Страшно любимая

— Ладно. Найду, но при одном условии.

— Каком?

— Ты мне расскажешь историю про тысу.

Меня буквально перекосило.

— Откуда ты вообще про неё знаешь?

— Да не знаю я ничего, но Мирта когда-то советовала порасспросить тебя на этот счёт. Сказала, многое пойму.

Поморщившись, я лишь покачала головой.

— Ничего ты не поймёшь. Это просто история из детства. Глупая и печальная.

— Вот и поделишься. Давай так. Пока я ищу требуемое, ты сидишь тут и спокойно доедаешь десерт. Вернусь — расскажешь про тысу.

Возразить он мне не дал. Я только рот открыла, а каха уже и след простыл. И что я ему должна рассказать? Ну, подобрала я на улице тысу. Такую жалкую и драную, что даже мамино сердце дрогнуло, хотя она всегда была против живности в доме. Назвала я найдёныша Чаней, носилась с ней как с писаной торбой.

Со временем клочкастое тельце питомицы покрылось густой розовой шёрсткой, да и коготки отросли. Внешне — милота милотой. У меня от одного взгляда на это чудо слёзы умиления на глаза наворачивались.

Вообще, тыса — скотинка хоть и не редкая, но довольно дорогая, а я очень быстро поняла, почему она на улице оказалась.

Характер у этой пушистой тварюшки был тот ещё. За полгода, которые я выхаживала Чаню, раз двенадцать втайне от мамы бегала в больницу швы накладывать и заживлять рваные раны, которые питомица мне оставляла в благодарность за любовь и ласку. Сколько было мелких царапин и укусов — и вовсе не сосчитать. При этом маму Чаня не трогала — боялась, будто понимала, кого можно обижать, а кого не стоит.

Впрочем, я никого к строптивой любимице особенно и не подпускала. Сама мыла, вычёсывала, убирала за ней и подпиливала коготки. Почему-то Чаньку я обожала несмотря ни на что. До сих пор как вспомню — аж плакать хочется. И ведь не сказать, что она меня не любила. Любила, и ещё как. Когда я домой из школы возвращалась, тыса чуть не лопалась от радости, носилась по потолку от счастья. Спала исключительно рядом со мной. Стоило задержаться на уроках подольше, выла до хрипоты.

А на седьмой день рождения Мирты я недоследила, и Чанька от души покусала сестрёнку. Что я тогда пережила — не передать. Мама, схватив мелкую в охапку, рванула в больницу. Меня даже отругать толком не успела. А я собрала манатки, посадила тысу в клетку и сбежала из дома. Просто оставить питомицу, зная, что она способна причинить вред членам моей семьи, я не могла, но и выкинуть на улицу тоже духа не хватило. Как бы она выжила там одна? Потому я ушла вместе с ней. Дура. Конечно, меня нашли уже через два дня.

— И что дальше? — подбодрил вернувшийся Улянь, которому я всё это и рассказала.

Пожав плечами, я вперила мутный взгляд в горизонт. До сих пор не могу о тех событиях вспоминать спокойно.

— Мама так за меня перепугалась, что даже против возвращения Чани не возражала совсем, вот только… Я сама отнесла тысу в питомник. Ходила потом к ней каждый день, чистила и кормила бедолагу, а после подрабатывала на рынке, пока не накопила достаточно денег на оплату программы по реабилитации животных для переноса их в естественную среду обитания. Когда тысу увозили, я выла белугой, ногти сгрызла почти до основания. Кровищи было…

Я замолчала, приводя мысли в порядок. Вот же, приспичило желейке докапываться до детских воспоминаний! И сестрёнка хороша — нашла что советовать…

— Сколько тебе тогда было? — задумчиво спросил ках.

— Одиннадцать, — я решительно шмыгнула носом, вздёрнула подбородок и протянула руку. — Головизор давай!

Улянь смотрел странно — внимательно и как будто восхищённо даже, словно и вправду что-то эдакое обо мне понял. Впрочем, это не важно. Главное — напичканную микросхемами и кристаллами коробочку отдал. Где только нашёл так быстро?

Как я наводила шухер на базе Союза, спорила с первым замом отца и довела до нервного тика второго — отдельная песня. Зато в результате я таки прорвалась к родителям и в очередной раз убедилась в собственной дурости. В смысле, оба были живы и довольны как никогда. Вьюнош там или нет, но папенька жену не за ради скандала в спальню затащил, да так там и заперся аж на полторы недели.

Радость от моего визита несколько омрачила супружеский междусобойчик, но не настолько, чтобы погнать некстати нагрянувшую дочурку от брачного ложа поганой метлой. В результате я убедилась, что маму никто не обижал и к батарее не приковывал. Судя по обрывкам шёлкового пояса, завязанного на спинке кровати, кто-то кого-то точно привязывал, но явно не для пыток. Одно хорошо — мы поговорили, хоть и недолго. Плохо другое.

Едва я прервала контакт, головизор снова ожил. И отключить бы его совсем, но я просто не успела, а, услышав знакомый голос, и вовсе выронила. Гаджет со стуком упал и покатился по стеклянному полу.

— Соня!

Передо мной стоял… Рой. Совсем как живой — высокий, сногсшибательно красивый и уже не мой.

Девушки за соседними столиками дружно ахнули и затаили дыхание, но меня это не сильно подбодрило. Синие глаза орлана смотрели пристально и зло, а я всем существом ощущала его обиду и боль, спрятанные за злостью. Пришлось стиснуть зубы и расправить плечи.

— Чего ты хотел?

Он сложил руки на груди и хмыкнул:

— Ты прекрасно знаешь ответ.

— Я уже всё тебе сказала, Рой. Довольно споров. Я не вернусь, и тебе этого не изменить. Забудь и живи счастливо.

— «Счастливо» не получится. Причём, у тебя тоже. Мы — истинная пара. И лишь поэтому в последний раз даже не прошу — умоляю образумиться. Я люблю тебя, ты любишь меня. Всё ещё можно исправить. Только не убегай. Просто посиди пару часиков там, где ты есть и дождись меня. Всё вернётся на круги своя, мы будем вместе — ты и я.

Может статься, я бы поверила. Хотя бы потому, что очень хотела верить, но… Брошенный им в сторону каха мимолётный взгляд был полон откровенной ненависти и обещал… не знаю что именно, но точно ничего хорошего. Поэтому я отрицательно мотнула головой и пошла отключать злосчастный головизор, который откатился довольно далеко, аж к соседнему столику. Почти дотянулась до гаджета, когда Рой крикнул:

— Стой! Пожалуйста, не глупи!

Я обернулась. Лицо голограммы исказила неприятная болезненная гримаса.

— Соня, ты не осознаёшь происходящего. У меня кроме всего прочего есть долг перед семьёй и народом. Если сейчас сбежишь, я не смогу ничего сделать.

— В каком смысле? — насторожилась я.

— Если тебя не будет рядом, не смогу доказать семье, что ты моя истинная. В этом случае мне найдут другую невесту, — он опустил руки и нервно повёл крыльями. — Уже нашли.

На секунду сердце в груди заледенело, но кое-как забилось вновь, не позволив своей хозяйке позорно упасть в обморок.

— Надо же, как быстро, — с деланной небрежностью фыркнула. — Дочь главы Союза орланам уже не так уж и нужна?

— Я упустил тебя, — с горечью пояснил Рой. — Не смог удержать, не оправдал надежды семьи и лишился её доверия. Теперь тебя будут искать другие, а я… мне… Соня, никто не верит, что истинная вот так покинула свою пару. Но мы-то с тобой знаем! Нам вера ни к чему. Подожди совсем чуть-чуть. Я уже лечу к тебе.

— Не стоит утруждаться, — отрицательно мотнула головой. — Не успеешь. Мне правда очень жаль. Я не доверяю тебе и точно знаю, что ты способен причинить вред моим близким. Любовь — это конечно здорово, но её одной недостаточно. Прости, если сможешь, и будь счастлив.

И, глядя прямо в тёмно-синие глаза орлана, я решительно отключила головизор.

— Ну и дура, — послышалось из-за спины.

Даже оборачиваться не стала. Думаю, сейчас не только сидящие за соседними столиками девушки, но и весь персонал кафе разделял мнение не сдержавшейся от высказывания посетительницы.

Вернув каху гаджет, я направилась к выходу.

— Пойдём, нам стоит поторопиться.

Звездолёт стартовал, едва челнок оказался в шлюзовой камере. Мирте новости мы пересказали по дороге. Объяснять подробности и растекаться мыслью по древу не пришлось. Сестре хватило краткого изложения фактов. После, когда нырнули в подпространство, прошли дезинфекцию и направлялись в пищеблок, Улянь придержал за локоть в коридоре.