Страница 4 из 7
– На охоту ездил? – спросил Налыгов, продолжая упиваться собственным превосходством над Морозовым.
– Ну да.
– Так вот подсадные утки – это предатели, которые заманивают на озеро пролетающих сородичей.
– Петя, да ты же меня знаешь.
– Я тебя знал там, на воле, – продолжал куражиться Налыгов, – а здесь другое дело. Как ты оказался здесь?
– Не знаю.
– То-то.
– И что мне делать дальше? – спросил Морозов, чувствуя, что голос его начинает дрожать.
Почувствовал это и Налыгов и сбавил обороты.
– А ничего, залезай на верхние нары и думай, какого черта кто-то нас свел в одной камере.
– А почему на верхние? Я все же старше тебя…
– Ты старше меня по возрасту, – ответил Налыгов, снова входя в роль пахана, – а я старше тебя по пребыванию здесь.
Тут Морозов уловил неискренность в аргументах Налыгова.
– И на сколько старше?
– На целый час, – расхохотался Налыгов, – садись на нижние, а я пересяду на табурет и обсудим сложившуюся ситуацию.
– Давай, – согласился Морозов, – с чего начнем?
– Начнем с того, что я объясню тебе, кто такие вертухаи, лектор ты наш из общества «Всезнание».
Начслед допрашивал Лену Копчикову. Впрочем, правильнее сказать опрашивал, поскольку люди знакомые с УПК знают, что допрос – следственное действие и до возбуждения уголовного дела его проводить нельзя. Но кто может возбранить проводить его по существу, называя допрос опросом.
К тому же опрашиваемый не видит в этом разницы и не возмущается, когда его предупреждают об ответственности за дачу заведомо ложных показаний, чего делать в соответствии с тем же УПК тоже нельзя.
Но начслед именно так и начал, приведя этим Елену в состояние психологического ступора. Затем, внутренне чертыхаясь, он вопросами «об овощах, неких человеческих органах и пряниках» вывел ее из этого состояния и начал собственно опрос. В ходе него он выяснил все подробности жизни Владика Морозова, но ни на сантиметр не приблизился к разгадке причин его похищения.
Тогда ему ничего не оставалось, как задавать вопросы по второму кругу.
И тут сработал механизм, который заложен в каждом из нас, заложен с детства, потому что в детском саду или школе, а то и в институте, воспитатели и преподаватели частенько спрашивают провинившегося:
– А что тебе мешало или почему ты поступил так?
Этим они вольно или невольно подталкивали провинившегося к придумыванию ответа. Причем в этом были заинтересованы обе стороны. Сторона грозно спрашивающая, торопилась закончить процедуру воспитания и заняться более приятными делами. А сторона воспитываемая лихорадочно искала любые причины, лишь бы воспитатель от нее быстрее отцепился.
Так вышло и с Леной. Осознав, что от нее требуют, она поправила правой рукой прическу в стиле женщины-вамп и на вопрос:
– Что известно вам об угрозах Морозову со стороны других лиц?
Ответила:
– Да, ему угрожали.
«Слава Богу, – подумал, начслед, – хоть что-то есть».
– Кто? – спросил он.
– Его бывшая жена.
А далее начслед безуспешно пытался перевести разговор в другое русло. Лену, как воду в прорвавшейся плотине, было уже не остановить.
– Вы знаете, это страшная женщина, когда я ее увидела первый раз, я поняла, что она способна на все.
– В чем это выражалось? – слабо сопротивлялся следователь.
– Как в чем? – обиженно произнесла Лена. – Во всем.
– М-да, – сказал начслед, – но могла ли она похитить Морозова таким образом?
– Вполне.
– Почему вы так считаете?
– Вы ее не знаете. Она на многое способна. Вы посмотрите, какие у нее глаза. Это глаза убийцы…
И Лена стала рассказывать о том, какая сволочь бывшая жена Морозова.
– Ну не сама же она это сделала, – прервал ее начслед.
– Ну да, – согласилась Лена, – она наняла убийц.
– То есть исполнителей?
– Да, – уже совсем безапелляционно ответила Лена. – Она…
– У нее есть средства нанять исполнителей такого уровня? – перебил ее начслед.
– Какого уровня? – не поняла Лена.
– Которые отважились бы прийти в квартиру к чужому человеку и усыпить его, а потом увезти средь бела дня на машине.
– Конечно, если бы вы ее видели.
– Но какие у нее для этого были причины?
– Но это же козе понятно, – сказала Лена, – все это лежит на поверхности. Дети выросли, алименты выплачены, вот она и решила ему отомстить.
– Вы это предполагаете, или есть какие-то факты, которые…
– Разумеется, она иногда звонила ему по телефону и, по-моему, угрожала.
– Конкретно, желательно дословно, что она ему говорила? И какое время прошло с момента этих угроз или разговоров?
– Ну откуда я знаю, что она ему говорила. Дословно не знаю, а судя по интонациям и по тому, что он расстраивался после этих разговоров…
Задав еще несколько вопросов, начслед понял, что Лена окончательно отошла от некоего шока, поймала за хвост птицу «свидетельской удачи», эксплуатировала ее на полную катушку и далее будет делать то же самое.
Надо ли говорить, что это ничего не дало начследу.
– А номер машины вы запомнили или записали? – спросил он.
Лена поскучнела и еще раз пересказала, как она увидела номер, как повторяла его, пока искала ручку, как боялась забыть… Как понимала, что это главная улика, которая может помочь найти похитителей.
– Итак, – произнес Налыгов, – мы имеем уникальный случай, когда два совершенно незнакомых человека, которые до этого виделись один раз, да и то на некоем подобии научного диспута, вдруг похищаются бандитами и помещаются в одну камеру. Возникает вопрос: зачем?
– Ты уверен, что мы похищены бандитами? – спросил Морозов и опасливо оглянулся. Ему показалось, что он снова стал пятиклассником и где-то здесь за стенами их «тюрьмы» находится его мучитель Зяблик. – На дворе две тысячи десятый, а не лихие девяностые.
– Уверен. Ведь если бы нас взяли органы, они не стали бы шифроваться. Предъявили бы ксивы, посадили бы в воронок, привезли бы в отделение и так далее.
– А ты откуда все это знаешь? – спросил Морозов.
– Книжки разные читал, – ответил Налыгов, – а ты думал, я по статье чалился[2]?
– Чего?
– Ладно, проехали, не будем отвлекаться. Я вот что подумал, ты где-то влетел и тебя замели. Но я-то тут при чем?
– А мне кажется, что влетел ты, а ни при чем тут я, – искренне обиделся Морозов.
– Да, дела, – произнес Налыгов, – впрочем, у меня есть одна мысль.
– Хорошо, что одна, – съязвил еще не совсем проглотивший обиду Морозов.
– Ладно, не обижайся, на обиженных воду возят.
– Почему именно воду?
– Не отвлекайтесь, коллега. Иначе я спрошу вас, почему вы так остро отреагировали на мое высказывание о мысли. И почему хорошо, что она, то есть мысль, единственная?
– Потому, что в противном случае ты бы растекся ими, мыслями, по древу, как ты делал это в нашей полемике.
– Коллега, вы должны придерживаться этических норм ведения дискуссии, – сказал Налыгов, – я обращаюсь к вам на «вы», вы же мне «тыкаете». Еще раз напомню, что я старожил данных мест не столь отдаленных…
– Ладно, я не прав. Так какая мысль тебя, то есть вас посетила?
– Я, конечно, мог стать в позу и потребовать сначала высказать мысль с вашей стороны, но не буду этого делать, дабы не уподобляться хреновому оппоненту, у которого за душой ни одного аргумента, а только надутые щеки.
– Что?
– Щеки.
– Слушай, у меня тоже появилась мысль, но я выскажу ее после того, как ты изложишь свою, – произнес Морозов, внимательно рассматривая вырезанную на досках верхних нар надпись «Зяба».
– А почему я должен делать это первым?
– Потому, что ты, то есть вы, вызвался сделать это несколькими минутами ранее. Щеки, щеки…
– Логично, – согласился Налыгов, – пропустив мимо ушей факт упоминания Морозова о щеках.
2
Чалился (жаргон) – отбывал срок по уголовной статье.