Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 12



Глава 4

Трусливое тело отозвалось на приговор взрывом ужаса. Управляй им Нани, оно бы уже ударилось в слёзы или занялось ещё какой чепухой, которая ни капли бы ни помогла. Я же оценил ситуацию со стороны, как и пристало высшему демону, не привязанному к ограничениям плоти.

Как такового проклятья в себе я не ощущал, реальность, что формировала тело, не деформировалась под внешним влиянием. Однако и налфиши, которые внушили страх сестре и пикси в зале, не меняли узор мироздания. И тем не менее они как-то воздействовали на него.

Способом, которого я пока что не замечал. Но рано или поздно особенности дьявольской волшбы перестанут быть секретом для меня.

Сейчас же теория не поможет. Даже если бы я разгадал эту загадку, волей вытащить то, что уже угнездилось в живом организме, нельзя — если нужно оставить этот организм в первоначальном состоянии. Божественное же влияние, хоть и могло помочь (гипотетически), но я определённо не собирался кромсать себя, используя силы, которые мне до конца неподвластны. Иешуа и без того оттяпал здоровый кусок моей сущности, модифицировать его силой остаток — в сущности, то же самое, что принести клятву верности.

На поверхности ситуация выглядела неразрешимой. Но всё, что было нужно, это посмотреть на неё под другим углом. Углубиться в пучины неизведанного и ухватить спасение за хвост.

…И если я и испытывал удовольствие оттого, что нашёл случай применить давно просившиеся на язык морские иносказания…

Нет, тот моряк-пират-рыбак, что призвал меня до Нани, чересчур сильно повлиял на мои привычки. Но он был по-своему очаровательным компаньоном, в этом ему не откажешь. Жаль, что вечно влипал в передряги — например, с полным кораблём проклятых призраков… Ах да, призраком был и корабль.

Тут мысли потекли в верном направлении. Любое проклятие можно снять и обернуть. Сама Верилия, несомненно, умирать не спешила и не стала бы отправляться в это измерение без защиты. И если мой опыт на что-то годился, превозмочь влияние целого мира, подвергнутого порче, нельзя, просто помолившись или наложив перед путешествием паршивенькую защиту. Воздействия уровня Рима-Порта требовали постоянного, стабильного и мощного противодействия.

А суккуба меж тем разделывала труп уродца, напрочь игнорируя моё присутствие. Словно уже списала меня со счетов и выбросила из головы. Её куда больше занимало вскрытие: осторожно и умело она развела рёбра, сунула в глубь тушки руку, ничуть не смущаясь смоляной крови, и извлекла маленький кристалл. Он был выпачкан в тёмной жиже, которую она безо всякого стеснения слизала длинным раздвоенным языком.

Лишённый кровавой обёртки, кристалл оказался тёмно-янтарным, с чёрными прожилками и сероватым, пульсирующим ядром, состоявшим из клубящегося тумана.

— Маловат. Слабоват, — вздохнула Верилия и сунула находку в поясную сумку. Отбросила ставшего бесполезным мертвеца и потянулась к следующему.

— Знаешь, если мне осталось жить всего ничего, я, пожалуй, убью тебя, — задумчиво проговорил я.

Девушка напряглась. Замерла с занесённым над уродом кинжалом. Её внимательный взгляд обежал меня.

— А я-то каким боком отношусь к твоим проблемам? Не моя вина, что ты помираешь.

— Ну и что? Плевать я хотел на то, виновна ты или нет. Мне кажется неправильным, что я умру, а кто-то будет жить. И раз уж прикончить всех я не смогу, то хотя бы тебя непременно прибью. Скорее всего, торопиться не буду, — сказал я и нарочито медленно двинулся к ней, — Ты будешь страдать, потому что буду страдать я. И умрёшь незадолго до того, как умру я. Твои муки будут не меньшими, чем мои. И сгниёшь ты вместе со мной, если нас не найдут родственники этих милых зверушек и не сожрут раньше, чем прах слетит с наших костей. Как тебе перспектива?

И я улыбнулся. Мягко и спокойно, как разумный, который полностью сознаёт свои действия и готов идти до конца.

— Неправильный ты эльф, — тайком сглотнув, сказала Верилия, — Мышление у тебя самое что ни на есть дьявольское. Тебя ж твой божок за грехи в посмертии распнёт. Этого хочешь?

— Драть я хотел всех божков этой вселенной. Сейчас меня заботит исключительно выживание. И раз уж я обречён, то желаю напоследок повеселиться.



На лице суккубы одно за другим сменялись выражения — так быстро, что я оставил все попытки за ними уследить. Вместо этого я сковал волей её клинки и приблизился к ней вплотную. Она продолжала сидеть, лихорадочно дёргая рукояти кинжалов, переставших ей подчиняться. Я прикоснулся к её гладкому, изящному подбородку, рванул его вверх, заставляя посмотреть мне в глаза.

Что бы ни увидела в них Верилия, это убедило её, что я говорил серьёзно. Она скрипнула зубами и нехотя сказала:

— У меня есть реликвия. Она может остановить проклятие, развеять его… Хотя у тебя запущенный случай.

Именно это я и желал услышать.

Ну, или вопли Верилии, пока я не спеша снимаю с неё кожу.

Одно из двух.

Первый вариант устраивал меня куда больше.

— Правильный ответ, — кивнул я, — Давай её сюда.

— У меня осталась всего одна… Двоих она долго не вытянет. Особенно если ты растратишь её на то, чтобы излечиться.

— Это твоя необдуманность — принести с собой всего одну.

— Их было больше, пока парочка тупиц не попалась гран-инкастодам, — заявила Верилия и запустила руку в свою сумку. Я насторожился, однако она извлекла оттуда всего-то миниатюрную обсидиановую статуэтку суккубы. Крошечные изумрудные глаза скульптуры смотрели на меня со злобой. Черты лица её одновременно восхищали и вызывали странное, зловещее чувство.

Чего ещё можно ожидать от реликвии дьявола?

Хвост Верилии бешено метался по земле, вздымая пыль. Его хозяйка явно пребывала в ярости оттого, что её так бесцеремонно ограбили. А я… я залюбовался Верилией. Мало того, что суккуба была красива — антрацитовые радужки, впитывавшие в себя свет без остатка, будто шёлковая кожа без единого изъяна, аристократический нос, правильный овал губ… Так она ещё и питала меня эмоциями.

Восхитительный подарок.

И атрибуты порочного существа (рожки, слишком острые клыки, хвост и крылья) лишь добавляли ей прелести.

Я забрал у Верилии статуэтку. Поначалу она была холодной, почти ледяной. Но едва оказавшись у меня, она потеплела, затем стала горячей, почти обжигающей. Я ощутил, как меня пробирает незнакомое чувства — будто невидимый веник проходится по внутренностям, сметая налипшую на них дрянь. По коже тоже промчалось стадо мурашек, и я увидел, как краснота спадает.