Тридцать ударов плетью

Да-да, и ребеночка моего они сохраняют для каких-то своих целей, и меня держат на плаву, только ради второй почки, или возможно, других органов! Эти люди никогда не делают ничего просто так!

– И ты, пользуясь нашей добротой, вероятно, забыла, в качестве кого ты тут находишься!

– Но я не набрасываюсь на людей просто так! Запретите вашему Джамалю приближаться ко мне, и я его пальцем не трону!

Старый лис лишь хмыкает на это, но глаза его остаются серьезными и холодными.

– Джамаль – мой сын, а значит точно такой же хозяин, как и я! И ты обязана ему подчиняться!

– Значит, ему можно угрожая мне ножом насиловать меня, когда захочется?

– Джамаль – парень молодой, горячий, а ты девушка красивая, вернее женщина уже. Чего тебе терять? Будь поласковее с ним, и вероятно, принуждать тебя угрозами и с ножом у горла, он не будет!

Джамаль ухмыляется точно голодная гиена около аппетитной падали. Ему сейчас выдали карт-бланш на меня, на мое тело. А я ничего не могу поделать с этим…

– Но только после того как Лале окончательно полегчает! – Ашотджан кидает предупредительный взгляд на сына.

Вот тебе зараза! Получай гранату! Я с трудом удерживаюсь от ухмылки.

– До этого момента трогать Алину, запрещаю!

Рожа Джамаля немного подсдувается. Он мечет в меня ненавистный взгляд.

– Алина. Но тебе я попытку убийства своего единственного сына просто так не прощу. Я определил тебе наказание. Тридцать ударов плетью.

Они что, совсем обалдели? Это что за средневековье такое?! И разве соизмерима плата за нарушение? Царапина ножом, против полноценной порки? Видимо, на моем лице красноречиво отражается весь ужас ситуации, поэтому Ашотджан решает пояснить:

– Сейчас ты слишком слабая для наказания. Я разрешаю отложить его, до того момента, когда ты немного восстановишься.

– Вы издеваетесь? Меня беременную стегать будете?

– У нас нет цели тебя убить. Лишь наказать. Я сам решу, когда ты будешь к нему готова!

– Но…

– Без «но»! Ты сама вынудила меня так поступить. Возможно, я был слишком добр к тебе до этого. И это моя ошибка, относиться к тебе по-отечески. Но это лишь потому, что верю, что Азамату ты не изменяла. Поверь мне, если бы я был уверен, что ты шлюха, у меня было бы к тебе совершенно другое отношение!

Глава 5

Прошло уже несколько дней. Все это время я пролежала под капельницей. Молодой врач с той частной клиники, где я лишилась почки, пряча от меня глаза за очками с сильными диоптриями осматривал мой шрам, обрабатывал его, и заклеивал по-новой. Ставил мне капельницу. Колол какие-то антибиотики.

Меня кормили и поили. Водили в душ, в один из номеров на втором этаже. Никто не трогал. И это радовало неимоверно! К исходу третьих суток, я чувствую себя лучше. Видимо у меня молодой и очень сильный организм, раз заживает все, как на кошке.

Что меня действительно омрачает, так это то, что я не вижу больше Льва с того утра. Наверно, его не пускают ко мне, а может, он больше не хочет меня видеть. Ну, зачем ему такая проблемная девушка? Да, я ношу ребенка от него, но он не желал его! Не планировал. И вообще, мужчины относятся к детям по-другому, чем женщины. Да он может заиметь ребенка от любой нормальной здоровой девушки, зачем ему я?!

А потом я вспоминаю его слова, его обещания, его слово мужчины, данное мне, и интуитивно чувствую, что нет. Он не бросит нас с малышом в этом подвале. Своим женский предчувствием я понимаю, что он борется за меня, просто соперники сильнее, враги коварнее…

– Я выйду, продышусь, Алин! – кидает мне Бычара, нормально все с тобой? За полчаса ничего не случится?

– Иди. – с огромной завистью отвечаю ему… сейчас бы тоже на свежий воздух. Хоть на пять минут! Но у меня нет такой роскоши.

– Если будешь хорошо себя вести, сникерс принесу, – вдруг улыбается мне Бычара, а я понимаю, что скорее всего он идет тра*аться с какой-то девкой, с той, что переписывается по телефону все время.

Бычару можно понять, молодой здоровый мужик, а вынужден день и ночь сторожить меня, аки пес на цепи. Да и куда я денусь из клетки? Ну, разве что мне может стать хуже и тогда некому будет вызвать доктора.

– Иди, со мной все хорошо! – отпускаю его.

– Ты – прелесть Алин! – его глаза светятся таким счастьем, что мне становится не по себе.

Ну вот теперь в подвале я совершенно одна. Пришел бы сейчас Лев! Знал бы, что мой конвоир убежит на свидание, и… и что? Что бы он сделал? Вытащил меня отсюда? Выкрал? Да нет, конечно! Если бы и помог мне сбежать, то только до ближайшего охранника! Вернее до его пули. Поэтому, не надо искушать судьбу!

Лев… при мысли о нем, о его прикосновениях, у меня все сладостно сжимается внутри. Я видела его всего три раза, и за все это время он не сделал мне ничего плохого! А в последнюю нашу встречу, даже спас от Джамаля. Ведь не дай он мне этот нож, шакаленок бы изнасиловал меня, без сомнения!

А как он прикасался к моим волосам! Обнимал меня! Он даже пахнет, как настоящий мужчина! Азамат никогда не вызывал у меня бури, подобного всплеска гормонов, как это смог сделать Лев за какие-то считанные мгновения.

Замечтавшись, дотрагиваюсь до своих губ. Он целовал их в уголок, куда затекали мои слезы. Приласкал самый краешек, прямо как я сейчас, повторяя его движения.

Интересно, каким любовником бы он был? Наверняка чутким! И страстным! И искренним! Не то, что все эти уроды… моя рука тянется вниз…

***

Лев… его образ полностью заполняет собой все мои мысли. Он сильный, я просто уверенна в этом. Он целовал бы меня глубоко, завоевывая мои губы, мой рот постепенно, заполнял бы своим языком, утверждая свои права на меня. Его мощное тело властно бы прижимало меня к себе и я бы чувствовала всю силу его желания…

В какой-то момент ему захочется большего и он с моих губ соскользнет ниже, приникнет к пульсирующей жилке на шее, зацеловывая, зализывая ее, так остро и эротично покалывая нежную кожу своей щетиной…

От жарких фантазий меня саму обдает жаром. Уже не могу спокойно дышать и лежать спокойно, тоже не могу. Моя рука тянется прямо вниз, под одеяло, к изнывающим, налившимся, точно спелые вишенки соскам. Я сжимаю их, и закусываю губу, чтобы из моей груди не вырвался стон.

Да, Так бы Лев и сделал. Несмотря на весь свой грубый брутальный вид, с моей грудью он был бы осторожен. Он приникнет к соску, и будет целовать его, остро дотрагиваться языком, пить его вкус, а я вцеплюсь в его короткий волос, чтобы ласкать, поощрять его движения. А потом он проделает то же самое со вторым соском, чтобы внизу у меня намокло все окончательно, готовое принять его огромную длину.

В какой-то момент он привстанет надо мною, чтобы снять с себя футболку. Его чистый мускусный запах затуманит мое сознание, а я потянусь потрогать его раскаченную грудную клетку, поросшую темным волосом. Руки у Льва огромные, заросшие, значит и ТАМ все должно быть таким, с мужской брутальной растительностью.

Я бы не спешила. Я бы изучала каждую мышцу его тела, ласкала бы, гладила этого огромного, опасного с врагами, но ласкового со своими, особенно с девушками, зверя. В какой-то момент ему бы захотелось еще большего. Тогда он, вновь приникнув к моим соскам и согрев их дыханием, насладившись их твердостью и упругостью, прочертил бы поцелуями дорожку вниз. Он бы щекотал нежную кожу живота своим дыханием и растительностью, а я бы покрывалась мурашками все это время. А потом бы он отодвинул резинку моих трусиков, прямо как я сейчас. Приспустил бы их вниз, а потом и вовсе бы снял.

Он бы приласкал мои бедра, там, где кожа очень нежная и чувствительная. Моя рука вместо него проводит по бархатной коже… Как давно ее никто не ласкал! Я занималась кое-чем подобным, когда еще жила в доме Азамата, а тут в плену, мне было не до самоудовлетворения. Но сегодня, а особенно с образом Льва в мыслях мне остро не хватает разрядки. Я просто умру без нее. И я позволяю своим пальцам дотронуться до сочащихся складочек.