Страница 8 из 8
Надо сказать, что в ГДР я оказался спустя всего лишь десять с небольшим лет после окончания Войны .Ее последствия еще были наглядны. Несколько повзраслев и набравшись малого жизненного опыта, я увидал, что между нашими людьми и «демократическими» немцами никакой взаимной любви не существует, и ее и не может существовать. Да и особой дружбы тоже. Основания для этого были слишком зыбкие. Но предпринимались натужные идеологические усилия .внедрить во что бы то ни стало если не взаимную приязнь, то ее видимость в формах организованных общественных мероприятий. На уровне подрастающего поколения это выражалось в посещении немецких детских садов и летних лагерей. А вне официоза немецкие детишки могли гурьбой навалиться на растерявшегося от неожиданности советского подростка и с криками « русиш швайн » спихнуть его с разбитого велосипеда.. Можно допустить, что это были не совсем благополучные дети, местные трудные подростки .Но что это меняет ? Их старшие братья под гитару на мотив « Катюши» распевали : «Ни махорки и не папиросы, ни махорки и не папирос.» Лагерный фольклор их отцов.и дедов. Ничто не могло быть забыто . А советская детвора швыряла камни в , стекла кирхи, стоящей вплотную к забору военного городка. .
Фамилия моего друга, с которым я сейчас провожу время с рассказами, Захаров. Об этом можно запросто догадаться. У него конечно есть и имя. Его зовут Александр. Но с детских лет для меня он Захарик. Пусть таким и остается. Зачем теперь что-то менять. Мою почти уникальную фамилию вы знаете. Насчет уникальности я конечно пошутил. Она встречается, но не часто.. В школе помимо понятной уязвимости моя фамилия имела одно неоспоримое преимущество просто в силу своей запоминаемости. В одной из средних школ, в которой мне довелось учиться, преподавала учительница математики по фамилии Лисова. Она странным образам, что никак не сочеталось с преподаваемым ей предметом, никак не могла запомнить фамидии некоторых учеников. Например фамилию моего соседа по парте Крутилин как только она не искажала. Он был у нее и Крутилов, и Кутилов, и Утилов, и даже Вертелов. Это доводило моего одноклассника до белого каления. Он краснел, надувал щеки и даже осмеливался поправлять педагога. Но его эмоции результата не улучшали. То ли дело моя собственная фамилия. Ее никто никогда не путал и не искажал. Это было невозможно. Такая вот привилегия. . . , . . .
. Мои предки по мужской линии вплоть до третьго колена не были связаны с крестьянским трудом. Прадед Михаил имел кустарную слесарную мастерскую, где лудил, клепал и паял. Мать отца вышла из небогатой купеческой среды города Лебедяни. Окончив женскую прогимназию, она получила право работать учительницей младших классов, чем она и зарабатывала на жизнь, рано потеряв и мать, и отца. О своей бабушке по линии матери я уже рассказывал. Могу добавить, что обстоятельства ее появления сразу после революции в Москве остаются для меня темными . Приехала, мол, и все. Представляю как это было сложно в ту пору, особенно, одинокой молодой женщине. Конечно ей помогли. Но кто это был ? Имя этого человека было ей до конца жизни сохранено в тайне. Даже от родной дочери. По некоторым оброненным фразам можно было заключить, что этот человек был большевиком, инвалидом без одной ноги, вызванным на работу в Москву. Он и дал ей рекомендацию в партию. В столице она занималась разной непритязательной работой, не требующей специальных знаний и квалификации. Пока наконец не укоренилась в области общепита и не поднялась по профсоюзной лестнице этого профиля. Все благодаря своему трудолюбию, добросовестности и уважения окружающих. Попробуй в наше время достичь профессиональных высот, не будучи отягощен вагоном подобающих дипломов и аттестатов. Ни добросовестность, ни трудолюбие вряд ли помогут. Такое вот было время.
Кто-то может вообразить, что коль скоро я ношу такую фамилию, то сам по себе этот факт является многозначительным и это не может не возлагать на меня особой миссии, не воплотить во мне черт «любимца муз». Это полная чушь ! На самом деле это не значит ровным счетом ничего. Хотя в юном возрасте, подобно многим другим сверстникам , я грешил стихоплетством, о чем расскажу позже, но я даже и в мыслях не допускал, что из этого может выйти что-то путное .Редкие приступы творческого зуда не смогли убедить меня самого в том, что здесь блестит искра моего истинного призвания. А вот стихи и прозу своего великого тезки я любил читать с детства, предпочитая все то, что не входило в школьную программу. И вот, что я думаю. Если бы его жизнь не прервала злодейская пуля, дальнейшее творчество Пушкина пошло бы по пути большой прозы. И это было бы великолепно, гораздо выше по мастерству «Повестей Белкина» и даже «Капитанской дочки». Это были бы сюжетные повести и романы из национальной истории. С Загоскиным не сравнимые.
По правде говоря, весомость своей фамилии я стал сознавать только тогда, когда в школе стали изучать произведения моего великого тезки. Начали не обидно подтрунивать одноклассники. А когда на уроке я читал вслух что-нибудь из его поэзии и забывал следующую строку или запинался, то учительница со смешком замечала – « Что же ты подводишь своего предка ! ». Носитель такой фамилии имел определенную обязанность и должен был соответствовать если не образу, то содержанию наследия Александра Сергеевича.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.