Страница 2 из 5
Бе же близ града того езеро велико, и родисе у езере том пронырливы змей…
…сии речь дьявол кровопивец, его же величество неудобь сказати, его, да иже с яростию исходяще вон из воды свистанием великим, тогда людие не могоша терпети грозы его, страшны бо бе. Яко из него, егда же из езера исходяще, пущая грозный яд с пламенем огненым, пожирая множества народа града того…
… Злый же змий грядый, аки гора велика, яко волны вышибая на брег, разверзе челюсти своя, аки пропасть – хотяше пожрети святаго <…> проклятый же свився и наложи язык свой, яко стрелу остру, и яда наполни уста своя, и прыскнув на святаго…
…от пламеньнаго възрения его и злодохновенья пары и страшнаго зеяния его всяко спроста ослепляшеся естьство, ни стрела бо частых и гордых чешюи его прикасашеся…
…губительный си зверь от сраженья вод предних же, хоботом его бьемых, от дыма ноздрьнаго и от пары изригаемо и от верзенаго оного гортани его, и от искрометною оною очию, и от оного ужасънаго и злаго взора его <…> въздвиг китовьскую его и неутомленую главу на въздух и многотяжкую его шию, яко комару велику и высоку, възнесе и зинув велми, яко пропастью…
Собственно, борьба Георгия с драконом не совсем настоящая, это символ. Но многоликий чудовищный образ зла в виде змея для составителей разных редакций этой легенды явно очень привлекателен: они его исследуют, уточняют, подбирают к нему новые сравнения. И если момент схватки с чудовищем не так уж интересен (обычно дракон укрощается чудесным образом, без применения особой силы со стороны героя), то сам змей интересен весьма. На изображениях он размещается под копытами всадника очень аккуратно – так, чтобы можно было рассмотреть во всех изгибах его змеящееся тело, – а тонкий волосок копья, символическое оружие Георгия, не заслоняет собой чудовище. Еще один известный тип изображения – вместе с царевной, «змей на веревочке»: чудовище, связанное пояском, выводится на потеху добрым людям. Поводок обычно держит сама героиня. Униженный дракон ходит «на персех и чревы» – то есть пресмыкается, ползает, как библейский змей-искуситель. Согласно средневековым толкованиям Библии (основанным на тексте Быт. 3:14), змея была лишена ног за пособничество дьяволу после грехопадения, тогда как «нормальный» вид змеи – именно с лапками, как у дракона. Реально существующие «гады» – черепахи, ящерицы, в том числе даже хамелеоны – осознавались в средневековой культуре как змеи с некоторыми дополнениями: например, с крышкой панциря на спине, – ну а наличие ног у всех этих представителей «рода ехиднина» вполне естественно.
Змий на поясе царевны. Икона «чудо Георгия о змие», нач. XVII в.
Еще одним драконоборцем неожиданно оказался предводитель аргонавтов Ясон. На миниатюрах Лицевого летописного свода Ивана Грозного (XVI в.) дракон с длинной верхней губой и торчащим языком изображается несколько раз, встреча с ним является едва ли не главным испытанием героя. Согласно более известной нам античной версии, Ясон должен был вспахать поле, укротив ужасных огнедышащих быков (или волов – халкотавров царя Ээта). А затем его задачей было справиться с воинами, появившимися из чудесных семян – зубов дракона, поверженного раньше другим героем, Кадмом. Про Кадма на Руси становится известно гораздо позже. В XVIII в. издается гравюра со сценой появления воинов из зубов дракона. На ней можно видеть, как Кадм по совету Аполлона бросает в почву последний зуб, а успевшие вылезти из-под земли богатыри уже вовсю воюют между собой в другой части картинки. Из современных энциклопедий по античной мифологии можно узнать, что часть этих волшебных зубов достается и Ясону в качестве испытания.
Кадм и зубы дракона. «Овидиевы фигуры», XVII в.
Но древнерусский Ясон получает сразу после халкотавров живого дракона, «чешуею грозна», да и златорунный баран тоже попадает к аргонавтам вовсе не в виде шкуры, что можно видеть на иллюстрации из Лицевого летописного свода. Откуда это взялось? Дело в том, что истории о приключениях большинства античных персонажей приходят к нам не напрямую из древнегреческих или древнеримских сочинений. Не стоит думать, что Античность попала на Русь и там, по неведению и небрежности наших предков, совершенно «испортилась». Разноголосица в изложении мифов возникает уже в позднем эллинизме и Римской империи, то есть противоречащие друг другу версии рассказывались разными античными писателями. Затем европейские авторы в период Средневековья собирают доступное им античное наследие (к примеру, Гомер вовсе не был так популярен, как сейчас) и переписывают, пересоздают истории чудовищ и героев, исходя из своих интересов и норм морали. На свет появляются совершенно новые художественные и поучительные тексты с античными образами, известные с древности персонажи меняют характеры и роли. Именно такая переосмысленная Античность приходит на Русь, где, конечно, снова подвергается переработке, чтобы встроиться в новую культуру [13; 75].
Ясон, поразивший дракона. «Овидиевы фигуры», XVII в.
Огнедышащий змей, сопровождающий огнедышащих быков и даже подменяющий их, постепенно рождается из Колхидского дракона – сторожа золотого руна – или пораженного Гераклом стоглавого змея Ладона. В западноевропейских сочинениях и на гравюрах с Ясоном живой дракон присутствует постоянно. Мотив борьбы со змеем в Средневековье становится устойчивым обозначением противостояния дьяволу, ну а чудесный овен довольно удачно соотносится с Агнцем Господним, так что в Европе в образе аргонавтов стали изображать рыцарей, апостолов и вообще ищущих спасения христиан [85: 205].
И все-таки русские мастера-миниатюристы уделяют этому дракону гораздо больше внимания, чем того требует текст. Змей появляется на шести миниатюрах подряд. На двух он свился, словно затаившись, ожидая своей очереди (Ясон тем временем укрощает волов), на трех развернулся и атакует, на последней попирается героем.
…Язон скоро и смело приходит ко змию. Его же егда же змей к себе приходяща возре, многим свистанием и велиим гласом и грозным поражая воздух, шум створити и испущая дымные пламени, ближней воздух теплым разжиганием и очервлением красит.
Испытания Ясона. Лицевой летописный свод, XVI в.
Этот же змей Ясона потом попадает в очень интересное русское сочинение «Книга естествословная» (XVIII в.). Рассказывая об огромных огнедышащих быках с медными ногами, автор прибавляет к ним в качестве сторожа змея, который еще и свистит смертоносно, что само по себе и не ново для русских змеев. И быки, и змей, как и подобает чудовищам, прежде всего сторожат сокровище (руно), как было и с Колхидским драконом. Испытания же со вспахиванием и засеванием поля здесь отходят на второй план, потому что автора «Книги естествословной» вообще не очень интересуют античные герои.
…еще с ними и змий стрег или дракон превеликий, которой такожде изо уст своих испущал великое пламя, к тому ж имел глас престрашнаго свисту, от коего умирало всякое животно…