Страница 2 из 10
– Гурий Иванович, давайте из Обнинска сразу же перенесемся в Москву, в Академию наук. Как вы стали ее президентом?
– Меня пригласил Горбачев. Говорит: «Будешь президентом академии?» А я так довольно смело отвечаю: «А что – буду». У меня ведь уже был за плечами опыт руководства Сибирским отделением. 100 академиков как никак и членкоров. Так с 1986-го по 1992-й я у руля и стоял.
– Что сложней оказалось: заниматься наукой или ею руководить?
– Честно скажу, что более мучительного периода, чем тот, когда я был зампредседателя Совмина, а я в 80-е занимал еще и эту должность, в моей жизни не было. Ни сна, ни покоя. Ни выходных, ни праздников. В руках у меня были сконцентрированы тогда колоссальные средства – до 6 процентов всего советского ВВП. Именно столько государство выделяло на науку. Один президентский фонд, из которого я мог лично выделять средства на те или иные научно-технические направления, доходил до 200 млн. долларов.
– Спору нет, у советской науки тогда был хороший финансовый задел. А вот у главы этой науки? Вам лично в те времена удалось разбогатеть?
– Безусловно. Значит так: три сына, и все трое – доктора наук. Семья 18 человек – каково, а?.. Конечно, богатый. Деньги? А что деньги – они приходят и уходят. Тут мне, честно говоря, похвастаться нечем. Да и не из-за них, в конце концов, мы работали…
Математик Пафнутий Чебышёв
Одна из самых малых и неприметных калужских улиц носит имя одного из самых великих уроженцев ее земли – Пафнутия Львовича Чебышева. На ней пять домов. Есть, правда, улица и короче – с одним домом. Но она имени человека и вовсе в Калуге не бывавшего – Михайла Ломоносова. Академическая наука в городской топонимике отражается весьма прихотливо. Да и не только в ней. Так повелось. Почему – бог ведает…
Россия – страна по большей части гуманитарная. Страна Толстого, Достоевского, Чехова. Страна святых отцов, высоких колоколен, вишнёвых садов и дворянских усадеб. Страна высоких, но весьма отвлеченных идей, предпочитающая кропотливому поиску эффективных решений громкие результаты за любой, подчас даже самый разорительный счёт.
Страна романтическая. Конкретно думать для нее – редко встречающаяся черта. От этого или нет, но склонность к строгим дисциплинам у нас долго не приветствовалась. Посему великие математики с эпитетом «русский» в прежние времена встречались редко. Первый из них, пожалуй, Пафнутий Львович Чебышев. Основоположник, классик, академик – российский и ещё порядка двадцати, а может, более иностранных академий наук.
Образованное русское провинциальное семейство. Патриотическое и набожное. Небольшие поместья в Тульских, Елецких, Калужских весях. Дом на Пречистенке. Одного из пяти сыновей матушка называет в честь святого Пафнутия Боровского – монастырь во имя оного как раз поблизости от родового имения Окатово.
Начальное образование – исключительно домашнее. Далее – частные уроки у лучших московских педагогов. Мальчик сосредоточен, умён, усидчив. Детским забавам и играм предпочитает книжки с логарифмами. Частью тому способствовал малый недуг – лёгкая хромота. Пришло увлечение конструированием. И надо же – самоходящих машин. Да так прикипает Пафнутий к механическим игрушкам, что не может оставить это «хобби» до самых последних дней. Математика и механика захватывают Чебышева целиком. Сначала – в Московском, затем – в Санкт-Петербургском университетах.
Уже будучи известным ученым, отправившись в поездку по Европе, не может ни на что другое смотреть, кроме как на всевозможные механизмы. Берлин, Париж, волшебные по красоте города, дворцы и замки – всего этого будто не видит молодой русской профессор. Внимание его поглощено то ветряными мельницами, хитрые расчеты наиболее эффективного угла наклона лопастей которых не дают покоя Чебышеву, то паровые машины, то льнопрядильные. Вместо музеев и парков – литейные и механические цеха французских и немецких заводов. Плюс, естественно, бесконечные диспуты со звездами европейской математики. Те быстро принимают русского гения в свой круг…
Не скажешь, что он был отрешенным. Отвлеченным от скудных мирских забот. Витающим где-то в математических облаках. Вполне даже очень земной. Внешне сдержанный. Романтик?.. Отнюдь. Десятилетия преподавания в одном и том же университете – можно сказать, рутина. Иные подтвердят: четкие до автоматизма лекции с полными выкладками, без лишней риторики и ни секунды лишней после звонка. Да, отличался бережливостью. Наверное, потому, что без семьи. Ещё – достатком. Любил скупать имения. И – дарить их сестрам, братьям. Последним щедрым подарком им от Пафнутия стало его 600-тысячное наследство…
Говорят, что настоящее бессмертие к ученому приходит тогда, когда выведенные им формулы начинают наносить на футболки и майки … Когда его имя присутствует в параграфах школьных учебников … Когда на заложенном им научном фундаменте строятся научные школы … Когда его именем называют улицы – даже такие маленькие, как в Калуге.
Пафнутий Львович Чебышев достиг такого бессмертия. Его изыскания в теории чисел, в теории вероятности, в механике, наконец, достижения в педагогике обессмертили это имя. И – поставили Россию в число великих математических держав.
Философ Фридрих Энгельс
Он всегда казался большим, угрюмым и надменным. Эта гигантская дворницкая борода, никак не гармонирующая с осанкой и дорогого сукна костюмом аристократа. Этот назидательный взгляд, казалось, до костей прохватывающий всякого усомнившегося в святости задуманного им коммунизма. Эти намозолившие глаза портреты на пару с другим не менее могучим бородачом – Марксом. Реже – в тройственной компании с обладателем куда менее внушительной бороды, но гораздо более выразительной лысины – Владимиром Ильичом.
Трое великих бородатых более века царили в умах сотен миллионов людей. Размножились в сотнях памятников. В тысячах барельефов и картин. В миллионных тиражах коммунистических манифестов. Постепенно превратились из живых людей в идолов. Из них – в богов. Из тех – в иконы, пред которыми неугасимо теплились лампады мировой революции во имя воцарения двигателя (как считала могучая троица) мировой гармонии – диктатуры пролетариата…
Так, собственно, по вполне банальной схеме полностью вымораживается и цементируется интеллектуальный пульс эпохи. Упрощается, подчас до примитивизма, взгляд на довольно неординарные исторические личности этих самых эпох. Короче, теряется след необычайно интересных людей: живых, талантливых, противоречивых, изобретательных, романтичных, одаренных до гениальности, гениальных до вполне житейской обыденности…
Приходилось ли вам интересоваться, какова, например, ширина реки Везере в окрестностях Бремена? Так вот: порядка двухсот метров. Соавтор «Коммунистического манифеста», великий теоретик и непререкаемый вождь Фридрих Энгельс, будучи неслабым 19-летним юношей, одним махом одолевал эту реку четыре раза подряд. О чем с гордостью сообщал в письме свое любимой младшей сестре Марии. Или – враз снаряжался в зимний конькобежный марафон по льду реки, километров этак на полста – так сказать, развеяться. А то – чуть не ежедневное оттачивание техники рапирного боя. Дабы рука не дрябла в сражениях. А как без них, без сражений?.. Следом – армия с карьерным взлетом – аж до бомбардира. Настоящий военный профессионал. И вообще он был чертовски крепкий, спортивный и отчаянный в молодые-то свои годы, этот Энгельс. Как, впрочем, и в почтенные не умел себе отказать в полюбившихся с юных лет лихих спортивно-охотничьих забавах. Да только ли в них?..