Афрофикшн

– Мы в старших классах практиковались с девочками, – вступает Линда. – Никто не почувствует тебя лучше, чем обладательница клитора и вагины. Зато когда у нас начались отношения с мужчинами, мы уже обладали жесткими критериями оценки их умений.

Общество Линды – как крепкий алкоголь. Сначала им упиваешься, чувствуя себя смелой и развязной, а потом тошно до треска в голове, и думаешь – с ней никогда больше. А потом все по-новой.

– Серьезная конкуренция. Должно быть, немало было разочарований? – предположила я. И добавила: – Мы с девочками практиковали только поцелуи в засос.

– А я на помидоре тренировалась, – подытожила Яна со скорбным видом.

– Растереби уже своего Ники, а то скоро пойдешь в разнос. Невозможно долго прожить с человеком, который не удовлетворяет таких естественных потребностей.

После того как Линда отправляется к своему чемпиону по оральным ласкам Роберту, а Яна к консерватору Никите, в разнос ухожу я.

Мне редко кто нравится в барах, но сегодня концентрация одиноких привлекательных мужчин зашкаливает. Один из них просит бармена обновить мне бокал с вином. Я улыбаюсь в ответ, смотрю на его губы, язык и прикидываю насколько умело он способен их использовать.

***

От хандры меня всегда уберегала уверенность в том, что то положение вещей, которое есть сейчас – временное. Что я точно не буду до конца жизни торговать картонными упаковками и писать в стол. Грело ощущение чего-то значимого и глобального там, на горизонте. Но годы летят слишком быстро, а ничего не происходит. После тридцати это ощущается особенно остро. Восемь лет работы в упаковочной компании пролетели незаметно. А за стенами офиса только выходные и вечера, большую часть которых я провожу на диване перед телевизором с бокалом вина или за письменным столом перед компьютером. Что заставило меня пойти на этот компромис и довольствоваться столь малым?

Работа над книгой придает значимости моему существованию. Да, я должна ходить в офис, чтобы обеспечивать себе постоянный доход, но жизнь не вертится вокруг того, чтобы есть, спать, исправно платить коммуналку и выпивать по пятницам в барах, а по выходным иногда ходить по музеям и на бранчи с друзьями. Должно быть что-то еще. Поэтому я пишу книгу. Я выше будничных мелочей. Пока писательство не кормит меня, но когда-нибудь все изменится. Я не просто начну зарабатывать на книгах, но стану значимой фигурой в литературной тусовке. А это значит – приглашения, интервью, выступления, автограф-сессии. Вот тогда-то и заживу. Очень хочется жить, но не получается. Все вокруг оказывается пустым. Или эта пустота внутри меня?

В меланхоличном состоянии меня застает Линда.

– Алло! Кирюнчик! Как догуляла вчера?

– Привет. Уехала сразу после вас, – соврала я.

– Значит, выспалась! – заключила она. – Отлично!

Ну допустим.

– Я видела, ты снова ведешь блог и берешь заказы?

Я правда завела блог. Совершенно безличностный. Для общения с единомышленниками из писательской среды и для поиска клиентов. Я больше не вкладывала деньги в собственное продвижение, не пыталась стать заметной общественности всеми возможными способами. Но по поисковику мелкие заказчики иногда находят меня.

– Да, вернулась к работе с текстами наконец.

– Поздравляю тебя! Я всегда говорила, что твой талант зарывать нельзя!

Линда, правда, не читала моих текстов, ну ладно.

– Спасибо.

– Слушай, я тут сейчас пью кофе с одним человеком…

Я посмотрела на время. Одиннадцать. А она уже на встрече. Как так умудряется? Всегда в движении, всегда общается с кем-то.

– Он депутат от нашего северного округа. Так вот у него очень интересная биография, – Линда отвлекается на секунду. – А да. Путь. У него интересный путь. Он был предпринимателем, госслужащим, даже мастером спорта… Ага, да… – она благодарит подсказчика. – В общем, он хочет написать книгу, и ему нужен этот, как называется…

– Райтер, – подсказываю я.

– Точно. Он сам не справится. Сочинения в школе плохо писал, – прыснула она.

– Понятно.

– Но он хочет, чтобы авторство оставалось за ним.

– Естественно.

– Может быть, в книге будут упомянуты другие деятели. С ними тоже нужно будет проводить интервью. Я сразу подумала о тебе. Ты бы взялась? Сколько это может стоить?

Вот оно. Крупный текстовый проект. Общение с успешными интересными людьми. Дополнительный заработок. А по итогу, свое дело, может быть, даже агентство. Свободный график.

– Ты знаешь. Мне интересно. Я бы попробовала. Правда, опыта такого у меня пока нет, поэтому цена будет ниже рынка. Но в любом случае нужно провести собеседование, чтобы понять, сработаемся ли мы.

В теории я представляю, как работают райтеры, или, как их чаще называют, гострайтеры – от английского «ghost». Приведение, эфемерное существо, которое никто не видит. Оно незримо присутствует за плечом того, кто называет себя автором книги, но именно оно, это приведение, обращает мысли автора в литературную форму.

Я слышала, что если автор оказывается незаурядной личностью с богатым жизненным опытом и историей успеха, то работа может получиться очень увлекательной. Конечно, я уже предвижу и громадную ответственность и стресс – все-таки это работа с людьми – но загораюсь идеей.

Вечером того же дня я встречаюсь с депутатом в его офисе. Его зовут Роман Корасев, и он сходу начинает рассказывать мне почему и как давно работает без выходных. Я слушаю его местами путаную речь, но идея стать настоящим гострайтером настолько поглотила меня за последние часы, что даже если бы он говорил по-китайски, я бы убедила себя, что мне все понятно и с этим материалом можно работать.

В целом он славный малый. Много инициативы, свежих мыслей, рвения. Я бы даже проголосовала за него.
      Окончательно меня убеждает аванс, который падает на мою карту до того, как я успеваю распрощаться с депутатом.

Зайдя домой я сбрасываю туфли и сумку на ходу, кидаю ключи на комод у входной двери и сажусь за ноутбук. Нужно набросать план, идеи, как-то систематизировать все, что он сегодня мне наговорил.

Чтобы заработать такую сумму, мне обычно нужно написать четыре или пять статей или других небольших текстов. И с каждым клиентом нужно все обговорить, установить контакт, каждому угодить. Это настолько выматывает, что полученные копейки за работу не приносят удовлетворения.

Конечно же, я тревожусь, что не смогу на должном уровне реализовать задумку Романа, но нужно пробовать, нужно отработать аванс и получить следующий.

Я уже два часа не отрываюсь от компьютера, и в какой-то момент мне становится жарко. Я накидываю пальто, достаю из верхнего ящика комода сигареты, беру телефон, ключи и выхожу во двор.

Очень теплый октябрьский вечер. Судя по количеству машин во дворе, многие решили провести выходные загородом. Я занимаю одну из лавочек напротив детской площадки и с удовольствием закуриваю. Вдруг откуда ни возьмись появляется не в меру активная детвора лет четырех-пяти в сопровождении мамочек, косящихся на меня с явным неодобрением. Дети начинают кругами бегать около меня, врываясь в дымовое облако от сигареты. Мамочки не выдерживают и бросают в мою сторону что-то насчет детской площадки. Я закипаю. Хочется сказать им, что этот двор не только для тех, кто обзавелся потомством и решил выгуливать его круглосуточно, к тому же горки и качели совсем в другой стороне. Но я молча встаю и отсаживаюсь на самую дальнюю лавочку. На задворки, туда, где привыкла отсиживаться по жизни.

Дети давно не вызывают у меня трепета. Они раздражают не меньше, чем я их мам со своей сигаретой. Беспардонные и шумные. Совершенно не приспособленные для общественных мест. Эти мамочки, выводя своих чад в свет, перекладывают с себя ответственность на тех, кто не подписывался на умиления их отпрысками.

Исключения составляют моя племянница и дети некоторых подруг. Когда-то я относилась к рождению этих маленьких людей, как к великому таинству и привыкла относиться к ним по-особенному. Нет, мне не стыдно. Я знаю, что никто не любит чужих детей.