Из жизни Пушкина

Владимир Путилин

Из жизни Пушкина

«Жить – вот мое занятие и мое искусство».

Мишель Монтень «Об упражнении. Опыты»

Книга вторая.

Сначала надо представиться, а потом и все объяснить.

Меня зовут Захарик. Так меня всегда звал Вовик. Когда-то давно мы придумали себе такие имена и остались с ними на всю жизнь друг для друга. Для других мы конечно Захар и Владимир, но это только для других. Нам теперь, а мы ровесники, уже не по двенадцать лет, когда мы впервые, московские школьники, встретили друг друга, но по-прежнему наши имена для нас остались такими же, с возрастом для нас мало что изменилось. Точнее для меня. А Вовик… Вовик, к моему великому огорчению, в последние несколько лет стал сильно сдавать. Сказалась долгая изнурительная и бесплодная борьба с самим собой, тяжелые людские потери в его ближайшем окружении и моральные травмы. Короче, внезапно я стал непосредственным свидетелем быстро и неизбежно проступающих признаков у моего друга известной болезни: он стал повторяться, перескакивать с одного на другое и забывать то, о чем говорил всего несколько минут назад. Что может быть более удручающим! Слава богу, что признаков синильности у него я не замечал.Однако Вовик сам все эти изменения, отчасти уже произошедшие и происходящие внутри себя как-то постепенно осознал и нельзя сказать, что принял их как должное, но метод борьбы с опасностью впадения в маразм он избрал без врачебной и моей подсказки самостоятельно. Однажды, лежа на любимом диване, он тихо сказал мне: « Давай ворошить прошлое. Я буду диктовать все, что вспомню на твой диктофон. Все подряд, как придется, все мелочи, всю бытовую и прочую ерунду. Пока смогу вспоминать. А ты потом послушаешь и явный бред сотрешь. И если после этого останется что-нибудь стоящее, то ты это как-нибудь скомпонуй и покажи. Сначала мне, если я до этого доживу, а там сам сообразишь кому или просто оставишь себе на память». Я должен пояснить почему мы с другом выбрали именно такой способ взаимодействия, а не какой-то другой. Я по професси врач-офтальмолог. Всю жизнь проработал в области глазных болезней – катаракта, отслоение сетчатки, глаукома и т. д. Так вот – у Вовика прогрессирующая глаукома, он теряет зрение. Писать он конечно может – со зрением эта способность впрямую не связана , а вот читать ему становится все труднее. Наговорить слова машинке, а потом все это прослушать = что может быть проще. И не только для него. Вот поэтому мы и решили действовать именно так.

Так потихоньку и появился этот текст – плод наших посиделок с моим другом Вовиком. Это не факты из жизни великого человека или участника великих исторических событий, не летопись научных или жизненных свершений. Это – некоторые фрагменты из жизни моего друга, который, наговаривая слова на диктофон, надеялся таким образом отсрочить свой уход из жизни, ничего никому не доказывая и не стараясь объясниться с живыми, которые его когда-то может быть не так поняли. Одни с возрастом заводят собаку или кошку, другие рассаду и семена, чтобы с приходом ве сны погрузиться в дачные заботы, ходят по толкучкам, нянчат внуков, если они у них есть. Да мало ли чем можно заняться, коротая свою старость и неприкаянность. Он же избрал наименее эмоционально насыщенный и менее затратный способ расходования своего времени, напрягая остатки памяти, как надежный, по его мнению, инструмент борьбы с подступающим недугом. Должен здесь заметить, что никому кроме меня Вовик вряд ли мог доверить свои воспоминания. Объяснение здесь очень простое – ни родных, ни людей более близких, чем я, у него к этому времени уже не осталось. Другой весьма важный момент – моя исключительная ответственность и добросовестность. Конечно, если я за что-то берусь без принуждения. В противном случае, скрывать не буду, моя ответст венность может быть несколько размыта. Но если я за что-то берусь, особенно, если того требуют обстоятельства, то для меня дело приобретает характер партийного поручения. Да, я не стыжусь такого сравнения. Но вряд ли теперь многие это поймут.

Скажу пару слов о себе Оба моих родителя приехали покорять Москву по комсомольской линии из города Плеса на Волге и достигли сравнительно больших комсомольских и партийных высот. Осели и обжились в Москве. Я учился в школе вместе с Вовиком в одном классе, но после ее окончания наши пути кардинально разошлись. Я избрал профессию врача-офтальмолога, а Вовик – профессию экономиста, чего я никогда не мог понять, зная его гуманитарные наклонности.. Ведь именно благодаря ему пристрастился к чтению, музыке и всякому другому гуманитарному багажу, а также к совершению время от времени разных нестандартных поступков. Завел семью, а теперь, уйдя на пенси ю, занимаюсь,собственно, как многие, мелким бизнесом ( хотя словом «бизнес» назвать это трудно – создаю на компьютере этикетки для очковых оправ – почти по специальности) только для того, чтобы чем-то заниматься. Ну а кроме этого, вот, хожу к Вовику, который живет один, почти анахоретом. Так вот, я провел некоторую работу по устранению из записей разных междометий и восклицаний, больших отступлений от основной нити повествования, наших с ним возникающих по ходу диалогов и даже споров в отношении к трактовке некоторых событий или обстоятельств. Может быть ( я думаю задним числом) и не стоило уж очень сильно стараться, может быть надо было оставить что-нибудь от эмоциональной окраски монолога Вовика, а то местами получилось несколько суховато. Черт его знает! Я – то думал, что главное придерживаться той правды, которую доверял диктофону мой друг, а лишнее (под лишним я понимал все, что было не главным на мой собственный взгляд) надо убрать. Вроде убрал.

По большому счету я взялся за это дело, потому что считаю своего друга не совсем обычным человеком. Он оригинален. Нет, он вовсе не чудак в обычном представлении, не полусумасшедший, а именно оргинал. И был он таким всегда. Какие же я могу привести примеры – спросите вы. Примеров этому множество. – при желании вы найдете их в повествовании. Но это все мелочи по сравнению с тем как он обошелся со своей карьерой. С его слов я знаю о нескольких случаях, когда он пошел на ее сознательное разрушение.То есть сознательно совершал такие поступки, которые были совершенно недопустимы с точки зрения советского бюрократического аппарата. Это не были неконтролируемые импульсивные акты. Он явно расчитывал увидеть воочию непосредственные итоги своих действий, чтобы убедиться в своей эффективности как менеджера судьбы. Ему это было интересно. Я думаю, что в этом проявлялось искренннее любопытство ко всяким жизненным проявлениям и коллизиям и одновременно его высокомерие. Не скрывалось ли в таком, мягко говоря неординарном поведении, презрение к окружающей его толпе советских чиновников? Очень может быть.

Любому, кто отважится прочесть этот текст сразу станет ясно, что это не роман, где развивается сюжет, бушуют конфликты действующих лиц, там и сям разбросаны красочные метафоры и пейзажи, в общем действуют законы жанра. Это и не мемуары в чистом виде.Хотя здесь есть и то, и другое, и третье. Можно даже рискнуть сказать, что это некий детектив, главный герой которого пытается что-то поймать, не сознавая сам, что это его судьба. В этом смысле жизнь каждого человека – своего рода детектив. Нет, это все-таки что-то совсем другое. А что конкретно – мне самому не очень понятно. Пусть заключение вынесет все тот же отважный читатель. А в целом получилось небольшое собрание фрагментов жизни, отрывки из жизнеописания одного из представителей поколения 70-х годов, но не поколения шестидесятников со спорами физиков и лириков. Сейчас скажу что-то умное. Это, другое, наше поколение, прожило свою самую плодотворную часть жизни – от 20 до 40 лет при т.н. «развитом социализме», на эпоху которого приходится и конец оттепели, и застой, и промежуток между ними. Двойственность самоощущения, проявившаяся в период нашего взросления, привела к переоценке ценностей и, не побоюсь этого сказать, к формированию большого скептицизма и даже цинизма. Впрочем, не столь демонстративных. . , . Не знаю,право, кому все это будет интересно. Может быть найдется несколько человек, которые жили в то же время и которым рассказанное напомнит кое-что из прожитой ими жизни. А напомнит ли ? Мы все-таки росли все разными, хоть объединяла нас одна страна. Все, о чем речь пойдет ниже, даже если я не буду прямо упомянут, все равно касается лично меня. Я всему свидетель. Или непосредственно, или косвенно. Итак, слово Вовику…