Тафгай.

Глава 21

В десять часов утра, на заводе, предварительно послав подальше надоедливого мастера Ефимку, мы вместе с соседом Василием направились в приёмную директора этого крупнейшего предприятия Ивана Ивановича Киселёва. При этом два обстрелянных в хоккейных баталиях вратарских шлема, предварительно обернув прошлым номером «Советского спорта» мы захватили с собой.

- Сейчас в заводоуправление зайдём, - широко вышагивая, скорее себе проговаривал я. – В директорскую дверь пробьёмся и расскажем наше, точнее твое коммерческое предложение. Такие вопросы надо ставить ребром и решать быстро. А то я эту бюрократию знаю, с ними нужно как в хоккее, сначала впечатываешь в борт, а затем уже бьёшь в челюсть. До них так всегда лучше доходит.

- А если не пустят? – Семенил рядом Василек, неся под мышками оба ценных вратарских шлема, которые издалека напоминали два больших обёрнутых газетой яйца.

- Ясное дело не пустят, - я резко остановился, потому что в голове родилась смелая и рискованная идея. – Ты сейчас главное молчи и ничему не удивляйся. Чуть что скажешь, что видишь мою дебильную физиономию в первый раз в жизни! Ну, как говорится: «К чёрту пух и перо!» Пошли!

В чистеньком коридоре заводоуправления, где работяга в моей тёмно-серой робе выглядел, как раб, случайно заглянувший в жилище плантатора, я почувствовал себя словно голый. А раз так, то я счёл возможным позволить себе любую, даже самую дикую выходку. «На крайний случай, пусть думают, что немного ненормальный», - решил я, входя в приёмную директора горьковского автозавода.

- Здоров! – Гаркнул я опешившей секретарше, женщине в очках лет сорока пяти, одетой в серый деловой костюм. – У себя? – Я кивнул на директорскую дверь с таким видом, что пришёл почти к себе домой.

- Стойте! – Взвизгнула деловая тётушка. – У Иван Иваныча совещание.

- Жаль, хы, хы, хы, придётся прервать, - я скорчил тупое непробиваемое лицо, немного выпучив глаза. – Я ждать не могу, у меня, точнее у него, - я кивнул на Василька, – бомба с часовым механизмом. Хы, хы, хы. Не урони! – Шикнул я на соседа, руки которого принялись вибрировать как старая стиральная машина.

- Туда нельзя, - уже не так уверенно пролепетала секретарша.

«Для плотских утех на директорском столе не годится», - высказался вдруг проснувшийся голос в голове.

- Ну, ты, мать, даёшь, тебе же человеческим языком говорят, бомба с часовым механизмом, открывай, - я решительно попёр на дверь.

Однако деловая помощница директора меня всё же опередила и дверь к ответственному работнику товарищу Киселёву открыла первой.

- Давай за мной, - скомандовал я соседу, который готов был уже всё бросить и бежать, куда глаза глядят. – Здоров, мужики! Хы, хы, хы, - в кабинете действительно совещались трое мужчин.

Кто из них директор я догадался лишь по месту расположения. Ведь лауреат Ленинской и государственной премии, как писала неоднократно многотиражка, сидел там, где и полагается в основании длинного тэобразного стола.

- В чём дело, товарищи?! – Грозно глянул на меня Киселёв.

Монументальная обстановка всего помещения, а именно: красная ковровая дорожка, книжный шкаф во всю стену, портреты Брежнева и Ленина, бархатные шторы, мощный стол и целый ряд тяжелых с кожаной обивкой стульев, буквально всё говорило, что никаких новых идей здесь терпеть не станут. «Тяжёлый случай», - пронеслось в голове.

- Бомба с часовым механизмом, - пройдя на середину кабинета, сказал я, показав рукой на полуживого соседа. – Хы, хы, хы. Да держи крепче! Едрён батон.

- А вы, - директор, нервно ослабил петлю на галстуке и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, - откуда будете, товарищи?

- Да, мы тутошнии, здешние, отсюдошние мы, хы, хы, хы, - я почесал богатырскую грудь своей пятернёй через робу. – Жарко, что ли стало? – Я, улыбнулся во все свои тридцать два пока целых зуба, оглядев встревоженные и мигом покрывшиеся потом лица, всех троих деловых мужчин за столом. – Айн момент, щас окно открою, глотнёте нашего фирменного заводского кислорода! В раз все хвори снимутся, у нас на производстве кислород целебный, вся полезная таблица Менделеева до последнего стронция в него всосана.

Я откинул одну тяжеленную шторину и что есть силы, предварительно сдвинув шпингалет, отварил створку пыльного окна. Судя по треску застывшей краски, его очень давно здесь не открывали, а возможно и вовсе - никогда.

- Лепота, хы, хы, хы, - я вобрал полной грудью вонючий запах, который распространяли заводские трубы. – Пиши директор приказ, а то мне бумажки перебирать здесь с вами некогда, там, в цеху план горит, квартальный!

- Какой ещё приказ? - Немного приободрился директор Киселёв, видя, что я не совсем ещё «поехавший».

Я подошёл к одному товарищу, который сидел ближе всех ко мне и похлопал того по плечу:

- Ты бы друг подвинулся, а то замараю ненароком. Хы, хы, хы.

Незнакомый мне начальник какого-то подразделения, громко икнул, и без возражений мгновенно переместился на пару стульев ближе к выходу. Я же уселся по-хозяйски на нагретый его задницей кожаный стул и скомандовал:

- Пиши, диктую, - затем директору крупнейшего завода страны ткнул я пальцем в фирменный бланк. – Я бы и сам накарябал, но у меня образование всего семь классов, запятые ещё не там поставлю: «Казнить, нельзя помиловать!» Хы, хы, хы. Значит, так. Приказываю создать экспериментальную группу по мелкосерийному производству хоккейных шлемов. Руководителем группы с окладом в триста тридцать рублей, назначить инженера Плотникова Василия Васильевича. Коему в подчинение придать мастера широкого профиля. Желательно не пьющего.

- А кто такой этот Плотников? – Оторвался от написания важной бумажки директор завода и посмотрел на меня. – Он вам родственник?

- Мы все на этой земле братья и сёстры, - я выпучил глаза, как идиот. – По крайней мере, так утверждал Чарльз Дарвин. Вот он, Плотников Василий, - я показал на соседа пальцем. – Разворачивай бомбу!

- Зачем сразу же разворачивать? – Пролепетал вновь сильно вспотевший товарищ Киселёв. – Если хотите, я оклад до четырёхсот рублей увеличу.

- Нам чужого не надо, - я двинул рукой так, как будто мне поднесли стопарь палёной водки, затем встал и подошёл к белому, как мел Васильку, вырвал у него из рук завёрнутый в газету шлем и резко разорвал обёртку. – Это хоккейный шлем, бомба с часовым механизмом. Через год так рванёт! И шведы сюда приедут и финны, и канадцы с американцами потянутся. Это престиж! – Я поднял элемент вратарской защитной амуниции высоко вверх. – Кстати, один экземпляр нужно срочно подарить товарищу Коноваленко, а то у него на лице живого места нет. А без вратаря нам в этом году первенство не взять, снова ЦСКА тарасовский обойдёт. Поэтому чтоб с этим делом, - я постучал по шлему, - без бюрократической волокиты обошлись! Ясно?

- Ху-у-у. Зачем же вы нас тут так напугали? - Встал с кресла директор Иван Иванович Киселев, и, подойдя к графину, прямо из горлышка большими глотками стал пить. – Так бы сразу и сказал, что у вас деловое предложение.

- А я так сразу и сказал, - я тоже сделал пару шагов навстречу к директору и взял из его рук ценный графин, после чего влил в себя минимум грамм двести, а то и двести пятьдесят.

«Прямо как на стрелке в девяностых, когда рэкетиры хотели отжать партию товара, - подумал я, глотая живительную влагу. – Довели суки до нервного истощения! Крючкотворы-бюрократы хреновы!»

- Ну, - я поставил полупустой хрустальный сосуд на стол, - я бы ещё с вами чаю попил, но не могу. У меня в цеху план догорает! И мастер уже весь изошёл на это самое. Ах, да, если чё надо профрезеровать, то вы обращайтесь, свои люди, договоримся! Хы, хы, хы.