Страница 10 из 12
Если взглянуть со стороны, Васильев был удивлен тем, какое место занимает молодая сиделка в этой квартире. Все свидетельствовало о ее присутствии: новые подушки, порядок в спальне Мсье, а еще – новые лампы. «В этой гостиной вообще невозможно было что-нибудь увидеть, вы согласны?» И амулеты. Совсем немного, но – Теви со смехом признавала это – она очень суеверна. Она окружала себя множеством самых разных фетишей, это сильнее ее. Так что коробочки с бетелем в форме птичек, позолоченные дарохранительницы, головы апсар[11] или керамические копии головы Авалокитешвары из храма Плаосан[12] совсем заслонили коллекцию Мсье: бронзовые статуэтки XIX века, алебастровые пепельницы и деликатно-фривольные гравюры. Предрассудки Теви забавляли Рене и развлекали Мсье. Например, ей не особенно нравилась эта квартира. Не то чтобы она была неудобной, но на лестнице нечетное количество ступенек, «а это приводит в дом призраков». Теви и сама смеялась над своими суевериями, что не мешало ей в них верить. Однажды вечером – Рене уже не мог припомнить, с чего вдруг они коснулись этой темы, но начал точно не он – Теви заверила его, что мужчине никогда не следует спать с женщиной, у которой выбрит лобок: «Это верный путь к серьезным проблемам». Рене покраснел, а она нет.
Когда зашел разговор о деле Мориса Кантена, Теви убежденно сказала, что тот наверняка не умер бы, если бы согласился нанести на тело сакральные татуировки.
– Не уверен, что татуировки могут быть надежной защитой от сорок четвертого «магнума», – рискнул возразить Васильев.
– А вот об этом, Рене, вы ничего не знаете!
Он спросил, задумывалась ли она о том, чтобы защитить себя сакральной татуировкой. Теперь покраснела она, так что Рене не знал, куда деваться… С тех пор наличие татуировок где-то на теле Теви не на шутку волновало его. Он не мог заставить себя не думать о том, что они должны быть расположены в каком-то сокровенном месте, и это всерьез его будоражило.
Они называли друг друга по именам, но оставались на «вы».
Они разговорились о Морисе Кантене не потому, что в его деле появились какие-то новости, а потому, что господин де ла Осрей когда-то был с ним знаком.
– Дело было в «Жокей-клубе», за ужином, уж не помню, по какому случаю… Презабавный человек. Он бесконечно долго рассказывал нам про сафари, в котором даже не участвовал…
Визиты Васильева подчинялись ритуалу, во многом обязанному Мсье, но также и Теви. Оба были чрезвычайно привержены постоянству, привычке, установленному порядку. Сперва за рюмочкой чего-нибудь они болтали о пустяках, затем ели лапшу или овощной суп, после чего усаживались за большой стол в гостиной и играли в «желтого карлика»[13]. Теви выигрывала чаще других. Рене предполагал, что она жульничает; он никогда не пытался проверить, но ему даже нравилось, что она плутует. Когда это было незаметно, он позволял ей выиграть, а она очень радовалась, потому что победа доказывала справедливость ее предрассудков и верований.
В тот вечер Мсье вернулся к делу Мориса Кантена.
– Я уже давно им не занимаюсь, – сказал Рене.
– Еще одна история, преданная забвению, – произнес Мсье.
– Преданная забвению, – повторила Теви. Мысленно она всегда отмечала новые для нее выражения: повторение помогало их запомнить. Затем она пыталась использовать их, что не всегда бывало уместно, и Рене с извиняющейся улыбкой ее поправлял, а Теви никогда не обижалась.
После партии в «желтого карлика», когда Мсье засыпал, они оставались вдвоем в гостиной и болтали, так что, бывало, Рене уходил довольно поздно.
– Благодаря Мсье, – сказал Васильев, – вы знакомы с моей семьей на все сто, но никогда ничего не рассказываете мне о своей.
– Это не слишком интересно.
Однако Рене ждал продолжения, и молодой женщине пришлось добавить:
– Я хотела сказать, все совершенно банально… Семья есть семья. В Камбодже или во Франции это всегда почти одно и то же, верно?
Она явно не хотела распространяться на эту тему, вновь заговорила о Мсье, о нынешней партии в «желтого карлика», и это напомнило Васильеву, что он хотел кое-что предложить.
– Я тут подумал… – сказал он. – Может, как-нибудь вечерком мы могли бы сфотографироваться все вместе, что скажете?
– Сфотографироваться?
– Да, чтобы сохранить воспоминание об этих вечерах Мсье. Чтобы потом, когда… Ну, вы меня понимаете…
– О нет! – ответила Теви.
Вид у нее был такой возмущенный, что Васильев забеспокоился, уж не оскорбил ли он ее чем-нибудь.
– Сфотографироваться втроем – нет, это невозможно! Это приносит несчастье. Если мы это сделаем, один из нас троих вскоре умрет!
Оба подумали об одном и том же – о возрасте Мсье, – и их разобрал безудержный смех. Это был отличный вечер. Впрочем, все вечера были приятными, если не считать того, что два раза в неделю Рене ел что-то другое, а не консервы и быстрозамороженные продукты.
Когда Теви провожала его к дверям, Васильев осмелился:
– Скажите, Теви… Мсье не заговаривается?
А поскольку Теви нахмурилась, услышав незнакомое выражение, он покрутил указательным пальцем у виска.
В тот вечер дважды, когда речь заходила о Морисе Кантене, Мсье говорил, словно только что вспомнил:
– Знаете, я ведь прежде был с ним знаком. Как-то мы встретились за ужином в «Жокей-клубе». Он бесконечно долго рассказывал нам про сафари, в котором даже не участвовал…
Теви тоже об этом вспомнила. Однако не сказала Рене, что заметила у Мсье и множество других признаков. Она ограничилась тем, что снова хихикнула, прижав кулачок к губам.
– Да, иногда слегка «заговаривается»…
Уходя, Васильев наклонился и поцеловал ее в щеку.
Еще с прошлого мая, после катастрофического дела Кантена, Анри Латурнель был по-прежнему сильно озабочен состоянием Матильды. Разумеется, он ей не перезвонил и ничего о ней не знал, как обычно и бывало, но на сей раз это его почему-то очень беспокоило. Отсутствие контакта – в порядке вещей, таково правило; а контакт – исключение. Однако его печалило, что он ничего не знает. Что-то с ней не так? Что-то могло усложнить работу? Разумеется, его беспокоил не только этот вопрос, но и сама Матильда.
Он не решался признаться себе, но все это давалось ему очень нелегко. Насколько сильно он ее любил? Он погрустнел еще больше. Он страстно любил ее. Но всегда издалека.
1941 год. Матильде девятнадцать, она прелестна. Ничего общего с той некрасивой толстухой, в которую она превратилась.
В Сопротивление ее привел Кудрей, товарищ, которого потом очень быстро убили. Анри, только что создавший сеть Имоджин, давал ей небольшие задания: отнести чемодан, отследить адрес, передать сообщения; она хорошо зарекомендовала себя.
В 1941 году под видом медсестры она сделала все от нее зависящее для удачного побега троих товарищей, арестованных тулузским гестапо. Она отличалась поразительным хладнокровием, ничто не могло испугать ее.
И вот наступил тот день 1942 года, когда сеть по большей части была разрушена по причине одной из тех досадных случайностей, в которых никто не виноват, но которые уничтожают личный состав. Анри помнил этот роковой день, когда уцелевшим пришлось мобилизоваться, чтобы остановить внезапный мощный успех немецкой разведки. Необходимо было действовать быстро, очень быстро, изъять документы, предупредить товарищей, предотвратить утечку информации, организовать транспортировку оружия, информировать смежные сети, во всем соблюдать полнейшую секретность… В тот день Матильда сотворила чудо. Занятый по горло Анри поручил ей проверить, находится ли под наблюдением гестапо склад оружия. Точно восстановить события ему удалось только гораздо позже, когда страшная угроза миновала. Матильда на месте обнаружила поблизости от хранилища скрытое наблюдение. Они вдвойне рисковали: видеть, как склад будет захвачен, или же быть арестованными при попытке его защитить. У них была одна-единственная машина. Немецкая разведка сработала быстро, однако подкрепление, необходимое для организации засады, еще не прибыло. Тогда Матильда позвала Роже, славного парня, настоящего бандита, который на своем пустом грузовике, развозившем овощи и фрукты, примчался так скоро, как только мог. Меньше чем за двадцать минут они с Матильдой перегрузили в фургон все содержимое склада. «Малышка не произнесла ни слова, вот так вот!» – с восхищением рассказывал Роже. Они уехали по главной улице. Какое-то мгновение Роже сомневался, стоит ли на нее выруливать, – там как раз находился автомобиль наблюдения. «Она была чертовски уверена в себе…» Но ничего не произошло. «Я паниковал…» Та машина не стронулась с места. Только спустя полчаса прибывшее немецкое подкрепление обнаружило на переднем сиденье двух убитых агентов, которым было поручено наблюдение за складом.
11
Апсары («многоводные») – полубогини, духи облаков или воды, небесные танцовщицы в индуизме; изображались в образе прекрасных женщин, одетых в богатые одежды и носящих драгоценности.
12
Авалокитешвара («Владыка, милостиво взирающий на существа») – бодхисаттва буддизма махаяны, воплощение бесконечного сострадания всех будд, эманация будды Амитабхи. Храмовый комплекс Плаосан находится в Индонезии.
13
«Желтый карлик» – традиционная французская азартная карточная игра, особенно популярная в XVIII веке.