Страница 16 из 110
Глава 4
4.
Проснулся я от холода — весной по утрам свежо. Клацнув зубами, приподнял голову. Спал я на чей-то сермяге, под головой — седло. Кто и как меня уложил, помнилось смутно. Последний стакан был лишним. Голова, впрочем, не болела, но во рту наблюдался сушняк. Не беда. Ночью не зарезали — то счастье. А ведь могли…
Я сел и осмотрелся. Рядом, зарывшись в сермяги, спали трое возчиков. Четвертый сидел у костра, нахохлившись.
— Кинрек? Что не спишь?
— Рука болит, господин! — вздохнул он. — К утру начала дергать.
— Посмотрю, — пообещал я. — Вода есть?
— Там, в котле, — указал он. — Я подумал, что вы захотите пить и принес.
Есть же люди! Это не брент… Я встал и проковылял к котлу. Его вдобавок помыли, костел сиял начищенными боками. Я приложился к краю. Вода была холодной и необычайно вкусной. Благодать! Плеснул на руки, затем — на лицо. Вытер их носовым платком и отыскал взглядом рюкзак.
— Показывай руку!
Бинт успел пропитаться кровью, но отодрался легко — Кирек его намочил. При свете костра я рассмотрел рану возчика. Края ее покраснели, ладонь опухла. Воспаление. Пока не гангрена, но все равно плохо. Я порылся в аптечке. Что тут у нас? Анальгин. Древнее и не полезное для здоровья болеутоляющее, зато действенное. Мне всегда помогало. Эритромицин. Надо же, завалялся! Не помню, когда покупал. Как у него со сроком годности? Я поднес блистер ближе к огню. На грани, но годится. Вообще-то, и это говорила мне мать, фармацевтические компании подстраховываются со сроками — указывают их поменьше. Так они избегают проблем, заодно стимулируют людей покупать свежие лекарства. Если хранить правильно, то срок можно продлить.
Я отложил таблетки, достал йод, бинт и салфетки. Кинрек морщился и кряхтел, пока я обрабатывал рану, но вел себя смирно. Я завершил перевязку и ткнул пальцем в бинт.
— Руку не мочить. А еще ею не работать.
— А как же?.. — удивился он.
— У тебя есть семья? Жена, дети?
Он кивнул.
— Что будет с ними, если умрешь?
— Понял, господин! — вздохнул он.
— Повязку будешь менять раз в день. Промывай рану кипяченой водой, бинт тоже кипяти.
Он кивнул.
— А сейчас проглоти и запей!
Я выдавил ему на ладонь по таблетке из блистеров и поднес котел. Он послушно проглотил. Я достал перочинный ножик, он у меня хороший, швейцарский, с большим числом лезвий. Парни в армии подарили, когда получил звание, со значением. Нож — «сержантский». Полезная вещь. Есть пассатижи, отвертки и ножнички. Я отщелкнул их и разрезал блистеры. Начатые половинки вложил возчику в ладонь.
— Пей по таблетке в день. Видел, как я делал? Выдавишь пальцем — и в рот. Обязательно запивай!
— Спаси тебя светлый Моуи, господин!
— Ага, — кивнул я. — Пусть спасет.
Убрав лекарства, я сделал зарядку. Кинрек наблюдал за мной с изумлением. Я взял полотенце и сходил к ручью. Там облился до пояса ледяной водой, растер докрасна кожу. Зубной щетки и пасты не было — не рассчитывал быть в этом мире долго. Ничего, у меня жвачка есть.
Вернувшись к костру, я оделся, отыскал в рюкзаке кусок хлеба и пошел к Буренке. Корова нашлась у кустов. Она лежала и что-то жевала. Увидев меня, встала на ноги. Я протянул ей хлеб. Она сжевала и ткнула рогом — мало.
— Прокурор добавит! — осадил ее. — Не заработала.
Буренка вздохнула, но спорить не стала. Я отвел ее к костру, где оседлал. Кинрек подсказал как. За седлом я примостил переметные сумы — пригодятся.
Тем временем возчики пробудились, и не только они. Лагерь ожил. Я угнездил над костром котел. Вода быстро вскипела — ее мало. Всыпал в котел кофе из разовой упаковки — нашлась в рюкзаке. Кофе, естественно, растворимый, зато с сахаром. Хлеб был, а вот окорок кто-то прибрал. Я не стал проводить розыск — незачем. Перекусил вместе с возчиками. Они ели хлеб и запивали его водой. От кофе отказались. Ну, и правильно, у меня его мало.
— Нужен? — спросил я Дюльку, указав на опустевший котел.
— Да, господин! — просветлел он. Другие возчики смотрели на пацана с завистью. Извините мужики, но котел один.
— Забирай! — сказал я. А что? Я участвовал в битве, могу взять трофей и подарить его по желанию.
Дюлька сунул котел в мешок и утащил к повозке. Пусть радуется…
Спустя полчаса телеги уже катили по дороге. Ехали быстро — спешили домой. К полудню замок показался вдали. Хрымы называли его уважительно — Корун. Почти коронный!
Замок… Я представлял его, как в кино. Каменные стены с зубцами, высокие башни. Внутри обязательный донжон. Счас! Замок брента представлял собой вал с частоколом. Стен никаких. У вала — ров, сухой и не сильно глубокий. Короче, загон для скота.
Подъемного моста не было. Ворота — с деревянными створками. При нашем приближении они поползли в стороны. Мы въехали внутрь, я огляделся. Посреди круглой площади стоял дом. Два этажа, узкие окна со ставнями. Бойницы, а не окна. Крыша низкая, укрыта дранкой. Справа у вала — длинное здание. Казарма, или помещение для слуг. Слева — сараи или конюшни. Коней, впрочем, здесь нет, значит, хлев. Вдали вроде кузня. Не замок, а хутор, причем, не слишком большой.
Нас встретили воины и слуги. Забрали быков брента и увели их хлев. Слуги стали разгружать повозки, им помогали возчики. Барахло частью тащили в сарай, частью — в дом. Двое слуг побежали к трофейному стаду — осталось за валом. Брент, Мюи и все воины ушли в дом. Слуги бегали. Работа кипела, никому не было дела до меня. Я слез с Буренки и стал ждать.
Наконец ко мне подбежал какой-то пузан. Я видел его с Клаем. Пузан ушел с брентом в дом, и появился снова. На нем был какой-то длиннополый кафтан и шапка вроде берета.
— Купец Гош? — спросил он.
Я подтвердил.
— Я кмит брента Кухай. Господин повелел заплатить за нир. Вот! — он протянул кожаный мешок. — Здесь сто золотых.
В другой ситуации я бы не стал, но после всего… Я развязал кожаный ремешок и стал считать монеты, бросая их в рюкзак. Отдельные пробовал на зуб. Кмит воспринял это спокойно.
— Все правильно, — подтвердил я, завершив счет.
— Тогда я пошел.