Облако возмездия

Столпившийся вокруг люд захохотал.

– Двуспальная кровать – это мечта! – протянул томный Кристиан Клодница. – Найти себе подружку, и можно не вылезать из нее, пока вагон на ремонте.

– Кого вы имеете в виду – из нее?

– Не надо пошлостей!

– Так Лешику и искать никого не нужно, он уже не один, – заметил Геннадий.

– Смотрите, Лешенька, осторожней! А то ведь, придет серенький волчок и укусит за бочок, – погрозил пальцем Фрэнк. – Волчок к слову, всегда приходит к самым хитрым.

– По этой причине ему никакой зверь не страшен. Можете за него не волноваться.

– Идите к черту, кретины, – заявил Алексей с каменным, хоть и алым лицом. Судя по всему, зубоскальство партнеров его нисколько не задевало.

– Пойдемте, господа, я покажу вам ваши номера, – предложила администратор.

– Обед в два часа, внизу, в ресторане «Витязь!» – объявила Агафья Борисовна. – Приходим самостоятельно.

– Так нас еще и кормить здесь будут? – притворно удивился Клодница.

– А куда деваться? – развел руками Борисфен Нифонтович. – За счет фирмы.

Комнату свою Нетрой, вопреки обыкновению, не осматривал придирчиво. Мельком, заглянул в ванную, сунул сумку в шкаф и успокоился. Впервые за долгие годы, его все устраивало. А верней, ему было все равно. Имелась такая мысль, поработать, и, кстати, давно уже хотелось. И нужно было. Правила «роман в три месяца» никто чай не отменял. Да и как его отменишь, иначе ведь не прожить. Привычка, выработанная годами. Где бы Феликс ни оказывался, в любой ситуации, он всегда использовал каждую свободную минуту, чтобы набрать в редакторе кусок текста. За исключением, естественно, тех отрезков времени, которые отводились на то, чтобы набраться впечатлений – без них ведь тоже не обойтись. Но когда текст печатался, он выстреливался точно из пулемета. И то ведь, чувства, эмоции, образы, слова и фразы должны подаваться бесперебойно, как патроны. Но, похоже, не в этот раз. Здравая мысль вяло шевельнула хвостом и уснула – до более удачных для себя времен. Когда они настанут. Если. Он подошел к окну и, глядя, как мимо по Магистрали проносятся поезда, под аккомпанемент их гудков и грохота, стал предаваться совсем другим размышлениям.

Он думал о том, что точно так же, как и эти поезда, проносится мимо жизнь. Причем, не важно, кем ты себя ощущаешь, сторонним наблюдателем или пассажиром шикарного экспресса. Картинка из окна вроде другая, а итог тот же. Не успеешь оглянуться, как окажешься на полустанке, тихом и заброшенном, затерянном среди туманов. И вот что тогда? Что будешь делать, чувствовать, о чем думать? Кто там тебя встретит? Кого встретишь ты? Такие вопросы он задавал себе в последнее время все чаще. То ли возраст брал свое, все-таки уже совсем не мальчик, то ли смущали душу некие предчувствия. Раньше он от предчувствий отмахивался, а теперь вот, прислушиваться к ним стал, понять желал, для чего ни и на что указывают. Да, знать хотелось, что там, впереди, а соответствующей картинки пока не было.

А еще он подумал, что жизнь устроена все-таки странно, кто бы что ни говорил. Скорей всего, тот, кто утверждает, что жизнь проще соленого огурца, на самом деле ничего не видел, не знает и не понимает. Потому что она, если не закрывать на нее глаза, а, наоборот, смотреть внимательно, всегда преподносит чудеса – не чудеса, но всякие сумасшедшие истории. Вот кто мог знать, что на втором этаже обычного с виду здания скрывается Мань-гора. Да и не то чтобы скрывается – существует. И разве мало, таких домов, по всей Руси раскидано? И не только домов – мест. Сел, городов. Да в любом какая-нибудь чертовщинка творится. Потому как Русь – сказочная, былинная страна. Была такой раньше, есть теперь, и будет всегда.

Он вздохнул от охватившего его чувства. В груди защемило, в глазу защипало. Что за черт? – удивился он собственной чувствительности. Нет, бывало, что и он умилялся всяким там котикам и бантикам, большие люди, как известно, склонны к сантиментам. Но чтобы вот так, по родной стороне затосковать, ощутить ее в себе, как феномен и смысл жизни, это что-то необычное.

Уловив какое-то постороннее движение за спиной, он резко обернулся.

В тесной прихожей, ища выхода, металось какое-то животное, небольшое, размером с кошку или маленькую собаку. Почуяв, что присутствие его раскрыто, а деваться некуда, существо забилось в угол и замерло.

– Ну-ка, ну-ка! – воодушевился Нетрой и, быстро приблизившись к двери, чтобы лучше видеть, включил свет. – Мать честная! – вскричал он, разглядев, кто перед ним. Но для порядка все же спросил: – Ты кто такой?

Прижавшись задом к стене, в прихожей сидела крыса огромных размеров. Ну, как для крысы. А если мерять по кошкам, то вполне себе средняя. Серая шерстка тускло поблескивала, аккуратные треугольные уши прижаты к затылку. Вытянутая морда зверка показалась Нетрою забавной, в целом она была похожа на лицо актера Мкртчяна, помните его нос, огромный, вислый, печальный? Плюс длинные, тоже висячие, усы. Глаза у крысы были абсолютно собачьи, большущие, карие на выкате, и неизбывно грустные. В них собралась, похоже, вся вселенская тоска, какая есть на свете. И еще они свидетельствовали неопровержимо, что крыса все понимает, но, как водится, сказать ничего не может. Неучтенная живность смотрела прямо в глаза Нетрою и мелко била голым хвостом по полу.

– Ты кто такая? – повторил вопрос, изменив на всякий случай указательное местоимение, хозяин, как он считал, номера. Крыса не ответила, но хвостом затарабанила заметно интенсивней. – Уйти хочешь? – спросил Феликс. – Пожалуйста! Он приоткрыл дверь и выжидательно посмотрел на зверя. Тот остался сидеть на месте. – Ладно, – согласился Нетрой, – как хочешь. Но, может быть, тогда ты есть хочешь? Извиняй, друг, в доме шаром покати. Но если ты согласна подождать, я притащу тебе что-нибудь с обеда. Идет?

Крыса в ответ только что не кивнула.

– Вот и хорошо. А мне, кстати, уже пора. В дверях он остановился и, обернувшись, наставил на крысу палец: – Смотри только, не погрызи мне что-нибудь ценное с голодухи. Это понятно?

Нетрой запер номер с крысой внутри и отправился на обед. «Зоошиза какая-то», – идя коридором, бормотал он под нос всплывшее в голове интересное и подходящее к случаю слово. А проходя через холл, увидел, как открылась дверь директорского кабинета в углу за стойкой, и из него вышла высокая, стройная, огненно-рыжая женщина, что называется, пред бальзаковского возраста. Ошеломительно кареглазая, с глазами, напоминавшими светящиеся куски янтаря, и с волосами, собранными на голове в высокую прическу. Красивая, отметил Феликс. Даже легкая россыпь веснушек-конопушек на скулах под глазами ее никак не портила, напротив, прибавляла особого шарма. Вот только что-то, какая-то деталь не то чтобы совсем портила, но как бы смазывала в целом благоприятное впечатление. Лишь оказавшись рядом с ней, наш сетератор уловил, в чем суть, причина этого кажущегося изъяна. Женщина выглядела неуверенной, будто вдруг обнаружила, что находится в незнакомом месте. Вот так, вышла за порог, а там неведомо что. Некая затаенность ощущалась во взоре. Взгляд в себя. Уловив эту уклончивость, постоянно и завороженно будешь следить за ней, поскольку ведь не знаешь, что может за ней последовать. Да, женщина явно переживала о чем-то, может, и сомневалась, а вот в себе только, или во всем на свете – это вопрос.

На ней была строгая, узкая юбка, обвивавшая стройные бедра, и нарядная блузка, а к груди она обеими руками прижимала книгу, как учительница прижимает к себе классный журнал. Но у женщины все же была книга, не журнал, а выражение лица, ее взгляд были такими ищущими, словно ей срочно понадобилось с кем-то поделиться прочитанным и, быть может, заручиться поддержкой. Чем таким она желала поделиться – вопрос еще более интересный, чтобы его выяснить, Нетрой и остановился с ней рядом. Впрочем, не только поэтому. Он вообще не имел такой привычки, проходить мимо красивой отдельно стоящей женщины без того, чтобы не попытаться познакомиться с ней, сблизиться или хотя бы не перекинуться парой слов.