Залим

– То, что у меня все сложилось – лишь моя заслуга. Я не помню, когда я в последний раз спал. С тех пор, как поступил на мед, кажется, этого никогда и не происходило. Я добился всего своим потом и кровью, своим собственным и непосильным трудом, и, поверь, не для того, чтобы твой полоумный папашка снова у меня все отнял. Операция заведомо провальная, я уже тысячу раз тебе говорил, ты просто не хочешь меня слышать.

– Ты не ответил на мой вопрос, – едва слышно прошептала я.

– А почему я, по-твоему, не должен злиться? Почему должен простить его только потому, что сейчас он тяжело болен или несколько лет прошло? – Залим посмотрел на меня, как на маленького ребенка, которому все нужно разжевывать. – Он отнял то, что принадлежало мне, он убил моего, моего, слышишь, ребенка, а я должен ему за это руку пожать, спасибо сказать? Да я плюну в себя в этот момент, поняла? Есть у тебя деньги, готова продать квартиру?

– Допустим.

– Тогда собери их и вези отца в другой город. В другую страну. К любому другому специалисту. К кому угодно, но только не ко мне.

– Нет.

– Что?

– Ты обязан.

– Прости, я не понял?

– Это твой долг. Долг, как врача. Спасать жизни – это твоя работа. – Мне стало страшно после того, как я произнесла последние слова. Залим начал надвигаться на меня, рука, вместе со сжатыми в ней ключами, превратилась в кулак, а взгляд потемнел. – Если ты откажешься, я сообщу в министерство. Напишу жалобу. Пускай разбираются. Это, как и провальная операция, тоже станут пятном на твоей идеальной репутации, разве нет?

– Рада. – Залим произнес мое имя таким тоном, будто это было самым отвратительным, что когда-либо сходило с его уст. – Можешь приставить мне к голове дуло пистолета. Можешь пытать меня. Можешь написать в каждую больницу мира о том, что я самый плохой человек на Земле, но я не стану помогать твоему сволочному отцу. Так понятнее?

Я молча проводила бывшего жениха тяжелым взглядом. Шиков сел в свою дорогущую машину и уехал, даже не обернувшись на меня.

С одной стороны, я понимала его боль. Моя была ничуть не меньше, скорее, наоборот. Но, с другой… отец был единственным, что у меня оставалось. Единственный близкий человек, единственная семья. В нас текла одна кровь, он сделал все, чтобы я не просто жила, нормально росла, получала образование. Он был не худшим родителем в мире, и я попросту не могла сделать вид, что его нет. Не могла поставить точку там, где можно было бороться за его спасение.

Нет, я не верила Залиму. Я знала, что шанс есть, видела это его глазам. Он просто упрямился. Мстил. А я находилась между двух огней. Между двух чертовски упертых мужчин.

Уговорить отца попросить прощения перед «гнусным щенком» не удалось. Он так и заявил, что лучше помрет, но не станет унижаться перед Шиковым. А Залиму было бы мало даже извинений, это я, опять же, поняла по его поведению, по его словам. Он жаждал крови, жаждал отмщения, а я мечтала о спасении.

– Завтра… я попробую завтра.

Еще раз. И еще раз. И еще столько раз, сколько потребуется. Нельзя было сдаваться, нельзя было сидеть, сложа руки, пока родной человек висел на волосок от смерти. Не получилось сегодня, уговорю завтра, не выйдет завтра, значит, послезавтра. Пока не добьюсь своего – не отступлюсь.

Конечно, все это было непросто. Болезнь отца, переезд в его квартиру, отпуск на работе. Последний, к слову, затягивался и шеф уже начинал названивать, спрашивая, когда ждать моего выхода, но как я могла рассказать ему о том, что творилось в моей жизни? Игорь Дмитриевич знал обо всем лишь в общих чертах, а вдаваться в подробности я не видела никакого смысла. Мне мог помочь только один человек, и я не собиралась оставлять его в покое.

Конечно, писать жалобы я тоже не собиралась, это был чистой воды блеф, я не верила, что он сработает, но надеялась. Разумеется, зря. Я не желала портить карьеру бывшему возлюбленному, просто хотела небольшого просвета в своей жизни.

Мой вечер оказался до нельзя примитивным. Я вернулась домой, покормила домашних животных отца, полила любимые цветы, устроила им подкормку, о которой уже два дня без устали говорил отец, отказалась от даже простого ужина в силу отсутствия какого-либо намека на аппетит и завалилась спать в обнимку с Джеком.

Следующий день, по моим ощущениям, должен был пройти точно так же, как и все предыдущие. Ничто не предвещало того, что произойдет сегодня, но судьба никогда не спрашивала разрешения у смертных.

Я собралась и, первым делом, отправилась на местный рынок – купить отцу самых свежих фруктов, а затем, по привычке, в больницу. Но получилось не совсем удачно, по пути в клинику я попала в очень большую пробку, образовавшуюся из-за аварии, и пришла к отцу, только попав на тихий час. Разумеется, никто меня внутрь не пустил, и мне пришлось отправиться коротать время в небольшой скверик, что был на территории больницы.

Чувство голода накрыло меня с головой на второй час сидения возле больницы. Подумав и порешав, я решил ограничиться тем немногим, что нашлось в сумке – плиткой шоколада с цельным орехом.

– Вкусный, да? – я настолько увлеклась поеданием сладости, что не сразу заприметила «гостя» на своей лавочке. Мальчик лет шести-семи. Он кивнул на шоколад, зажатый у меня в руке и обвел сладость таким взглядом, что стало не по себе.

– Хочешь? – Я отломила кусок и протянула мальчику, но он лишь покачал головой. даже отодвинулся от меня. – Что такое?

– Мне не разрешают.

– Кто?

– Родители.

– Шоколад?

– Угу, – он кивнул, с грустью опуская голову.

– Почему? Ты чем-то болеешь?

– Нет. Они говорят, что вредно. Мама кормит только тем, что полезно…

– О… – сочувственно протянула я. Знала я таких вот помешенных на правильном питании. Жалко их было всегда. Но, как говорится, каждый имел право есть то, что ему хотелось. Я никогда не разделала этой моды на вегетерианство или подобных течений. Считала, что есть можно все, только бы в меру. А полезное… ну, что вообще в этом мире было полезного?

– Если я… – Мальчик воровато оглянулся по сторонам, а затем поднял на меня взгляд. – Если я съем, Вы не расскажите родителям?

– Я-то? – Я наклонилась к мальчику, поддерживая заговорческий настрой. – Никогда. Быть стукачом – плохо, – я снова протянула кусочек шоколада. Ребенок еще раз бросил взгляд через плечо, а затем быстро протянул свои ручки к лакомству. Через пару минут им была съедена практически вся плитка.

– Вкусно, – прошептал он, пытаясь слизать лакомство с уголков рта.

– Иди сюда, – я рассмеялась и, достав из сумки влажные салфетки, принялась вытирать мальчишку. – Нужно скрыть следы «преступления», а то нас поймают…

Мы еще какое-то время поговорили с забавным мальчуганом, чьи родители, оказывается, работали в этой больнице, а затем малыш засобирался обратно.

– Может быть, я провожу тебя?

– Нет, я уже большой, я знаю, куда идти, – деловито выдал мальчик, которого, как оказалось, звали Александром.

– Ну, смотрим сам, раз большой, – он покивал и уже совсем скоро отошел, оставляя меня одну. Обычно, мне было сложно общаться с детьми. Каждый, кто мог приходиться одного возраста с моим не рожденным ребенком, вызывал во мне волну боли, которая с годами, почему-то, не притуплялась. Но этот… пока я общалась с ним, я ни разу не подумала о том, что потеряла. Время с этим малышом прошло быстро и, на удивление, хорошо. Жаль, что он так быстро ушел.

Я только успела додумать последнюю мысль, как перед моими глазами предстала ужасающая картина. Огромный внедорожник, прорвав ограждение деревянного шлагбаума, завернул на территорию больницы и понесся дальше. Прямо в ту сторону, где переходил дорогу ребенок, с которым еще пять минут назад мы обсуждали его успехи в футболе.

Время на раздумья не было, машина неслась на высокой скорости и тормозить, кажется, была не намерена. Я бросила все, что было в руках, телефон, пакеты, ключи, и понеслась в сторону ребенка. В какой-то момент я перестала видеть весь окружающий мир, передо мной был только ребенок, к которому я бежала, вытянув руки, а в голове билась только одна мысль – только бы успеть.