Надежда умирает последней

– А ну прекратите! – властно скомандовала Маргарита. – Что вы разгалделись, как сороки? Не на риторике. Действовать надо, а не языками чесать.

Не успела Бофор договорить свою тираду, как всевидящая Шпионка Анна подскочила с кровати и, указывая рукой на окошко, воскликнула:

– Девочки! Глядите-ка! Приехал к нам кто-то! Верхом на коне! Всадник! Мужчина!!!

Младшие воспитанницы мигом прилипли к стёклам носами. Маргарита и Анжелика переглянулись и не спеша, как подобает старшим, приблизились к окошку.

Во двор пансиона въехал мужчина в тёмном костюме, который быстро спешился и привязал гнедого мерина к коновязи. Незнакомец решительно направился к дверям, но больше ничего девицы видеть не могли. Впрочем, появление таинственного всадника стало достаточным поводом, чтобы девицы окончательно притихли, ведь они не могли знать, враг это или друг.

Мать Мадлон и сестра Сабрина пили чай на первом этаже пансиона в комнате смотрительницы, которую уже отправили спать. Разговор касался будущего монастыря святой Маргариты и не мог обойти тему пострига, предстоящего мадемуазель де Сентон.

– Мне кажется, Ленитина не готова ещё духом к этому обряду, – робко заметила Сабрина.

При упоминании протестантского варианта имени воспитанницы аббатиса едва не поперхнулась чаем.

– Какая ещё «Ленитина»? Что за ересь ты несёшь?!

– Простите, матушка, – потупила взор монахиня. – Но не важно, как называть нашу воспитанницу… Важно, что она не готова ещё к принятию монашеского сана.

– Готова или не готова – что за речи? – хмуро повела густыми с проседью бровями настоятельница. – У неё впереди три дня, чтобы смириться с выбором Господа!

Сабрина хотела было возразить, что пострижение – дело добровольное, но в этот миг в двери постучал сторож.

– Матушка аббатиса, к Вам посетитель!

– Кого нелёгкая принесла в такой час? – изумилась монахиня.

– Они просили доложить о себе так: с депешей из Ребона прибыл Габриэль де Гарсон, племянник барона де Бель Эра.

– Какой такой ещё Габриэль? – в раздумьях прошептала аббатиса и проворно поднялась. – Бель Эра? Зови!

Сторож откланялся.

– Родственник нашей Элены-Валентины? – догадалась Сабрина.

– Братец или жених… – ехидно ответила мать Мадлон и направила своё тучное тело к выходу.

Гостя она встретила в приёмном кабинете. Вошёл стройный молодой человек в чёрном плаще, держащий в руке роскошную шляпу с белым пером. Аккуратно подстриженные тёмные усики, ровный нос и красивые скулы выдали в незнакомце представителя аристократического сословия. Он галантно раскланялся и представился именем, которое уже назвал монахиням сторож.

«Недурён, – мысленно отметила мать Мадлон, изучая лицо Ганца фон Баркета, проникшего к ней под фамилией давно почившего кузена своей невесты. – Даже красив. Хороший вкус у девчонки. Не таким я тебя представляла, еретик, но всё же…»

– Здравствуйте, сударь, с чем пожаловали? – спросила аббатиса.

Квадратное лицо настоятельницы приняло надменно-недовольное выражение, которое не скрывало неприязни женщины к гостю. Маленькие колкие глазки монахини внимательно рассматривали юношу, производя на него самое неприятное впечатление.

– Я привёз Вам срочную депешу от барона де Бель Эра, моего дяди, – отчеканил Ганц, с поклоном передавая бумагу аббатисе.

– Присядьте, сын мой, – монотонно ответила монахиня и оторвала край конверта, противно скрипя сухой бумагой меж пухлыми пальцами.

Ганц опустился на краешек стула, предпочитая не спорить с настоятельницей. Пока мать Мадлон пробегала глазами по письму, на лице её отражалось явное неудовольствие, нарастающее с каждой новой строчкой послания.

– Значит, Вы, сударь, кузен моей воспитанницы?

– Габриэль де Гарсон! – подскочив со стула, снова отчеканил юноша и сделал поклон.

– Полно-полно, я всё поняла. Значит, семья Элены-Валентины де Сентон не желает принять её решение постричься в монахини? Вы не хотите, чтобы она стала Христовой невестой?

– Именно так, потому что Ленитина – земная невеста, у неё есть наречённый и отменить помолвку нельзя. Обручение уже состоялось.

– «Земная»… – прошипела мать Мадлон и, сложив листок пополам, медленно его разорвала.

– Месье барон сообщил в своём письме, которое Вы соизволили порвать, – кивая на бумагу в руках монахини, повысил тон Ганц, – что его старший сын болен. Поэтому он желает, чтобы дочь была рядом уже сейчас. Я уполномочен забрать Ленитину из пансиона досрочно.

– Кто придумал это отвратительное имя? – возмущённо проворчала аббатиса и, отвернувшись от гостя, бросила обрывки письма в теплящийся камин.

Язычки оранжевого пламени тут же приняли желанную пищу.

– Какое имя? – не понял женщины фон Баркет.

– Еретическое! – гавкнула мать Мадлон. – Ле-ни-ти-на! Как собака.

– Это всего лишь домашнее ласковое имя нашей сестры, – хмуро проговорил Ганц, и в глазах его заиграл нехороший огонёк. – Никто и никогда не запретит нам называть её так, как мы называем.

– Скоро у неё будет другое имя, – махнула рукой аббатиса. – Мы окрестим вашу Элену-Валентину сестрой Марией, и она уже никогда не будет Ленитиной.

Кулаки немца непроизвольно сжались, и ему составило большого труда удержать свои эмоции в узде.

– Я должна сообщить Вам, сын мой, – монотонно продолжила речь аббатиса, шевеля каминными щипцами пепел, оставшийся от письма Бель Эра, – что Ваша кузина твёрдо решила посвятить себя католической церкви и никогда не вернётся в мирскую жизнь. Тем более – к мужчине-еретику! И никто не смеет стоять у неё на пути, слышите, никто! – повысила тон монахиня, обернулась к гостю и впилась в его бледное лицо колючим взором серых глаз. – Ни отец, ни брат, ни жених! Теперь уже бывший. Считайте, что силой, данной мне церковью, я разорвала эту помолвку, неугодную Богу.

– Но Мишель серьёзно болен, не лишайте его возможности увидеть сестру, кто знает, быть может, в последний раз! – воскликнул Ганц. – Мишелю нужна её поддержка!

– Ваша кузина своим присутствием ничем не поможет брату, – сказала как отрезала настоятельница. – Зато в монастыре она будет молиться за спасение его души днём и ночью!

Женщина особенно выделила слово «ночью», и по коже фон Баркета пробежал холод. «Раскусила она меня», – подумал молодой человек.

– После пострижения от мадемуазель де Сентон, ставшей нашей сестрой и Христовой невестой, будет гораздо больше пользы. А как она поёт «Аве Мария!» – воскликнула аббатиса и вскинула руки к небу. – Ангелы замирают, внимая ей!

Снова обратив взор на незваного гостя, мать Мадлон криво усмехнулась со словами:

– А Вы хотите лишить монастырь святой Женевьевы такой хористки! Еретики!

– Ленитина должна вернуться домой, – заявил Ганц и сделал шаг вперёд.

– Новиция Элена-Валентина ничего никому не должна! – поднимаясь, рявкнула аббатиса. – Кроме того, что она уже делает!

– Но семья против!..

– Семья не может вмешиваться в дела Всевышнего, молодой человек! Элена-Валентина де Сентон выбрала этот путь и не мешайте ей!

– Элена… – прошептал фон Баркет. – Мне почему-то кажется, что мы с Вами, матушка, говорим о разных девицах. Та, которую знаю я, наша Ленитина, никогда не отказалась бы от мирской жизни и женского предназначения ради места в хоре при монастыре!

В конце фразы голос Ганца сорвался на крик.

– Вы плохо знаете свою кузину, молодой человек, – холодно отозвалась мать Мадлон, словно подпитавшись злостью гостя, и спокойно опустилась в кресло.

– Да? – с вызовом прищурился Ганц. – Давайте проверим. Могу я увидеть сестру?

– Нет, – отрезала аббатиса.

– Что? – изумился такой наглости фон Баркет.

– Нет! – резко повторила настоятельница

Злой огонёк зажёгся в глазах юноши. Казалось, ещё мгновение и он бросится на эту старую деву, готовый задушить её собственными руками. Но Ганц сдержался, хотя огонь в его глазах так и не угас.