Смотри на меня

— Я не хочу уходить, — признаюсь, сжав его свободно лежащую на коленях руку. — Но и обманывать тебя не могу.

Это стыдно. Я настолько полюбила этот волшебный мир и привязалась к одному удивительному мужчине, что уже не представляю, как без них обходиться. От одной только мысли о возвращении к прежней жизни мне становится больно. Все эти годы, с тех пор как пропал Тим, я пыталась привыкнуть к одиночеству, научиться самостоятельности, и, вроде, даже как-то справлялась, но всё равно каждый день продолжала чувствовать в глубине себя холод. Словно в груди, в тенистом уголке моего сердца, всегда лежал снег. А сейчас, здесь, он наконец-то растаял.

Шаррэль поудобнее перехватывает мои пальцы, подносит их к губам и целует каждый по очереди.

— Всё будет хорошо, вот увидишь. Я обо всём позабочусь.

Если бы это было так просто…

— Эй! — он шутливо прикусывает кончик мизинца, и я подскакиваю от неожиданности, разом растеряв весь свой пессимизм. Смеётся. — Разве я тебя хоть раз подводил? Всё наладится. Обещаю… А теперь расскажи же мне, наконец, как ты здесь очутилась!

— Расскажу, — улыбаюсь, видя его неподдельный интерес. — Только сначала… Кто такая Баллай?

— Ну, как всегда! — насмешливо фыркает инкуб. — Сначала спрашиваешь, а уж потом отвечаешь!

— Просто не хочу рисковать…

— Ладно, ладно… Я понимаю. Ты, наверное, не слышала, но в последнее время в разных странах всё чаще стали встречаться необычные люди, утверждающие, что прибыли сюда из другого мира. Они мелькали то там, то здесь, пока не появилась мисс Баллай — весьма амбициозная и энергичная девушка. Месяц назад лэсса как-то пробилась на аудиенцию к императору и с тех пор, пользуясь его покровительством, собирает под своё крыло таких же, как она, попаданцев, активно отстаивая их права. У них даже школа своя есть, чтобы помочь новеньким социализироваться, — он вдруг смеётся. — Знаешь, как её прозвали? Школа нищих попаданцев!

— Вот и не смешно… — ворчу, нахохлившись. — Ты хоть представляешь, как трудно обживаться в другом мире, который совсем не похож на родной?

Шаррэль примирительно касается губами моего виска.

— Не сердись… Официально она называется Аллиремской. Но дело в том, что лэсса Баллай порой излишне настойчива в поиске средств для своих подопечных, «выбивая» их буквально повсюду. Хотя император её и так совсем не обижает.

— И много уже набралось этих переселенцев?

— Насколько я слышал, в империи — чуть больше двухсот.

Двести человек… Я, конечно, рада, что мои соотечественники не скитаются по этому миру нищими и голодными, однако, учитывая, до чего мы довели свой собственный мир, возникают определённые опасения.

— Император ведь не по доброте душевной о них заботится, так?

— Разумеется, — хмыкает инкуб. — Его, как и других правителей, в первую очередь интересуют знания.

Перед моим мысленным взором тут же пугающей вереницей промчались видения машин, самолётов, дымящих заводов, оружия, многоэтажек… Только не это!

— Правда, они не так уж много рассказывают, — добавляет меж тем Шаррэль.

— Почему? — уточняю, не особо веря в людскую сознательность.

Император — абсолютная власть, и если эта власть в обмен на, скажем, принцип работы огнестрельного оружия пообещает какому-нибудь менеджеру, всю жизнь ютившемуся в тесной квартирке, отдать в вечное пользование замок со слугами, не думаю, что тот хоть на минуту задумается, прежде чем согласиться.

А мир необратимо изменится.

— Баллай утверждает, что боги туманят попаданцам память, — Шаррэль проницательно смотрит мне в глаза, будто пытаясь понять, так ли это. — И крайне этим возмущена.

— В каком смысле «туманят»?

Похолодев, торопливо перебираю свои самые ценные воспоминания, но ничего подозрительного не замечаю. Всё, вроде, на месте… Может, мою память не тронули, потому что я — первая, «опытный образец»?

Или я просто забыла, что некоторых частей не хватает?

— Не знаю, — пожимает он плечами. — До меня дошли только слухи… Вас правда перенесла в этот мир лично Эреллин Златокрылая?

— Сложно сказать, — вздыхаю, вспоминая ночь, перевернувшую мою жизнь с ног на голову. — У них там, кажется, проблемы с колесом перерождения, поэтому…

— Подожди, подожди! — обеспокоенно перебивает инкуб, пересаживаясь так, чтобы можно было смотреть в глаза. — Где «там»?

Уверена, он и сам сразу догадался, о чём речь, но всё ещё не может поверить.

— Кхм… — поняв, что случайно выдала то, чего, похоже, до сих пор никто всё-таки не знает, смущённо отвожу взгляд. — А Баллай не рассказывала, зачем мы понадобились?

— Ирочка… — предупреждающе тянет Шаррэль. — Говори, как есть!

— Ладно, — поджимаю я губы. — Ты же никому не расскажешь?

В ответ — тишина.

Не услышав ожидаемого немедленного подтверждения, в первый миг я теряюсь. Но, взглянув на серьёзное лицо сидящего напротив демона, сразу же успокаиваюсь. Он молчит вовсе не из-за того, что собирается предать полученные секреты огласке, а потому, что заранее обдумывает, сможет ли сдержать слово, и это куда лучше скороспелых пустых обещаний.

— Давай, я помогу тебе разрешить эту нравственную дилемму. Даже если все узнают, что случилось, решить проблему божественного уровня мы всё равно не сможем. Боги справятся сами. Так что ты не совершишь ничего плохого, если никому ничего не расскажешь… Впрочем, с Риллдом, наверное, можно и поделиться. Главное, чтобы это не пошло в массы. За такое, боюсь, жрецы никого не похвалят.

— Понимаю…

— Так вот. Суть проблемы в том, что мир потихоньку теряет ушедшие на перерождение души. В последней божественной войне артефакт был повреждён, души стали понемногу просачиваться в другие миры и…

Постойте-ка! А не так ли очутился в нашем мире Тимур?! Мог ли он попасть туда случайно, из-за какой-нибудь небесной неполадки, и просто застрять?

Почему такое простое объяснение до сих пор не приходило мне в голову? Это гораздо вероятнее, чем то, что он жил на два мира, обманывая меня и скрывая этот факт десятилетиями!

— Что такое? — инкуб встревоженно подаётся вперёд.

— Ничего… — отзываюсь рассеянно. — Ничего, просто задумалась.

Тим точно был отсюда! Откуда бы ещё он мог знать местные словечки? Он должен был жить здесь, и потом… Получается, он тоже переродился заново, сохранив старые воспоминания? Так, что ли?

— Значит, появление попаданцев — попытка восстановить баланс? — напоминает о себе Шаррэль.

— Да, — соглашаюсь, с трудом переключившись на новую тему. — Это временная мера, пока артефакт полностью не восстановят.

— Откуда ты это знаешь? — поражается он. — Вам что, всё настолько подробно рассказывали?

Я невольно хмыкаю. Если бы!

— Ну не томи!

— Видишь ли, так уж получилось, что я оказалась первой, кого сюда переселили, и, как это обычно бывает, в процессе возникли некоторые «технические неполадки». Молодой неопытный жрец воплотил меня не в то тело.

Лицо Шаррэля озаряется пониманием:

— Вместо человека — в вампира!

— Да. В нашем мире есть только люди, а он… этот безмозглый нытик перепутал символы! — негодующе срываюсь я под конец. — Представляешь?! Перепутал — и надеялся, что я не замечу! Как можно «не заметить», что тебе внезапно опять десять лет?! Что ты смеёшься? Знаешь, сколько ужасов я передумала, когда проснулась в незнакомом месте и обнаружила, что снова стала ребёнком?

Подрагивая от сдерживаемого смеха, рыжий нелюдь сочувственно прижимает меня к груди.

— Причём не просто ребёнком! — продолжаю, впервые выплёскивая наружу все пережитые тогда эмоции. — Тело выглядело так, словно еды даже не нюхало. Никогда! Глядя на костлявое, плоское и угловатое существо, почему-то отражающееся в зеркале вместо меня, я даже не могла сходу сказать, девочка я теперь или мальчик!

— Вампирята в детстве очень похожи: бледные, тонкие, но постоянно голодные, — усмехается он. — Стало быть, информацией от тебя откупились?

— Скорее, пытались задобрить. Жрецы вошли как раз тогда, когда я была перед зеркалом, и с порога начали рассказывать, как мне повезло… Наивные! Они ещё не знали, что я всё слышала в процессе перерождения!.. Зато быстро поняли, что рассерженный новорождённый вампир с нулевым самоконтролем — не самый адекватный собеседник.