Залим

– А ты поверь, – прошипел Шиков, делая шаг мне навстречу. – И, так уж и быть, хорошо, я пойду тебе навстречу. Но при одном маленьком условии, – издевательски протянул он, давая понять, что ничем хорошим это не закончится. – Пускай сам меня попросит об этом.

– Что?

– Ты слышала.

– Ты же знаешь, что отец гордый, он никогда…

– Тогда пускай подыхает, – зло выдохнул Залим. – Либо пусть умоляет, и тогда я подумаю, либо пускай умирает в муках. Меня устроят оба варианта.

Я вернулась домой поздно и была встречена недовольным взглядом умных серых глаз и тоскливым скулежом. После болезни отца, когда он вынужденно оказался в больнице на долгие месяцы, мне пришлось переехать в родную квартиру, в которой когда-то прошло мое детство.

У папы была собака – верная овчарка, кот-шотландец, недовольный кот-шотландец и цветы. Все требовали ухода, внимания и регулярного питания. Чем перевозить их к себе, проще было переехать самой.

В детстве я часто спрашивала, зачем в доме столько живности, а родитель всегда отвечал, что животные, в отличие от людей, не придают, и намного более верные друзья, спутники по жизни. А цветы, в отличие от все тех же людей, не приносят миру вреда, а даруют только пользу. Спустя годы я поняла его разочарование в людском роде.

Сегодня я снова в нем разочаровалась. Да так, что теперь предстояло еще долго отходить.

Нет, я понимала Залима. Понимала его злость. На меня. На папу. На прошлое. На то, что мы делали. На ошибки, которые было невозможно исправить. Но жизнь человека… она ведь была дороже? Можно было продолжать ненавидеть папу и дальше. Можно было проклинать. Можно было даже мстить, строить козни. Но ведь не лишать жизни… Это было слишком, потому что было необратимым. Единственное, что не переиграть. Не изменить.

Я принесла Залиму много боли. Оглядываясь назад, я понимала, что лучше бы нам никогда не встречаться. Тогда жизнь была бы проще. Не было бы израненной и искалеченной души. Не было бы месяцев слез и отчаянного желания умереть. Не было бы затяжной депрессии, которую я долгое время безуспешно пыталась преодолеть. Не было бы загубленной жизни, которая ни в чем не была виновата.

Я бы не принесла столько горя и разочарования Залиму. Впрочем, его жизнь сложилась очень даже неплохо. Действительно, иногда, что не делалось, так все было к лучшему. Я узнавала, что после того, как его выгнали из университета, он два года готовился на поступление в медицинский, куда его изначально не пустили родители. И вот теперь кем он стал. Замечательный врач, к которому выстраивались очереди из благодарных пациентов, снискавший славу отличного хирурга. Да и в личной жизни у Залима все было прекрасно. Пять лет назад он женился, у него подрастал замечательный сын. Я видела фото его супруги в инстаграме.

Помню, как безбожно напилась в тот вечер в ближайшем пабе. Даже спустя столько лет сердце ныло от понимания, что это могла быть наша семья. Это мог быть наш сын. Это мог быть мой ребенок.

В отличие от Залима, моя жизнь была… жалкой. Наверное, ее можно было назвать только жалкой.

Столько воды утекло, а у меня все еще ничего не было.

Никакой личной жизни. Все попытки построить ее обращались в крах и в какой-то момент, несколько лет назад, я махнула на все рукой. Что было толку пытаться строить отношения, если, по сути, я их и не хотела? По крайней мере, мой психолог утверждала именно это. Якобы, мое подсознание не желает видеть меня счастливой. На самом деле, это было не так. Я желала быть счастливой, просто это было уже невозможно.

Никакой карьеры. Заурядный помощник бухгалтера, застрявший на нижней должности на долгие годы и эксплуатируемый своим руководством. Впрочем, я уже давно перестала верить, что меня «вот-вот повысят». В общем-то, и на бухгалтера я пошла учиться только потому, что так велел отец. В арендуемой мной студии половина помещения была забита полотнами. Душа всегда рвалась к кисти, холсту и краскам, но строгий отец даже слышать не захотел о том, чтобы после художественной школы пойти в специальное училище.

Он многое определил в моей жизни. И в какой-то период я его ненавидела. Так люто, так яро, что это грозилось вылиться чем-то в реальный мир. Но потом поняла, что быть родителем непросто. Что он хотел для меня, как лучше. И тогда осталась только боль и выжженная душа и посыпанное пеплом сердце.

Впрочем, возможно, я бы смогла двигаться дальше. Прошло бы какое-то количество лет, и тоска по первой любви меня отпустила бы так же, как злость на отца. Но было одно большое «но». Оно же не давало мне построить семью хоть с кем-то.

Я устало выдохнула, заплетаясь в ванную, едва не валясь с ног. Джек был выгулян, Барсик накормлен любимым паштетом, цветы политы. Настало время «для себя», которое состояло в прохладном душе и нехитром ужине, состоящем из полуфабрикатов из ближайшего магазина.

Я открыла воду, сняла с себя одежду, скидывая ее прямо на пол, но перед тем, как залезть в душевую кабину, на мгновенье бросила взгляд на свое отражение в зеркале. В нем отразилась бледная тень той девушки, в которую когда-то влюбился Залим. Тусклые волосы давно не спадали водопадом до самой поясницы, проще было стричься коротко, по плечи. Никаких аппетитных форм, только кости, которыми я, по словам коллег, «гремела». И плоский живот. Который останется таким навсегда. Я невольно опустила на него руку, сделала вдох. Еще один. Тяжелее предыдущего. Медленно досчитала до десяти, пытаясь успокоиться.

Я запретила себе плакать по этому поводу. Я плакала из-за этого очень долгое время и теперь старалась смириться, отпустить.

Принять мысль, что у меня никогда не будет детей.

– Залим, пожалуйста, давай поговорим.

– Ты теперь уже преследуешь меня? Тебе не кажется, что это слишком? – Залим нахмурился и обвел меня недобрым взглядом.

Да, я осознавала, что преследование – это неправильно. Осознавала, что вряд ли этим чего-то добьюсь, но ничего другого мне не оставалось. Что было делать? Сидеть, сложа руки и смотреть, как отец умирает? Шиков не оставил мне иного выхода, кроме как преследования.

– Если бы был хоть один человек, который мог ему помочь, я бы никогда не потревожила тебя, но ты прекрасно знаешь, что это не так. В нашем городе есть только один специалист… и это ты.

– Я уже сообщил тебе о своем решении. – Залим быстрыми шагами направился к своей машине, оставив меня позади. Рабочий день был окончен, он спешил домой. Наверняка, домой. К семье. Жене, сыну.

Поджидать людей на подземной парковке – попахивало дурным голливудским фильмом, но мне и впрямь больше ничего не оставалось.

– Просто скажи, чего ты хочешь, – я догнала бывшего жениха через несколько секунд. Захлопнула только что открытую им дверь внедорожника и посмотрела прямо в глаза. – Может быть, деньги? У нас есть кое-что, на крайний случай, я могу кредит взять или даже квартиру продать, только назови свои условия.

– Взятку, значит, предлагаешь. – Залим неприятно усмехнулся, покачал головой. – Допустим, я уже не тот нищий оборванец, коим меня считал твой отец-крутой военный, с чего ты решила, что я возьму ваши грязные деньги? – прошипел Шиков. – Да лучше с голоду подохнуть, чем хотя бы притронуться к ним!

Черт, кажется, с каждым словом, с каждой встречей я делала только хуже. Я понимала это, потому что настрой Залима становился все жестче и непримиримее.

– Просто скажи! Скажи мне, что я должна дать тебе, чтобы ты выполнил свой долг и спас моего отца! Скажи!

– А тебе в твою хорошенькую голову не приходила мысль, что, возможно, я хочу, чтобы он сдох? И не просто сдох, а так, в мучениях? – Залим наклонился ко мне ближе, прошипел последние слова, подобно маньяку, а я только и смогла, что отшатнуться от него.

Такого Залима я точно не знала. Мой Залим был добрым, веселым, он никогда не произносил при мне дурных слов, никогда не говорил о других людях плохо.

– Почему? Почему ты так остро реагируешь столько лет спустя? – прохрипела я. – Столько воды утекло, ты стал успешным, у тебя жена, красивая, я видела фото, ребенок, карьера, ездишь на дорогущей машине, при деньгах, тебя все обожают, у тебя все есть, все сложилось, тогда что я вижу сейчас? Почему ты преисполнен ненависти?