Путь с войны

Ветров положил перед Колупаевым фотографию белокурой немки.

– А сержант Кириллов эту фройляйн для чего использовал? – полковник брезгливо тронул снимок карандашом. – Ну и дальше, дальше.

– Бардина, понятно в розыск, ориентировки дали, примерный круг поиска очертили. Но ведь опасность, что задержат его как дезертира, морду разобьют, могут и шлепнуть, а вещи разберут. И плакала наша карточка.

– Так куда этот косоглазый делся?

– А хер пойми, товарищ полковник, доложу я вам. Сказал, война кончилась, значит, я пошел домой. И вроде ушел. Ну, водки пожрал с мужиками, конечно, и ауфвидерзейн.

– Может он на Запад метнулся? С информацией такой.

– Маловероятно, – мотнул головой Ветров. – Тем более о том, что именно на фото он не понимает. Да и вообще он такой… патриот. Всю войну ныл, хочу домой, в Сибирь, на Алтай. Кому-то Сибирь – ссылка и каторга, а кому-то земля родная. Мы отработаем, конечно, вариант с союзниками…

– Бывшими.

– Вариант с бывшими союзниками, – поправился майор. – Но повторюсь, это маловероятно. Иван Матвеевич! Да если бы просто поймать дезертира! Но надо же аккуратно. Фотокарточка! Единственная ниточка. Кириллов на допросе вспомнил, что на том снимке, который он Бардину отдал, с оборота цифры были с кружочками. Думаю координаты. Поэтому… – тут Ветров махнул рукой. – Может он выбросил давно этот снимок, шансы мизерные. Но без вариантов, только вся и ставка на узкопленочного. И надо так, чтобы вроде исподволь. А у меня – дуболомы.

Колупаев самодовольно откинулся в кресле.

– Я об этом подумал, подумал, – полковник взглянул на наручные часы. – Без одной минуты.

– И что?

Колупаев не ответил, показал на дверь. Майор тоже стал смотреть на закрытые створки – одна широкая, то есть основная, другая узкая, открывается в редких случаях, чтобы, например, мебель занести. Вот же немчура! Все у них продумано.

Все продумано, да ошиблись, что на нас поперли. А как в тридцать девятом было прекрасно, перспективно: Польшу распилили, Прибалтику, Румынию. Надо было вместе Англию гасить. Так и думали – в союзе с Рейхом разбиваем британских либералов и на тебе: социализм во всей Европе. А уж там национал-социализм или советский социализм, это тонкости. Потом бы по-тихому Гитлера свергли, поставили Тельмана. И пошла перманентная! Как мечтал Лев Давидович… Минута вроде прошла?

Дверь распахнулась, на пороге появился мужчина в штатском. Средних лет, волос к волосу причесан, в темном костюме в тонкую полоску, в руке шляпа – вы подумайте! Шляпа! – в другой руке командирский планшет. Но больше всего Ветрова поразили стрелки на брюках гостя – прямые и острые, хоть яблоко режь.

Шляпа посмотрел на Ветрова и дернул бровью. Потом перевел взгляд на Колупаева и сказал с ленцой:

– Товарищ полковник, капитан Загорский по вашему прибыл.

Слово «приказанию» пришедший пропустил.

Колупаев спрятал бусы под стол.

Здравствуй, Ростислав Васильевич, – полковник встал, пожал руку Загорскому. – Это майор Ветров, будете работать вместе.

Загорский раздавил руку майора, присел, небрежно бросил шляпу на стол, расстегнул ремешок планшета.

– Чаю? – предложил Колупаев, капитан жестом отказался. – Тогда к делу, к делу. М-м, с чего бы начать? Вам известно, конечно, что фашисты вывозили с оккупированных территорий Союза культурно-исторические ценности.

– Конечно, – с едва уловимой насмешкой сказал Загорский. А Ветров подумал: что тут смешного? Или он про Матвеича, который собирает здесь свою личную коллекцию?

– Один частный случай в этом ключе. Для экспертизы вывозимых шедевров был привлечен искусствовед профессор Райнхард Шиммер. Как установлено, умер в сорок третьем. Инсульт. Да и возраст. Но установлено, что он неоднократно выезжал в командировку в район Ленинграда, откуда немцы вывезли большое количество предметов старины, музейных экспонатов. Впоследствии данные предметы были немцами спрятаны. Предположительно на территории Восточной Пруссии, но это пока предположительно. Шиммер мог бы указать достоверно, но, как я сказал, умер в сорок третьем. Была у него ассистентка. Это выяснилось в результате кропотливой оперативной работы, – тут полковник глотнул воды из стакана, а Ветров еле удержался от улыбки. – Агнет Швайнбахер. Жила она здесь, был у нее жених – Йохан Айхенвальд, он расстрелян гитлеровцами как дезертир. Установлено, что девка тоже того. Погибла, – Колупаев сладострастно улыбнулся. – Ребята перестарались. Вы понимаете, Ростислав Васильевич.

– Не понимаю, – отрезал Загорский.

Колупаев и Ветров переглянулись, обоим стало неловко.

– В общем… хм, никого, кто бы знал нахождение схрона, в живых нет, – продолжил полковник. – Или не выявлены, работа в этом направлении продолжается. Но дело в следующем. Эта фроляйн, ассистентка, пишет своему жениху письмо, которое попало к нам, а в письме говорится, что если ты, милый Йохан, попадешь к русским в плен, тебя может спасти информация о местонахождении похищенных из Ленинграда ценностей. Для пущей убедительности она делает фотографические снимки со свежей газетой, на которых, на обратной стороне рисует план подземелья. Товарищ майор, покажите.

Ветров передал Загорскому фотографию, изъятую у Кириллова. Загорский сначала рассматривал девушку, сказав вполголоса: «буржуазная женщина не может заменить мужчину…, кто смотрит на нее с вожделением, уже прелюбодействует в сердце. Симпатичная швабка».

– Почему швабка? – поинтересовался Ветров.

– Интуитивно, – Загорский перевернул снимок. – А это значит план подвала. И зачем в таком случае понадобился я?

– Так не понятно!.. – выкрикнул было Ветров. – Извините.

– Не понятно, где находится сам подземный склад, – мягко сказал Колупаев. – К письму прилагались три фотокарточки. На одной – их семейные дела, это мы нашли. На второй, это вторая у вас. А третья утрачена. Взял ее боец, который пропал, с большой долей вероятности дезертировал. Товарищ майор, прошу.

Ветров на память рассказал содержание характеристики Бардина Ырысту Танышевича, тысяча девятьсот четырнадцатого года рождения. Уроженец Бийского уезда Томской губернии, ныне – Ойротская автономная область Алтайского края. Учился сначала в национальной школе, потом переведен в школу-интернат для одаренных детей. Высшее образование, Томский университет, сдал кандидатский минимум, но защитить ученую степень не удалось, потому как историко-архивная научная дисциплина отменена за ненадобностью, в связи с тем, что появился Краткий курс истории ВКПб. С 1936–го Бардин школьный учитель в городе Ойтрот-Тура, потом специалист комитета по культуре и образованию горисполкома, кандидат в члены ВКП(б). Далее, заместитель председателя указанного комитета – нормальная такая номенклатурная должность, а потом фортель! Ырысту Бардин – чабан, то есть пастух, последовательно в Турочакском и Улаганском аймаке Ойротской области. Исключительно по собственному желанию, никто его не гнал. Жена, двое детей. Родители умерли. Есть тетки, которые разъехались кто куда. Дядя по отцу, Бардин Эркин Чинатович. Участник первой мировой, кавалер, подъесаул, с июня восемнадцатого служил в Сибирской армии, колчаковского переворота не принял, перешел к красным, но ненадолго, до последнего времени охотник-промысловик. Бардин Ырысту тоже охотник, поэтому был определен в снайперы. В действующей армии с октября сорок первого. Послужной список впечатляет. Награды… впечатляют, неоднократно был представлен к Герою, но каждый раз отклоняли, по причине неблагонадежности. Вел в роте эзотерические разговоры, представлялся наследником шаманского рода, гадал, будущее предсказывал. Часто угадывал. Вот его физиономия, мы размножили.

Загорский взглянул на фотографии Ырысту и протянул:

– Н-нда…

– Согласен, – пожал плечами Ветров. – Качество не очень, но других нет.

– Н-нда-а! То ли казах, то ли узбек, то ли старик, то ли юноша.

– Вот еще бумаги, – спохватился Колупаев. – Посмотрите, Ростислав Васильевич.