Надежда умирает последней

– Ганц фон Баркет, – чеканит в ответ мальчик, щёлкнув каблуками.

Глаза хорошенькой Ленитины заметно округляются.

– О, так Вы сын нашего соседа – немецкого банкира?

– Да, именно так, – кивает Ганц.

Девочка снова одарила его улыбкой. Парнишка предложил собеседнице руку, которую она охотно приняла, и стал важно прогуливаться со своей дамой по саду, не зная, что всё это время из беседки за ними украдкой наблюдает баронесса Бель Эр.

Редкие прохожие, сокращавшие путь до дома через проходной садик Сентонов, оглядывались на очаровательную парочку и улыбались ей. Дети оживлённо беседовали, рассказывая друг другу о родственниках. Проводив девочку до крылечка особняка, Ганц неожиданно получил приглашение от мадам де Сентон зайти на чай. С тех пор все выходные юный отпрыск немецкого банкира, который часто давал ссуды отцу Ленитины, проводил в доме новой подруги.

Через несколько лет в доме фон Баркетов произошло несчастье: сначала от сердечного приступа умер глава семьи, а через полгода следом ушла и его жена. Банковские счета банкира были распределены между его компаньонами, часть денег положили на содержание маленького наследника. Сентоны взяли тринадцатилетнего Ганца на воспитание и вырастили его вместе со своими детьми.

Для родителей Ленитины уже в те годы не было секретом, что нежная детская дружба их дочери и немецкого мальчика – это первое проявление будущей большой любви. Ганц родился в кальвинистской семье так называемого нового дворянства, которое не особенно признавалось древними родами. Но это не помешало барону Бель Эру рассматривать брак протестанта с дочерью, крещённой в католичестве, как вполне возможный. Супруги и сами принадлежали к разной вере, но это не мешало им любить друг друга всю жизнь.

От отца Ганцу досталось небольшое состояние, которым он не мог воспользоваться до совершеннолетия, а банком управляли компаньоны. Поэтому и торопить события родители Ленитины не стали, просто наблюдая, как дети взрослеют и с каждым днём всё больше тянутся друг к другу. Заявление юноши: «Эту кудрявую головку я не променяю ни на какие сокровища мира» – стало в доме барона Бель Эра крылатой фразой.

В конце декабря 1641 года, когда Ганцу исполнилось восемнадцать, компаньоны его отца признали юношу совершеннолетним. Они выдали ему сумму, которую немец унаследовал, и предложили стать третьим совладельцем банка, продолжая дело семьи фон Баркет. Но немец мечтал попасть в гвардию… И с банковскими делами у него совсем не складывалось. Тогда Ганц ограничился своей долей в акциях, которая смогла бы приносить ему стабильный доход, и передал право собственности и управления компаньонам отца. Наследственных денег хватило, чтобы купить небольшой феод под Сентом, который дал Ганцу возможность не работать и не служить.

Став совершеннолетним, молодой человек не мог позволить себе находиться в доме родителей невесты, поэтому уже в начале 1642 года перебрался в особняк напротив, купленный двадцать лет назад его отцом. В том, что он решительно желает жениться именно на Ленитине де Сентон, юноша ни на секунду не сомневался. Только сказать об этом родителям любимой вслух фон Баркет долгое время не решался. Когда же заветные слова были произнесены, мужчины пожали друг другу руки в знак свершившейся помолвки и Бель Эр назначил срок свадьбы – после семнадцатилетия дочери.

Пока молодой человек занимался подготовкой маленького особняка ко встрече с роскошной юной супругой, обставляя его новой мебелью, родители отдали Ленитину в пансион, чтобы собрать для неё приданое.

Ганц открыл глаза.

Его голова была опущена настолько низко, что сзади из-за плеч её вовсе оказалось не видно, и это зрелище пугало редких прохожих. Прозрачная капля сорвалась с густых тёмных ресниц молодого человека и упала на мокрую землю. Немец обратил взор на небо. Но вместо медленно и важно плывущих пуховых облаков он увидел лишь очаровательное лицо своей возлюбленной.

Юноша тяжело вздохнул. «Всё-всё я готов сделать для тебя. Лени, жизнь моя… – мысленно обратился Ганц к невесте. – С того самого дня, как я встретил тебя в этом саду совсем мальчишкой, я живу и дышу только тобой. Только для тебя. Вся жизнь, вся моя жизнь изменилась с того момент, как встретились наши взгляды. Твои прекрасные глаза согрели мне душу. Ленитина, жизнь моя, где ты сейчас? Что с тобой?.. Почему мне так тоскливо и тревожно?..»

Первые полгода отсутствия Ленитины тянулись для Ганца безжалостно долго, и юноше казалось, что ещё столько же он просто не выдержит. Необходимость ждать до зимы доставляла юноше тягостные душевные страдания. А с недавних пор к привычной сладостной тоске по возлюбленной прибавилось и новое щемящее чувство тревоги, которое фон Баркет никак не мог себе объяснить. Но даже тени мысли, что он потеряет невесту, Ганц не допускал: объективных причин для расторжения помолвки не было.

Стараясь отогнать тоску, Ганц снова погрузился в воспоминания десятилетней давности. И перед его взором снова появилась очаровательная девочка с чёрными кудряшками на голове.

Подойдя к маленькой беседке в саду, Ганц вспомнил, как чуть меньше года назад, перед именинами возлюбленной, он сделал официальное предложение Ленитине и просил её руки у Бель Эров. Старший брат девушки – болезненный и молчаливый Мишель принимал в этом деле самое непосредственное участие.

О Мишеле стоит сказать отдельно. Он был вторым ребёнком мадам де Сентон и первым, который выжил. Полученная при рождении травма сделала мальчика болезненным, и долгое время врачи не ручались, что он доживёт до совершеннолетия. Но когда в доме появилась маленькая Ленитина, у Мишеля словно возник интерес к жизни. Он стал активно бороться со своими недугами, которых насчитывалось немало. Едва Ленитина научилась говорить, они стали лучшими друзьями. Разница в возрасте меж братом и сестрой составляла 8 лет, но Мишель её словно не замечал, проводя с сестрёнкой всё свободное время.

Соседи поговаривали, что настроение молодого человека зависит от капризов сестры, и были по-своему правы. Смеётся Ленитина – сияет и Мишель. Но на деле всё немного иначе: когда девочка весело щебетала, пела и танцевала, преображался её старший брат. А если на Ленитину вдруг нападала тоска, то Мишель погружался в себя и делался угрюмым, после чего непременно заболевал. Но стоило только брату слечь, как сестра вмиг забывала все свои невзгоды и полностью посвящала себя Мишелю, становясь его сиделкой. Несмотря на увещания родителей, девочка могла всю ночь просидеть у изголовья его кровати, искренне моля Господа оставить Мишеля в живых. И каждый раз юноша выздоравливал – медленно, но верно идя на поправку.

Так длилось уже почти тринадцать лет. Старший брат был индикатором настроения младшей сестры. И обмануть их ментальную связь стало невозможно: если с виду весёлая Ленитина в душе печалилась и грустила, то и Мишель чувствовал себя из рук вон плохо. Её душевное настроение словно передавалось его физическому состоянию. Эта удивительная связь сохранилась даже в тот период, когда Ленитина уехала в пансион матери Мадлон.

Весь Ребон знал: Мишель талантливо пишет стихи. Его творения расходились в девичьих альбомах десятками копий, вызывая ахи и вздохи юных прелестниц. С одиннадцати лет юноша занимался самообразованием, посещая библиотеки и читая книги древних учёных на латыни. Его познаниям в истории Франции и изящной словесности позавидовали бы лучшие выпускники Сорбонны.

Несколько слов скажем и о внешности Мишеля, за которой скрывался богатый внутренний мир юного мыслителя. Наследник барона де Бель Эра носил удлинённые волосы, они красивыми тёмно-каштановыми волнами спускались вдоль его тонкой аристократической шеи. Черты лица юноши отличались изяществом и утонченностью. Голос молодого человека звучал бархатисто и всегда негромко. Он не любил показных поз и напускной важности, но его костюм всегда был безупречно чист, а речь – грамотна и неспешна.