Однажды…

Ты проходишь в деле под псевдонимом “Арарат”, – продолжил Расулов. – Армянское обозначение была придумано, чтобы сбить с толку “следопытов”. Предположат, что ты, вероятно, бакинский армянин. Потому между твоим личным делом и делом “Возмездия” можно сказать нет завязки.

– Что конкретно указано в личном деле? – я немного воспринял духом.

– Есть скупо составленная справка за подписью командира о том, что некто Рафаэль Гусейнов, такого-то г. р., проживающий по адресу и прочее, военнослужащий ОБСН дал согласие сотрудничать с разведывательной службой ГШ ВС Азербайджана. И что, якобы, убийство тобою гизира Бахтиярова и в связи с этим выдвинутое следствием убойное обвинение – это разработка Военной разведки с целью ввода тебя в Москве в среду лиц армянской национальности для выполнения особо важного задания. И все.

– Конечно, при скрупулезном изучения твоей персоны и всех обстоятельств дела “Возмездие”, тебя допустимо идентифицировать с “Араратом”, – после паузы добавила Наиля. – Достаточно работать по место жительству и выяснить историю ваших взаимоотношений с Манучаровыми. И то, что в Москве этот “Арарат” взаимодействовал со мной, то есть, с ключевым свидетелем по делу Бахтиярова…

– Не трусите, – перебил Расулов. – В этом еще могло разобраться МНБ. Особисты – эта новая организация, не вполне устоявшаяся. И многих набрали по протекции.

Кстати, чекисты блестяще провели операцию “Возмездие”. Практически никто из предателей не смог уйти от правосудия. Также удачно были накрыты все приграничные и прочие точки “русских” исламистов…

Я улыбнулся, вспомнив свои мытарства в Балаканах, озабоченное лицо старого аварца.

– Да, ты не в курсе, боец, который был ранен гранатой несколько дней назад на дагестанской границе, выжил?

– Увы, нет… – Наиля озабоченно. – Откуда информация?

– Бедный Рамазан…

– Слушай, кто такой Рамазан? Я долго буду терпеть этот кроссворд? – разозлился Расулов.

– Так, я не понял, – пропустив мимо реплику Расулова, я вновь спросил, – по операции “Возмездие” вы взаимодействовали с МНБ?

– Ну да. Это с подачи военного руководства. Хотя у нашего министерства, мягко говоря, не ахти какие дружеские отношения и с МНБ, Особое Управление оно вовсе не терпит. Командир был только рад такому выбору. Поскольку нам важен был результат, а не склоки силовых структур. Он не был уверен, что особисты справились бы с задачей. Вот еще почему те так рьяно взялись за нашу службу, когда представился случай. Мстят, что мы такое лакомое дело чекистам передали…

– Всех не обобщай, – перебила Наиля. – Там есть нормальные парни.

Я, по существу. Даже если не удастся предъявить Военной разведке подрывную деятельность, найдут, что пришить.

– Какие конкретно по мне зацепки?

– Тут можно только пофантазировать, – после паузы ответила Саламова. – Документы в деле оформлены с нарушениями. Даже твой выкуп у ментов был произведен в частном порядке, то есть не был взаимодействован финотдел. На многие мероприятия были получены просто устное согласие руководства – они не были документально санкционированы. Думаю, Первого отстранили в период следствия, он не выходит на связь. И министра, видимо, прижали – он странно не реагирует…

Теперь основной аспект. Бабаев-Бабаян – прототип Спартака Манучарова в справках указывается очень состоятельным субъектом с широкими связами со спецслужбами противника. Так что, при желании можно нас подозревать в заинтересованности. Если тебя все-таки смогут идентифицировать с Араратом, ты, женившись на племяннице армянского олигарха, превращаешься в основного фигуранта. Всем же нам в целом могут инкриминировать банальное сотрудничество с противником на материальной основе. Тут как нельзя придется и фактор армянской бабушки Адылова. Это уже для общественности. Мол, смотрите, враг добрался до самого сердца.

– А успех в операции “Возмездие”?

– Дело в том, что у нас не было серьезного фактического материала, кроме признания на кассете Мансурова и наших собственных справок-отчетов по этому делу. МНБ практически взяло предателей на пушку, спровоцировав их давать признательные показания, в том числе друг против друга. Так что при желании можно подвести эту операцию к преднамеренному сливу малозначимой агентуры, с целью раскручивания более значимой, то есть нас…

– Тут я не согласен, – Расулов. – Мы ни в какую не идем в сравнение с теми арестованными предателями, работающими на российское ГРУ.

– Допустим обвинения, предъявленные командиру и Адылову, развалятся в суде, – подумав, согласилась Наиля, – но наши “нефтяники” к тому времени спрячут все концы деятельности. Если арестантов не ликвидируют во время следствия, то выпустят их не меньше, чем через год морально сломленными, психически и физически нездоровыми. Репутации будут подпорчены, так что вряд ли кто их всерьез воспримет, если даже останутся силы и желания для реабилитационных мероприятий.

– Как я понял, ты скрываешься? – я обратился к Наиле и получил утвердительный кивок. – Тогда кто контролирует моих родителей?

– Врачам заплатили, они трясутся над ними как над младенцами. Навещают родственники, соседи. Каждый день приходят твои тети. Только последние сутки Мехди отсутствовал. Ждали тебя.

– Выходит, мое появление в больнице небезопасно?

– Сам подумай, любой, даже самый бездарь опер, получив твое личное дело, почему-то строго засекреченное, будет пробивать тебя по месту жительства. Выяснится, что отец твой смертельно болен, лежит в Семашко7… Усекаешь? Где должен находится любящий сын?.. Но тебя нет. Будут копать дальше. Выйдут на нас. Ведь первое время, когда еще не произошли эти события, мы из больницы не вылезали. И командир приходил, лично общался с медперсоналом, предупреждал об ответственности. Отсюда вывод. Контора держит ситуацию под контролем. Вернее держала. А ты можешь появиться в любое время.

– Я… должен быть рядом… – у меня вновь в горле запершило. Чтобы скрыть состояние, отвернулся к окну, засмотрелся на унылый пейзаж – без снега, с сухими, серыми деревьями вдоль дороги.

– Мы это предвидели… – Наиля протянула мне паспорт со знакомой, все еще советской обложкой. Я перелистал. Молодой человек с короткой прической и серьезным взглядом.

– …Это очередной призывник-дезертир. Он чем-то похож на тебя.

– Что-то есть.

– Мы положим тебя в больницу. Войдешь к родителям ночью. На всякий случай голову забинтуем. Впрочем, уши и так тебя основательно изменили. Постарайся маму не вспугнуть. Она сейчас…

– Спасибо, Наиля…

Я представил беспомощных родителей. Каждого, по-своему.

– …Каков план действий? Как собираетесь спасти ваших товарищей?

– Наших товарищей… – мстительно поправил Расулов, подруливая машину к обочине, к небольшому дорожному кафе. – Самый твой дельный вопрос, который мы обсудим после завтрака. Тут такой воздух, что можно проглотить целого барашка…

– Кто крышует нефтетрафик? – я задал последний вопрос, перед тем как вышли из машины.

Мне ответили…

– Только не просите назвать его, – Длинный предупредил аудиторию. – Возможно, я скажу только вам, – кивнул он Прилизанному.

– Я догадываюсь, – нехотя пробубнил тот.

– Я время от времени прилетаю сюда и хочу остаться живым. Этот человек в добром здравии и по-прежнему опасен, хотя его полностью изолировали от политики.

Бакинец присвистнул.

– Ну, если изолировали, значит все-таки добрались?.. – это спросила Гюлечка.

– Я лучше продолжу… – добавил Длинный после короткой паузы…

– Помните друга Сабира Ахмедовича, сослуживца по Афгану? Полковник Гаджиев – ну тот, который спас наши подразделения в боях под Хога8, подключив вертушки. Он занимал в Генштабе не последнюю должность, и что для нас существенно, имел родственные отношения с политической верхушкой. Президент же ценил Гаджиева в том числе и как профессионального кадра. Поговаривали, что тот без пяти минут – генерал.

7

больница в Баку им. Н.А. Семашко – Городская клиническая больница № 1. До сих пор в бытовом лексиконе бакинцев – “Семашко”.

8

Хога – село в Физулинском р-не Азерб. См. – “Однажды в Карабахе”, стр. 173 -176