Страница 5 из 13
Не думала, что стану библиотекарем, однако ветер перемен всегда прилетает неожиданно и, не спрашивая разрешения, меняет те судьбы, которые ему видятся… скучными? Быть может. Хотя я никогда не страдала от тоски.
На побег из родного села решится далеко не каждая, а я вот собрала вещи и перебралась сюда – в Игнатьевку. Не так уж легко начать новую жизнь после развода в тридцать один год, но я справилась и сейчас ни о чем не жалею. Три месяца я прожила в городе у любимой тети, которая когда-то заменила мне родителей, за это время продала свой дом и купила такой же маленький, но уютный здесь. И с тех пор прошло два года…
«Слишком уж Ленка ровно спину держит, такое чувство, что гордыня ее обуяла», – любимое изречение нашей продавщицы Ольги Тимофеевны обо мне. А если о ком-либо сплетничают, значит, этот человек не пустое место. Он герой дня, месяца или года. Когда я об этом думаю, то еле сдерживаю смех и, направляясь в магазин, нарочно держу спину так, точно тело заковано в пуленепробиваемый корсет. Нет, я не стала в Игнатьевке своей, но сердца главных сплетниц уже не колотятся так часто, когда я появляюсь на горизонте. Мою прежнюю жизнь давным-давно перетерли в пыль, а новая – чиста и буднична.
Когда-то я полагала, что никто не узнает о моем прошлом (до малой родины теперь сто пятьдесят километров), но, похоже, правда и ложь в этом мире переносятся от дома к дому вместе с цветочной пыльцой. Хотя… достаточно какой-нибудь «любопытной Варваре» сделать один звонок, и ваша биография буквально засверкает на солнце. Особенно те ее части, которые хотелось бы скрыть.
Дождь усилился, и я пожалела, что так и не купила кофе. Сейчас он бы наполнил библиотеку ароматом, душу – теплом, и рука сама бы потянулась к Конан Дойлю. И день точно бы стал прекрасным.
Раньше я была учительницей начальных классов, и поэтому самые любимые посетители библиотеки – дети. И если учесть, что они приезжают еще из двух соседних сел, то работы хватает. В мои обязанности входит не только выдача и приемка книг, но и организация творческих занятий, проведение библионочей, презентации к памятным датам и праздникам, классные часы в школе, оформление стендов и выставок… И непогода, кстати, частенько помогает справиться с намеченными делами. Никто не отвлекает.
Дверь хлопнула, я обернулась и замерла, стараясь скрыть удивление. Но не так-то просто было удержать правую бровь, она предательски приподнялась и выдала чувства.
– Я принес книги. Хочу подарить библиотеке… Все равно на чердаке пылятся.
Только один человек на свете мог сделать это во время затяжного ливня – Семен Григорьевич Беляк по прозвищу Колдун. «Ты мимо него лучше не ходи, а то как зыркнет темными глазищами, так болезнь к тебе подлючая и пристанет. Он людей терпеть не может, а уж до чего злой и ядовитый… – рассказывала о Беляке Ольга Тимофеевна и, фыркнув, добавляла: – И принесла же к нам его нелегкая… Не было печали! Живет один и никто-то ему не нужен. Машка года три назад подступиться к нему пыталась. Дура, конечно. А он только щурился и отворачивался. Не такая прынцесса ему нужна! А был бы нормальным мужиком, уже б пироги по утрам с капустой кушал, да ночами к теплому бабьему боку прижимался. И вообще… колдун он чертов, держись от него подальше! Колдун. Тьфу!»
– Добрый день, – быстро произнесла я, подошла к столу и автоматически принялась рассматривать посетителя.
– Добрый, – буркнул Беляк, неторопливо приблизился и опустил объемную сумку на пол.
И показалось, будто в этот момент дождь победил крышу, потолок и наполнил просторную комнату серебристыми струями и шумом. Потому что по длинной черной рыбацкой куртке Беляка наперегонки все еще бежали торопливые капли, и я машинально отследила их путь. Они падали на пол, образовывали крохотные лужицы, а те в свою очередь почти мгновенно превращались в серые пятна. Старый дощатый пол с давно стершейся краской хорошо умеет впитывать воду.
Семен Григорьевич откинул капюшон назад и остановил на мне тяжелый взгляд. Тот самый, который, если верить Ольге Тимофеевне, непременно должен был отправить меня в могилу.
Никогда.
Никогда ранее я не разговаривала с этим человеком.
И даже рядом с ним не стояла.
И этим вполне можно было объяснить мою заторможенность.
Хотя, с другой стороны, не каждый же день в гости приходят колдуны.
– Вы… принесли книги? – зачем-то уточнила я и покосилась на мокрую сумку. Очень хотелось добавить: «А вы уверены, что для этого подвига нужны именно такие погодные условия?» Но я сдержалась. Умирать категорически не хотелось. И, честно говоря, от этого взгляда в груди начал подрагивать тоненький нерв, и интуиция уже подсказывала, что быстро его не успокоить.
Если бы меня спросили, сколько лет Беляку, я бы расплывчато предположила: от пятидесяти до шестидесяти. Есть люди неопределенного возраста, застрявшие во времени, и это был именно такой случай. Седина уже давно окрасила виски Семена Григорьевича и запуталась в бороде, на лбу образовались четкие горизонтальные морщины и вокруг глаз они тоже присутствовали.
«К нему неловко обращаться по имени, странно по имени отчеству и невозможно по фамилии… Колдун – он и есть Колдун».
Однако я могла предположить, что Семену Григорьевичу все же нет пятидесяти лет. Очень близко – да. Но не пятьдесят. Он не сутулился, наоборот, возвышался около стола монолитной скалой, и нельзя было сказать, что этого высокого мрачного мужчину уж сильно потрепала жизнь. Нет.
И еще я угадывала у него некоторую внутреннюю силу. У людей и книг она бывает весьма значительной. Не у всех, конечно… И еще руки. А, впрочем, есть нюансы, которые невозможно объяснить.
– Да, – сухо ответил он, наклонился, с легкостью расстегнул молнию сумки и вынул большой плотный целлофановый пакет, а из него уже извлек книги. И на столе мгновенно выросли две приличные стопки.
– Спасибо, – коротко поблагодарила я, мысленно радуясь. Тургенев, Чехов, Пушкин, Толстой… Школьная программа и в довольно хорошем состоянии. Летом, когда к бабушкам и дедушкам на каникулы приезжают внуки, на эти книги значительно повышается спрос. И на всех не хватает.
Когда дело касается новых поступлений, библиотекари обычно превращаются в эгоистов. Как же захотелось, чтобы Колдун поскорее ушел и оставил меня наедине с этим богатством. Мне не терпелось узнать, сколько изданий с картинками я получила только что. То есть сказки Пушкина и Носов – да. А вот «Алые паруса», «Муму», «Сын полка» и другие – под вопросом.
– У меня еще осталось. Если нужно, принесу позже, – произнес Семен Григорьевич чуть недовольно, будто тяготился собственной добротой. На его лице безошибочно читалось: «Выбросил бы все к чертовой матери, но рука не поднимается». И показалось, будто в глазах Колдуна вспыхнул зелено-коричневый огонь… Вспыхнул и погас.
Теряя остатки уверенности, я вновь переключила внимание на книги. В библиотеке повисла тишина и теперь отчетливо слышалось настойчивое тиканье настенных часов. Секундная стрелка уверенно шла по кругу и, похоже, посмеивалась над моим дурацким смятением.
– Очень нужно, приносите, – слишком эмоционально произнесла я и тут же отругала себя за несдержанность. Конечно, ничего страшного в моей жадности не было, но есть моменты, когда лучше не демонстрировать слабости. Так спокойнее.
Задержав дыхание, я кончиками пальцев коснулась корешка «Мастера и Маргариты», и в памяти мгновенно вспыхнули истории, рассказанные ранее Ольгой Тимофеевной. «Ветеринар он, видите ли… Корова у Потаповны уж подыхала, а он пришел, зыркнул, руками по ней провел, и та встала как миленькая! Такое только от связи с темными силами случается… Говорят, у него на груди татуировки дьявольские… Дети на реке заметили. Ходит вечно смурной, весь мир ненавидит… И к женщинам охоты не имеет, что тоже характеристика! Больше трех лет здесь живет, точно затворник! Домой к себе никого не приглашает, небось, ни одной иконы в угол не повесил… А прошлым летом с Катькой не сторговался из-за Вулкана, так неделю ее потом наизнанку выворачивало и живот крутило. А кто ж такую хорошую собаку задарма отдаст? И все равно ж, зараза, купил позже, и новая цена его ни на секунду не остановила. А Катька, между прочим, прилично прибавила!..»