Страница 2 из 6
Я не стал ей напоминать, что все мы выглядели как бездомные, чудом пережившие стихийное бедствие – одинаково грязные, тощие, голодные, запуганные, одетые в тряпье не по размеру.
– А все твои опыты сводились к поиску дна очередной бутылки!
Жанна хрипло рассмеялась собственной шутке, однако никто не поддержал. Мишка еще больше вжал маленькую голову в огромные плечи и еще дальше отодвинулся от шумной женщины. Он больше не прислушивался, он с ужасом следил за вышагивающим неподалеку охранником.
– Ученым я был, факт. Добился мало чего и на Нобелевку не замахивался. И таки да, выпивал, бывало, – понуро согласился я. – Но это не отменяет того факта, что я почти всё предсказал. Даже появление жуков.
– Перестань называть их жуками! Это просто железяки. Роботы.
– Но кто-то же ими управляет. И этот кто-то – насекомое. Я уверен. Разумное насекомое. Могу доказать…
– Большей чуши не слышала! – фыркнула Жанна.
– О! Представляю, как ты удивилась бы моим опытам с папоротниками! Я записывал их разговоры.
– Чего?!! Разговоры?! Ты разговаривал с травой? – Жанна демонстративно схватилась за живот, изображая приступ смеха. – А куда говорил, в пестик или тычинки? А отвечали тебе откуда? Вот шиза так шиза!
– Может и звучит безумно…
– Еще как звучит!
– …но растения тоже могут общаться с помощью звуков. Только высокочастотных, наше ухо не может их воспринять, но мы все равно ощущаем воздействие этих звуков как резонанс окружающей нас среды. А вот с помощью приборов можно их записать и воспроизвести. У растений нет ушей и ртов, они всем телом генерируют и воспринимают звуковые колебания. В основном это примитивные коммуникативные навыки вроде крика о помощи при появлении рядом хищника или огня, сигнала о нехватке воды. У деревьев все сложнее, их корневая система связана грибным мицелием в огромную сеть, способную передавать сигналы, в том числе звуковые. Это древнейший интернет, существующий уже сотни миллионов лет!
Про интернет я слукавил, чтобы возбудить интерес Жанны, питавшей слабость к былым, ныне навсегда исчезнувшим развлечениям. Но, лишь глянув на нее, я понял, что это подстегивание было лишним, она и без того жадно слушала и ждала продолжения:
– Так что же получается, шпинат будет кричать, когда его режут в салат?
– Будет, – кивнул я. – И с ним за компанию будут кричать все растения, которые услышат этот крик, создавая невыносимый звуковой фон и пытаясь отпугнуть хищника.
– Что-то плохо у них получается. Помнится, если я хотела съесть салат, то всегда ела.
– А если не хотела? Бывало же, что желание иногда пропадало? Или подспудно возникало другое – вместо шпината съесть петрушку, колбасу или конфету?
Жанна призадумалась.
– Задача живого существа не лишить хищника желания есть, а всего лишь отпугнуть от себя. Если хищник сожрет соседний куст, то это проблема соседнего куста, который не смог себя защитить, а значит должен быть сожран в ходе естественного отбора. Но с культурными растениями в этом деле все очень плохо, в ходе селекции у пшеницы или гороха атрофировались многие функции их диких сородичей. Поэтому сейчас саранча целыми полями уничтожает посевы…
Я запнулся, вспомнив, что нет больше ни гороха с пшеницей, ни выращивающих их фермеров. Повисла неловкая пауза, нарушить которую внезапно решился дурачок Мишка:
– Так давайте попросим?
Мы с Жанной, шокированные невиданной активностью идиота, повернулись к нему.
– Чего?
– Попросим растения. Ну если жуки – это насекомые, а растения могут их пугать, то…
Он резко умолк, заметив, как страж дернулся, побелел, затем всем телом повернулся к нам и замер, будто его выключили. Плохой знак.
–Нет! – поспешил я успокоить «богомола». – Пугать никого не нужно. Растения с насекомыми живут в давнем мирном симбиозе. Еще даже намека на человекоподобных обезьян не было, а они уже мирно сосуществовали…
Я еще минут пять нес ахинею про покой, гармонию и взаимную любовь, прежде чем страж снова вернул себе умиротворяющую черную окраску и начал безумный танец.
– Пронесло, – облегченно выдохнула Жанна, а затем медленно повернулась ко мне и процедила сквозь зубы: – Пошел ты знаешь куда со своими разговорами?! Еще не хватало отхватить на пустом месте.
– Да я-то что? Это, вон, Мишка начал.
Жанна рывком повернулась к гиганту:
– Понял, бестолочь? Молчи! Всегда молчи! Понял?
– Понял, – чуть не плача прошептал здоровяк, втягивая голову в плечи и даже забыв про обед.
Его контейнер с мутной баландой бесхозным стоял на земле, невольно притягивая жадный взгляд всегда голодной Жанны. Она усилием воли заставила себя смотреть в другую сторону. Брать чужое было опаснее неповиновения или демонстрации насилия. За это «богомолы» убивали без предупреждения. Но при этом они почему-то никак не реагировали на психологические уловки, когда манипулированием и просто откровенным террором можно было довести человека до любой степени отчаяния.
– Ну так если понял, то извиняйся! – Жанна требовательно протянула свой пустой контейнер. – Компенсируй нанесенный вред, так сказать!
Мишка, не глядя ни на кого и словно испытывая стыд, покорно вылил остатки варева в ее плошку. Довольная Жанна принялась сербать баланду, причмокивая и улыбаясь.
При этой сцене «богомол» все также молотил щупальцами воздух и беспорядочно выбивал ногами пыль из земли, его цвет не изменился. Страж был безразличен. Как и я. У выживших сострадание атрофировалось едва ли не раньше милосердия. К тому же, Мишка мне не нравился. Говорить с ним бесполезно, работал плохо, происходящее понимал с трудом, если вообще понимал. Без него было бы лучше. Так что если Жанна усилит давление или даже избавится от него, я мешать не собирался. Может кого получше пришлют на замену.
– Так что там твои разговоры с папоротниками? – Жанна громко рыгнула. – Записал что интересного?
– К сожалению, я только начал работать в этом направлении. У меня было несколько любопытных образцов в лаборатории, но куда лучше было бы изучать их в естественной среде. На Палау. Съездив туда на пару дней, я загорелся идеей серьезной экспедиции. Даже начал деньги собирать.
– Это где?
– Палау? Райское местечко! – мечтательно сказал я и закрыл глаза, не без труда извлекая из памяти увиденную с высоты заходящего на посадку самолета зеленую россыпь тропических островков в синеве Тихого океана. – Это очень древний архипелаг. Точно не помню, но там что-то около трех сотен островов. Представляешь? Триста укромных уголков природы, почти нетронутых человеком.
– Представляю, – равнодушно сказала Жанна, вылизывая остатки бурой жижи со стенок контейнера. – Это там твои папоротники растут?
– Там, – кивнул я. – Только там. Садоводы их пытались вывозить и размножать, но мало что получалось. Нет, они размножались в неволе прекрасно, вот только мало чем напоминали своих диких сородичей. На родине они достигают пятнадцати метров в высоту и больше похожи на деревья, а в невольничьих палисадниках никогда не вырастали выше метра.
– Ты о них говоришь будто о каких-то медведях или слонах.
– Почти так. Это очень особый папоротник. Циатея серебристая. Но мне нравится больше название на маори. Капонга или просто понга. Очень ядовитое и невероятно красивое растение. А еще оно странное. У него нет врагов, даже извечные вредители папоротников, вроде паутинных клещей или улиток, просто игнорируют заросли циатеи. А если их перенести туда, то стремятся покинуть. Маори использовали яд для копий, но добывать его могли только жрецы после особого ритуала. Они входили в транс, проводили очень сложный обряд в виде танца перед папоротником и просили поделиться смертельно опасным соком, а потом надрезали руку и поливали растение кровью. Затем надо было ждать и слушать. Папоротник должен был разрешить.
– Чушь, – фыркнула Жанна.
– Может и чушь, – я пожал плечами, – но если брать без разрешения, то берущего ждала очень печальная участь.