Страница 26 из 28
Мэриан, 41-летняя женщина, направленная для оценки психического статуса, более четырех лет принуждала своих двух дочерей придерживаться сурового, жестко регламентированного распорядка дня, заставляя их убирать дом и выполнять всю домашнюю работу по высшему разряду, а также переложила все свои родительские обязанности по воспитанию своего младшего ребенка, мальчика, на плечи старшей дочери. Мэриан хорошо выглядела, была умной и красноречивой женщиной, и ее дом был безупречным. Незадолго до нашей встречи она устроилась на работу на неполный рабочий день в агентство недвижимости. При этом она вела себя отстраненно по отношению к членам своей семьи и была хорошо известна местным службам, куда часто направлялась с целым рядом физических и психологических проблем, легко соглашаясь на каждое физическое вмешательство в свое состояние, но уклоняясь от любой предлагаемой ей психотерапии.
Согласно информации, предоставленной старшей дочерью накануне, в течение многих лет, незаметно для школьного персонала или кого-либо из соседей, Мэриан наказывала с применением суровых физических мер свою младшую дочь Агнес в тех случаях, когда девочка не соответствовала высоким стандартам своей матери в ведении домашнего хозяйства или же если мать находила ее поведение раздражающим. Мэриан также наказывала ее ремнем за недержание мочи, что происходило довольно часто. Агнес, которой на момент написания этой книги исполнилось восемь лет, была средней из троих детей Мэриан, рожденных от разных отцов. Мать поддерживала некоторую связь с отцом своей старшей дочери, но с отцом младшего ребенка не виделась после того, как тот оставил ее ради другой женщины. Отец Агнес был наркоманом, который покинул Мэриан вскоре после того, как она родила, и редко давал о себе знать. Мэриан было трудно почувствовать привязанность к Агнес и сблизиться с ней с самого ее рождения, вероятно, потому, что она идентифицировала дочь с ненадежной и разочаровывающей фигурой ее отца.
Казалось, Мэриан выбрала мишенью для своей ярости Агнес, а впоследствии и свою старшую дочь, которая часто пыталась защитить сестру, вставая между ней и матерью и рассказывая о происходившем в их доме своей подруге, бывавшей у них в гостях. Подруга рассказала об этих подробностях в школе, работники которой в срочном порядке поставили в известность социальные службы. Подробное описание имевшей место жестокости было трудно вынести. Постепенно разворачивалась история о том, как Мэриан часто не пускала дочь в школу в течение нескольких дней, пока не проходили ее синяки, как она пинала, избивала, ежедневно ругала Агнес и совершала в ее отношении эмоциональное насилие. Агнес сорвалась, когда рассказывала социальным работникам об отношении к ней матери. Она была в должном порядке изъята у Мэриан вместе со своими братом и сестрой, и все трое были помещены под временную опеку по предварительному ордеру. Самый младший ребенок, мальчик, казалось, был любимым ребенком, однако им мать также пренебрегла, хотя он реже подвергался физическому наказанию с ее стороны. Старшая дочь сообщила о нескольких случаях физического насилия по отношению к себе, однако у нее была возможность убегать из семейного дома и проводить время со своим отцом, который, как она считала, защищал ее.
Отвержение и насилие ввергли Агнес в тяжелое диссоциированное и подавленное состояние, от которого она постепенно приходила в себя в приемной семье, рядом со своей защищающей и чрезмерно ответственной старшей сестрой. Но при этом она все еще жаждала от своей матери любви, заботы и признания своего «неправильного» поведения.
Можно понять психологию такого эмоционального и физического насилия с точки зрения попытки матери избавиться от глубоко неприемлемых чувств путем плохого обращения с другим человеком. Подобное насилие может быть рассмотрено как воссоздание происходившего с самой Мэриан в ее собственном детстве, которое она описала как «полное пренебрежения» и эмоционально бедное, поскольку ее младшему брату отдавалось значительное предпочтение, в то время как сама она чувствовала себя неуклюжей и глупой, «несчастным случаем» в семье, в противоположность долгожданному и заветному ребенку, ее брату.
Частые эпизоды словесного и физического насилия над Агнес казались Мэриан в какой-то степени захватывающими и опьяняющими, поскольку они позволили ей выразить свое разочарование и ярость, почувствовать силу и контроль над беспомощным и уязвимым ребенком. Агнес была выбрана на бессознательном уровне не только потому, что она была менее уверенной, напористой и привлекательной в глазах матери, чем двое других ее детей, но также и потому, что из-за этих уязвимых качеств дочери она видела себя в ней. Мэриан столкнулась с образом своего инфантильного Я и обнаружила, что эта идентификация невыносима. Свою дочь она видела «бесполезной», такой же, какой считали Мэриан ее родители, – в отличие от ее в высшей степени успешного брата. Чтобы избавиться от ужасного чувства своей никчемности, она переместила его вовне, в свою дочь, которую затем возненавидела и начала атаковать физически и вербально, практически не чувствуя угрызений совести. Когда она видела в глазах Агнес ужас и полное дурных предчувствий ожидание, это злило и возбуждало ее еще больше, отчего Мэриан подвергала свою дочь еще большему физическому и эмоциональному насилию. Агнес явно служила «контейнером с ядом» (deMause, 1990) для своей матери, что ярко иллюстрирует силу проективных механизмов, как основной движущей силы, лежащей в основе жестокого насилия в отношении детей.
В своем садистичном и жестоком насилии по отношению к Агнес Мэриан продолжала считать себя жертвой, а дочь – преследовательницей. Согласно предложенному Де Зулуета объяснению причин насилия, Мэриан чувствовала, что ее дочь каким-то образом заставляла ее саму войти в контакт с собственной невыносимой болью. И единственным доступным для нее способом облегчить свое психическое напряжение было насилие.
Насилие в отношении детей, как и другие акты насилия и извращенного поведения, представляет собой порочный круг. Сильный удар или эмоциональная тирада в адрес ребенка избавляет взрослого от подспудного ощущения беспомощности, подавленности и пустоты, обеспечивая временный выход из этих невыносимых душевных состояний. Вскоре, однако, чувство вины и дистресс возвращаются, теперь усиливаясь осознанием того, какой вред насильник причинил другому человеку. Это чувство вины быстро забывается, поскольку выносить его слишком сложно, а сам акт насилия теперь уже оправдывается как вполне «понятный» ответ на невозможное поведение «плохого ребенка». Когда ребенок единожды подвергается жестокому обращению, «телесные границы» нарушаются, и повторять подобное насильнику становится все легче, а искушение поступать таким образом становится все сильнее. Ребенок превращается для матери в олицетворение ее собственных токсичных чувств и рассматривается скорее как преследователь, а не как жертва. Подобный вид объективации позволяет людям на протяжении длительного времени осуществлять нападения в разных ситуациях, включая военные действия, он также характерен и для жестокого насилия в отношении детей. Агнес воспринималась ее матерью как «ядовитое существо», на котором она могла срывать свой гнев.
Реакция Агнес на происходящее была полна все возрастающего чувства страха и отчаяния, и, поскольку ее мать сталкивалась с проективной идентификацией, согласно которой она воспринимала Агнес как существо ненавистное и презренное, девочка ожидала насилия в ответ на свои действия и никак не могла угодить своей матери. При существующей долгосрочной возможности возникновения отклонений в развитии ребенка, подвергающегося насилию, как и во многих случаях небезопасной привязанности, ребенок, с которым обращались сурово, даже безжалостно, все более отчаянно нуждается в любви и одобрении и принимает как должное ту жестокость, с которой с ним обходятся.
С течением времени Мэриан становилась все более безразличной к выражаемым Агнес отчаянию и боли; она эмоционально отстранилась от нее, не видя в ней страдающую личность, а лишь используя дочь как объект, на который можно проецировать свои собственные разочарование и гнев. Тем не менее Мэриан нуждалась в этом ребенке как в проективном контейнере для своих токсичных чувств. Переживание своей собственной силы и власти обеспечивало Мэриан временное избавление от ее внутреннего ощущения пустоты, предлагая захватывающее, хотя и недолгое облегчение. Она сама признавала, что чувствовала облегчение и радость, после того как наказывала Агнес, видя, как дочь тянется за ее любовью, несмотря на то что мать устроила ей «взбучку». Поскольку уровень осознанности Мэриан был очень низким и боль от признания правды, заключавшейся в обвинениях ее детей против нее, очень велика, она предпочла отделиться от них, рассматривая их всех как предателей и лжецов. Она снова разместила свои неприемлемые чувства в них, а не в себе самой, освобождая себя от виновности и вновь преображаясь в жертву, покинутую теми, кому она доверяла.