Страница 9 из 12
Натана отобрали у нее, когда ему было всего полгода. Тогда Констанция ударила инспектрису из социальной службы, которая пришла проверить их жилищные условия. Девятидневный запрет на работу. Поскольку ребенок родился от неизвестного отца, а Констанция уже немного побывала в заключении там и сям, власти тут же отняли у нее сынишку и запретили видеться с ним; она обращалась к судье, умоляла, но досье у нее было длинное, и хотя она и надела рубаху с длинными рукавами, чтобы никому не демонстрировать синих вен на руках, это никого не обмануло. Натан был помещен в первое заведение, затем в приемную семью, она даже не имела права навещать его и не знала, где он находится. В течение полугода она осаждала органы опеки, чтобы вернуть себе сына. Была внимательна ко всему, отвечала на анкеты, опросники, ходила на собеседования, соглашалась сдавать анализы мочи и крови; это свелось к постоянным уловкам, потому что ей так и не удалось завязать с наркотой. В тот период она жила с Самосом – она так никогда и не узнала, как его звали на самом деле. Потом была касса аптеки на улице Лувенны; за это она схлопотала пять лет. Забавно, но это придало ей силы. Присутствие Натана теперь витало над ней, словно целительное дуновение. Благодаря этому ей удалось завязать, она смогла воспротивиться влиянию сокамерниц, которые и в заключении торговали наркотиками. Хотя ей это было совсем не по нраву, она предпочла спать с Моной, главной смотрящей в тюрьме, и благодаря ей обрела относительный покой. Время от времени она получала известия о Натане, иногда даже фотографию – и все вызывало у нее слезы. Мужиковатую Мону это трогало, она делала вид, что они по-прежнему вместе, но больше ничего не требовала от Констанции, так что они стали почти подружками, насколько это возможно в подобном месте. Через три года Констанция получила условно-досрочное освобождение. Шесть месяцев испытательного срока, без малейшего шанса забрать Натана. Она вернулась в департамент Сена-и-Марна, ей пришлось дважды сменить жилье, она познакомилась с одним или двумя типами, но, несмотря на это, не подсела снова на наркоту. Единственной целью ее жизни стало доказать, что она заслуживает, чтобы ей вернули сына. В конце концов она нашла квартиру по приемлемой цене и с комнатой для малыша. У Констанции не было никакого образования, так что она подрабатывала прислугой и ходила за покупками, отказавшись от всякой оплаты по-черному: ей нужны были договоры найма, счета, квитанции, чтобы иметь возможность все подтвердить, ничего нелегального, ничего, а это чертовски тяжкая задача, когда ты в самом низу социальной лестницы. Когда пришли инспекторы, она показала им только что заново выкрашенную детскую, кроватку и все такое, шкаф, одежки и даже игры. Пришлось снова сдавать анализы мочи и крови, и она, как стойкий и примерный солдат, сделала все, что от нее требовали.
Ей очень помогло агентство «Хатцер» по найму на временную работу. Мадам Филиппон. Ее растрогала ситуация и сила воли молодой женщины. Все клиенты были очень довольны. Надо сказать, что Констанция вкладывала в работу все свое исступление, все свое упорное стремление вернуть себе Натана. Это стало ее навязчивой идеей.
И наконец ее усилия были вознаграждены.
Судья вынес вердикт.
Констанция могла забрать Натана.
Ей нужно будет проходить проверки, заполнять анкеты и новые опросные листы, терпеть внезапные визиты, но она получила право поехать за сыном. И оставить его себе.
Она принесла в агентство по временному найму цветы, недорогой букетик, но мадам Филиппон, которая купила игру для малыша Натана, расплакалась от ее поступка: у нее внук примерно такого же возраста…
Под взглядами сотрудницы и ребенка Констанция упрямо пыталась закрепить кресло. Она купила его с рук, такие штуки довольно дороги. И теперь размышляла, не нагрели ли ее, не продали ли недоукомплектованное кресло, – может, в нем чего-то недостает, и при мысли о том, что без этого чертова кресла она не получит права уехать с Натаном, ей стало не по себе, ее охватил панический ужас.
– Вы точно не хотите… – отважилась снова спросить сотрудница.
Готовая разрыдаться Констанция посторонилась, и та очень любезно все сделала.
– Смотрите, надо подвести ремень под кресло и… Держите, просуньте руку сюда, нет, поглубже, давайте, сейчас вы нащупаете небольшой выступ. Нащупали? Если вы на него надавите, то услышите щелчок. Попробуйте.
Констанция попробовала, и у нее получилось. Она снова стала хорошей матерью.
Она заговорщицки подмигнула Натану, который и глазом не повел. Он ведь не знает ее, эту девушку, а уж он стольких самых разных людей повидал, с чего бы он вдруг разулыбался ни с того ни с сего. Тут нужен повод.
В багажнике, куда Констанция поставила его чемодан, Натан увидел что-то в подарочной упаковке. Он был уверен, что это для него, и задумался, скоро ли она решится отдать это ему. Едва приехав за ним, она сунула ему Грендайзера, такую штуку, которая его никогда не интересовала; он ничего не сказал, однако ему не терпится от нее избавиться. Хорошенькое дело, если и в пакете что-то подобное…
Его усадили в детское кресло, он не сопротивлялся. Констанция вообще не знала, что надо делать.
– Спасибо за…
Сотрудница улыбнулась:
– Не забудьте пристегнуть ему ремень безопасности.
Вот черт!
Констанция нырнула в салон, схватила ремень, протянула его перед Натаном. Для этого ей пришлось склониться над ним, и они впервые оказались так близко друг к другу. Это продлилось совсем недолго, и оба поняли, что это ключевой момент, но не знали, как следует поступить. Констанция крупным планом видела его серо-карие глаза, каштановые волосы, растущие низко надо лбом, такие тонюсенькие… Он был так прекрасен, что ей стало страшно. Натан ощущал запах Констанции – духи, которых он не знает, какие-то девчачьи штучки, слегка сладковатые. Ему очень понравилось, но он не подал виду.
Путешествие прошло не слишком хорошо. Триста километров в машине до Мелёна.
– Сейчас остановимся и съедим пиццу, хочешь?
Но Натан предпочел бы «Макдак». Она говорила об их жизни, обо всем, что они будут делать теперь, когда они снова вместе. Навсегда. Но ребенок только критиковал: купленные ею конфеты, диски, которые она выбрала… Когда к полуночи Констанция прибыла в Париж, нервы у нее были на пределе. Вдобавок она поняла, что забыла отдать ему подарок, так и оставшийся в багажнике.
А вот Натан добрую часть пути только об этом и думал.
Когда они добрались до дому, он уже спал глубоким сном.
Констанция с удовольствием представляла, как они впервые окажутся в своей квартире. Она воображала, как Натан войдет в свою комнату, увидит мебель, игрушки, – а он крепко спал у нее на руках. Ему следовало бы сходить в туалет, почистить зубы. Если он этого не сделает, значит я плохая мать. Но она просто раздела его и укрыла одеялом, так что он даже не проснулся. До чего же утомительной была дорога! Ни от кого другого она не стерпела бы и десятой доли. Иногда было просто невыносимо, эта история с пиццей, с гамбургером… Констанция упрекнула себя за это. Ребенок имеет право… Именно это говорил ей судья, когда она требовала, чтобы ей вернули сына.
Уже поздно. Завтра они целый день будут вместе, она все распланировала: кино, пикник, но теперь она во всем сомневалась.
Констанция откупорила бутылку бордо. Как же она устала…
Теперь Васильев приходил два раза в неделю. Господин де ла Осрей продолжал говорить ему: «Ты не слишком часто приходишь…» Теви хихикала в кулачок. А Рене неловко оправдывался. Тем летом столбик термометра иногда поднимался очень высоко, и Теви приходилось проявлять чудеса изобретательности, чтобы проветривать дом, чтобы Мсье – который, впрочем, ни на что не жаловался – легче дышалось. «Мы часто ходим в парк, – рассказывала Теви. – Мсье очень нравится читать там новости». Васильев уже давно не видел у Мсье такого количества газет. Прежде весь его кабинет был ими завален, затем интерес к ним прошел, а теперь вернулся.