение. Я должна оставаться спокойной, иначе я знаю, что он пойдет на преступление. Я рассказываю Розалинде обо всем, что произошло, опустив часть о том, как я проснулась с Лэйдоном между моих ног и о наших более поздних сексуальных контактах. Это личное, и я не чувствую необходимости делиться с кем-либо, о том, кого я беру в свою постель. Когда я заканчиваю, Розалинда вздыхает.
— Ладно, что ж, дела здесь шли не так уж хорошо. Мы потеряли почти дюжину, — говорит она.
— Потеряли? — спрашиваю я.
— Они мертвы, — холодно отвечает Розалинда.
— Что? Как?
— Несчастные случаи, монстры, твари и глупость. Поэтому никто не чувствует гостеприимства по отношению к еще одному странному пришельцу. — Розалинда оглядывает Лэйдона с ног до головы. — Расскажи мне больше об этом городе.
Я рассказываю ей все, что знаю. Я слышу, как люди толпятся по другую сторону ящиков, а потом шаги удаляются. Я даже не успела рассказать ей о том, что увидела, как десятки людей по ту сторону ящиков столпились, чтобы подслушать. Я не могу винить их, это наша единственная надежда на выживание на этой планете.
— Есть еще одна вещь, — говорю я.
— Только одна? — с явным сарказмом спрашивает Розалинда.
— Ну да, наверное, — говорю я, и Лэйдон шипит.
— Друзья? — спрашивает он на своем языке, переводя взгляд с меня на Розалинду.
Я пожимаю плечами, потому что не чувствую между нами с ней дружелюбия по отношению друг к другу. Черт, я едва чувствую, что сейчас я принадлежу своему народу. Но я не могу ему сказать этого.
— Друзья, — подтверждаю я.
Розалинда внимательно наблюдает за нашим обменом репликами, но ничего не говорит, поэтому я продолжаю.
— Есть растение, очень опасное в плане его добычи, и, по-видимому, оно долго не хранится, но это… я точно не знаю. Мне нужно изучить его в лаборатории, но оно делает здешние условия сносными.
— Растение? Сносными? Что именно ты имеешь в виду?
Я хмурюсь, пытаясь понять, как объяснить про эпис, когда я на самом деле не знаю, что он делает, только лишь то, что я чувствую после его приема. Я не хочу показаться какой-то наркоманкой или что-то в этом роде.
— Похоже, оно взаимодействует с телом на химическом уровне. С тех пор, как Лэйдон раздобыл для меня немного, я не… ну, мне не так уж и жарко. Голова не болит, спазмы в животе прошли, и я думаю, что больше не страдаю от теплового истощения.
Глаза Розалинды расширяются, а рот открывается в форме буквы «О».
— Ты шутишь, — тихо говорит она.
— Нет, — говорю я, пожимая плечами.
— Мы должны заполучить его. Завтра мы потеряем еще как минимум троих, если не окажем им помощь. У нас не хватает электролитов, для предотвращения обезвоживания, и не хватает продовольствия. Половина наших людей слегла, и не в состоянии ничего делать.
— Да, но, как я уже сказала, его опасно добывать, и оно долго не хранится, после того, как его сорвать. Я не знаю, как добыть достаточное количество, но дайте мне немного времени, и я думаю, что смогу что-нибудь придумать.
— Время — это то, чего у нас нет, — говорит она.
Я думаю об этом и вспоминаю мясо, которым меня кормил Лэйдон, и как мне стало лучше, когда я его съела, Я поворачиваюсь и изображаю, как ем.
— Лэйдон, еда. — Я пытаюсь вспомнить нужное слово. — Гу-с-тур? — произношу я.
Он делает жест, похожий на пожатие плечами.
— Гастер, — повторяет он.
Розалинда наблюдает за нашим обменом репликами, но молчит.
— Есть мясо одного животного, боюсь соврать какого, но Лэйдон кормил меня им пока не смог раздобыть для меня эпис. Оно может помочь сохранить всем жизнь, пока я не разберусь с растением.
— Ладно, тогда все, — говорит Розалинда и вытирает пот со лба. — У нас нет других вариантов. Мы должны довериться этому… Лэйдону. Ты сможешь отвести нас в этот город?
Я смотрю на Лэйдона, обдумывая свой ответ. Странно, но я чувствую к нему такую же преданность, как и к своему собственному народу. Надеюсь, он не будет возражать. Мне бы очень хотелось обсудить это с ним, чтобы мы могли поделиться друг с другом идеями, но языковой барьер делает это невозможным.
— Да, — наконец отвечаю я.
— Хорошо, выходим утром, — решительно говорит она, и за стеной из ящиков взрывается шум людских голосов.
Я смотрю на Лэйдона и неуверенно улыбаюсь. Он спокойно наблюдает, и я понятия не имею, о чем он думает. Отпущенные Розалиндой, мы выходим из ее импровизированного кабинета, и тут же нас окружают десятки людей. Они прикасаются к Лэйдону, толкают, тянут и толпятся вокруг нас. Лэйдон смотрит на меня, ожидая указаний, как действовать, но меня оттаскивают от него. Нас разделяет толпа. Девушки толпятся вокруг Лэйдона, прикасаясь к нему, проводя по нему руками, стягивая с него одежду.
От ревности у меня скручивает живот, когда я вижу, как эти женщины прикасаются к нему, водят руками по его сильному телу. Всю мою жизнь, все, чего я хотела, они отнимали у меня, и они собираются сделать то же самое с этим идеальным, заботливым мужчиной.
Лана выходит из толпы и встает прямо перед Лэйдоном. Она переводит взгляд с него на меня, ее глаза расширяются, а потом она улыбается от уха до уха.
— О боже, ты поимела его! — говорит она, указывая на меня, и толпа ахает.
Я отрицательно качаю головой, не в силах вымолвить ни слова.
— Ты сделала это! Вы с ним танцевали горизонтальное танго! Постельную мамбу! — продолжает она.
— Нет… нет, это не так, это… — я не могу сформулировать мысль, ложь никогда не звучит естественно.
— Ну же, расскажи нам, мы все хотим знать. Какой он там, внизу? Большой? Маленький? — продолжает она провоцировать меня, и моя кожа горит от смущения.
— Нет, я не могу, и не собираюсь говорить об этом, — говорю я.
— Она и не отрицает, — говорит Лана.
Она права, не отрицаю и сказать не могу — я не такая. Глядя, как другие девушки гладят его, я не могу отрицать, что чувствую ревность. Что это значит? Если я ревную, значит, он мне небезразличен. Я действительно забочусь о нем. Конечно, он не раз спасал мне жизнь, но мне также нравится, как он ведет себя со мной. То, что он заставляет меня чувствовать, когда смотрит на меня так, будто я — самое лучшее, что есть в его жизни. Даже здесь, когда все эти красивые женщины прикасаются к нему, он смотрит на меня, а не на них. Я с трудом сглатываю. Толпа ропщет, и я слышу несколько комментариев.
— Меня бы ни за какие деньги не уговорили трахаться с ним, — говорит кто-то.
— Черт, тебе бы даже не пришлось меня уговаривать, — говорит кто-то еще.
— Он, скорее всего, там крупнее любого из наших мужчин, — говорит другой голос.
Джоли проталкивается сквозь толпу и берет меня за руку. Я смотрю на нее, благодарная за любой предлог, чтобы убраться отсюда. Лэйдон тоже протискивается и встает рядом со мной. Он обнимает меня за плечи и начинает преувеличенно размахивать хвостом, отталкивая всех. Он тихо шипит, и я знаю, что это предупреждение, независимо от того, согласны они или нет.