Страница 38 из 67
Она приняли из его рук не только банки, но и дружескую улыбку. Он был более мягок, стал добрее. Видимо, успокоился, собрав все свои проблемы в одной комнате. Точнее — на кухне.
— Я могу тебе их доверить?
— Конечно!
— Разогрей нашу еду, пожалуйста, а я пока пойду, еще кое-что заберу.
И, уйдя по-английски, растворился в конце коридора.
Глава 13
Слава покинул квартиру, оставив Дашу один на один с Рыжим. Конечно, преимущество на её стороне — острый нож против связанных рук за спиной. Да и куда ему деваться с подводной лодки — вокруг вода простиралась до самого горизонта, а через пару дней “волна”, как крышка гроба из цельного дуба, накроет весь город. Даша могла стать тем самым гвоздём для Рыжего, но не хотела.
Она ставит увесистые консервные банки на пол возле своих ног.
Если стоять, прижимая их к груди — будет не удобно отбиваться ножом от агрессивно настроенного мужика, пытающегося тебя убить. Конечно, эти банки можно будет кинуть ему в лицо, но ведь можно и промахнуться. Нет, пусть лучше постоят у ног.
Даша пристально смотрит бородатому в висок. Сжимает нож. Большим пальцем медленно водит по рукояти, мысленно настраивая себя на то, что всё будет хорошо — сегодня больше никто не умрёт. Рукоять еще не успела нагреться и стать липкой от пота. Сжимать её приятно. Чувствуется сила и уверенность даруемая этим предметом.
Даша ощущает приток энергии так же явственно, как тепло за спиной.
Маленький костерок, в котором догорают обои, страницы из пошлого журнала и куски стола, своим химическим шипением просил добавки.
Не выпуская Рыжего из поле зрения, Даша начинает собирать с пола остатки обоев. Доламывает стол, помогая себе ножом. Пробует сковырнуть сохранившийся подоконник, но вовремя понимает, что это пластик, и где-то, в глубине души, проклинает всех жильцов этого дома, решивших установить у себя стеклопакет, а не оставить старые советские окна.
Швыряет всё в костёр.
Скомканная страница пошлого журнала смотрит на Дашу с мокрого пола. Медленно впитывая воду набухает, начинает распрямляться. Двигает валяющиеся вокруг обои. Те обои двигают другие, а те, другие, двигают еще другие, заставляя бумажный ковёр шевелиться. Всё это напоминает труп уличной кошки, шкура которой ходит волнами из-за тысячи опарышей, пожирающих её изнутри.
Даша это замечает.
Присаживается рядом.
Протягивает руку.
Поднимает скомканный листок, и, от возникшего вдруг любопытства, распрямляет. На глянцевой странице, испещрённой не одним десятком мелких изломов и загибов, отчётливо читается пикантный заголовок:
“Я отсосала у него под водой!”
А мне сделали искусственное дыхание под водой, с ухмылкой на лице вспоминает Даша, обрести жизнь куда приятнее! Затем листок принимает форму бейсбольного меча и отправляется в огонь.
Отпраздновав точное попадание, Даша начинает высматривает новые пикантные подробности на полу, но замечает, как кустистая рыжая борода, похожая на старый советский веник, медленно поворачивается в её сторону. Прозрачные бусинки срываются с веника и падают на пол.
Кап.
Кап.
Кап.
Рыжий хлопает глазами, дергает ртом. На лбу блестят капли. То ли пот, то ли всё те же прозрачные бусинки, успевшие накапать целую лужу под его ногами.
И как она могла забыть, что она не одна. Сразу же представила, как он ухмыльнулся, увидев в её руках неприличный листок. Срамота…
Да пусть думает, что хочет! Я тут главная! И громко шмыгнула носом.
Как же тут воняет…
Запах тухлой воды вырывался из холодильника и смешивался с горячим запахом жжёной смолы, которой обильно пропитывали изделия из ДСП. Запах детства — спичкой поджигаем пластилин и вдыхаем обжигающий аромат. Даша сделал еще один глубокий вдох, чтобы наверняка погрузиться в детство, но что-то не получилось.
Закинув в пламя очередной обрывок ушедшей эпохи, она внимательно наблюдает, как спиралька чёрного дыма вырывается из языка пламени и коптит стену. Подкладывает еще кусок, и новая спираль рисует свой узор на бетонном холсте. Когда костёр догорит, неизвестный художник успеет изрисовать всю стену своими чёрными мазками, даря возможность погрузиться в столь недалёкие времена, когда можно было наслаждаться живописью в любой квартире.
Рыжий что-то промычал. Испугавшись, Даша резко дёрнулась, выставив перед собой нож.
Как глупо. Стоило ей отвлечься на пару секунд, и уже любой шорох мог напугать. Она разозлилась на саму себя, но больше всего её разозлила улыбка Рыжего, выступившая сквозь густые заросли на загорелом лице. Вроде, он ей даже подмигнул.
Его потрескавшиеся губы, с отслоившейся тонкой кожей, как обрывок целлофана, шелохнулись. Он что-то ей сказал, но Даша не обращает внимание. Она мнит себя глухонемой — так проще. Она это знает, потому что уже сталкивалась с подобным. Только заговори с ним, и он сразу определит по твоей интонации в каком эмоциональном состоянии ты прибываешь. Страх, злость, возбуждение, ненависть — всё это с легкостью отразиться на твоём языке, если ты начнёшь им неумело дёргать.
Даша взглянула на нож и подумала, как жаль, что он не может говорить вместо неё.
Рыжий продолжил говорить, прося Дашу ослабить верёвки. Он уже не мог шевелить пальцами. Испытывал болезненные ощущения и умолял её, хоть как-то облегчить его муки.
Она посмотрела на него, провела пальцами по вздувшейся щеке и холодно заулыбалась.
Намёк более чем понятный. Стиснув зубы, Рыжий опустил голову. Обиделся, как избалованное дитя.
Когда подкидывать в костёр больше ничего не осталась, Даша решила, что пришло время разогреть еду.
Вытащила решётку из холодильника, положила на костёр. Взяв банку, упёрла кончик лезвия в её борт и ударила ладонью по рукоятке ножа.
Раздался глухой звук.
Даша заметила, как дёрнулся Рыжий. Боится. Неизвестность его пугала. Еще бы, как тут не испугаться, когда ты стоишь на коленях, со связанными руками за спиной. Всех твоих друзей убили, а самого тебя поймали, как мелкую рыбёшку.
Открыв вторую банку, Даша поставила их на решётку. Ногой поддела болтающуюся дверцу холодильника и с грохотом её захлопнула. Рыжий снова дёрнулся, покосился на Дашу и обнаружил, что она сидит возле него на дверце холодильника.
— Отпусти меня, — прохрипел он.
Не-а, подумала Даша, никуда я тебя не отпущу. Сейчас Слава вернётся, и ты всё нам расскажешь.
Когда жир в банках закипел, на кухню влетел Слава.
Даша обрадовалась, как маленькая девочка, спрыгнула с холодильника и заулыбалась. Славино лицо по-прежнему выражало пустоту, усталость. Только теперь усталость была куда заметней. Его грудь тяжело вздымалась и также тяжело опускалась.
Учуяв аромат мяса, Слава закрыл глаза и глубоко вдохнул.
Женская ладонь указывала в угол.
Увидев две почерневшие от копоти банки, Слава довольно кивнул. Ну хоть как-то получилось нарисовать на его лице улыбку, обрадовалась про себя Даша.
— На, держи, — буркнул он, протягивая ей бутылку воды.
Достал ложку из кармана и тоже ей протянул. Но самое любопытное он держал под мышкой. Что-то крупное, скрученное как коврик.
— Что это? — спросила Даша.
Довольным тоном он ответил:
— Твой гидрокостюм.
— Мой? И где ты его взял?
— Купил! — и прошёл мимо.
Возле стены, где ранее валялся стол, Слава расстелил Дашин гидрокостюм, как стелют коврики питомцам. Вытащил банки из огня. Кряхтя, стараясь ничего не уронить, уселся с краю “коврика”.
— Ну, что встала? — устало протянул Слава, — Садись! — и вмазал пятернёй по костюму, приглашая её сесть.
— Свято место пусто не бывает! — задёрнув подол плаща, Даша плюхнулась рядом. Облокотилась о стену и разом выдохнула из себя всю усталость, накопившуюся за день.
Стянув одну перчатку, Слава протянул её Даше.
— Зачем? — спросила она.
— Чтобы есть, — и ладонью, на которой была надета перчатка, взялся за раскалённую банку.