Страница 24 из 93
Почему А. И. Микоян выступил с инициативой реанимировать политический труп и вернуть дискредитировавшего себя деятеля к руководству страной, остаётся загадкой. Очевидно, он полагал, что Ракоши был к Надю несправедлив и проявил к нему излишнюю жёсткость. Отметим, что мнение Микояна не нашло поддержки ни в Москве, ни в ЦК ВПТ. Прислушался к нему лишь Н. С. Хрущёв, который в июне поручил Микояну вылететь в Будапешт, чтобы в личной встрече проверить, обоснована его позиция или нет.
К организации этой встречи оказался причастен Крючков. Накануне визита Микояна Андропов поручил ему разыскать Надя, созвониться с ним и выяснить, согласен ли тот встретиться в советском посольстве с Микояном. Согласие было получено. А вскоре Крючков получил и новое задание — привести Надя на встречу с Микояном. Предоставим слово Владимиру Александровичу:
«По дороге Надь с теплотой рассказывал о своём пребывании в Советском Союзе, говорил, что привык к советской прессе, особенно к «Правде», регулярно слушает московское радио. По поводу своей дочери мой спутник заметил, что она вообще больше русская, чем венгерка, как по воспитанию, так и по языку. Сам Надь по-русски говорил совершенно свободно, без всякого акцента. В машине он ненавязчиво обронил несколько фраз о том, что не мыслит Венгрию без тесного союза с Советским государством, дал понять, что лучше его кандидатуры Москва не найдёт, что с ситуацией в стране только он в состоянии справиться.
Как мне рассказывали, беседа Микояна с Надем носила характер глубокого зондажа и завершилась обоюдным выводом о целесообразности взаимного сотрудничества. Но, как отмечали венгерские друзья, Надь часто говорил одно, а делал совсем другое»[63].
К личности этой, как считал Крючков, «роковой для Венгрии фигуры» мы ещё вернёмся. А сейчас — несколько слов о том, в какой обстановке приходилось работать сотрудникам посольства, которое оказалось, по существу, на осадном положении. Сначала — об одном эпизоде, о котором рассказал автору В. Н. Казимиров. В городе шла перестрелка, когда Андропов проводил планёрку. Неожиданно оконные стёкла с треском прошила пуля. Все находившиеся в кабинете, согласно инструкции, попадали на пол (одного Андропова это не смутило — он оставался сидеть), и Казимиров увидел, что срикошетившая обо что-то пуля лежит прямо перед ним. Он не растерялся и быстро положил её в карман — на память. Долго хранил её у себя, а спустя 20 лет подарил её Юрию Владимировичу в его день рождения.
И Крючков, и Казимиров отмечали одну важную черту Андропова: он доверял молодым сотрудникам. Когда начались первые демонстрации, он сразу же собрал всех, кто знал венгерский, и провёл с ними совещание. Чувствовалось, что для Юрия Владимировича оно было нелёгким. Задача, которую поставил посол, заключалась в следующем: любыми путями собрать как можно больше информации о настроениях людей, митингующих на улицах. Андропов считал, что, если посольство хочет иметь полную и объективную картину, оно не может полагаться только на спецслужбы. Тем более что накануне событий были расхождения в оценках происходящего: разведка оценивала перспективу более оптимистично, чем посол, который заранее предупреждал Москву о возможности уличного сценария развития событий (подчеркнём, что о «соревновательности» или соперничестве в той обстановке и речи не было — все друг другу помогали). Дело было рискованное, но каждый понимал его важность.
Сейчас Казимиров с улыбкой вспоминает о том, как сотрудники посольства шли в толпы митингующих. Но тогда было не до смеха. Тот же Крючков, в пошитых перед загранкомандировкой по московской моде широких брюках, с сохранявшимся акцентом, который не оставлял сомнений в национальной принадлежности говорившего, слишком мало напоминал венгра. Сам Крючков вспоминал, что знание венгерского языка позволяло вступать с венграми в разговоры, получать свежую информацию прямо из центра событий. Но хорошо, если перед тобой оказывался благожелательный собеседник — частенько попытки завязать беседу заканчивались тем, что приходилось в буквальном смысле слова уносить ноги, как только по акценту в тебе распознавали русского.
Митинги отличались не только агрессивной риторикой — то там, то здесь раздавали оружие, вспыхивали потасовки. 23 октября над толпами растянули изображение нового польского лидера Гомулки, со всех сторон звучали призывы идти на радиокомитет и захватить его.
Крючков находился в рядах демонстрантов, когда те, разогретые собственными выступлениями и подстрекателями, двинулись на площадь Сталина — низвергать памятник советскому вождю. Вот как он описывает это действо:
«Её (статуи) низвержение сопровождалось безудержным ликованием собравшихся. Казалось, большего восторга и счастья никто из присутствовавших в своей жизни не испытывал. Сначала памятник с помощью автомашины раскачали из стороны в сторону, а затем, подрезав автогеном часть фигуры чуть выше сапог, тягачами свалили навзничь (так и стоял потом ещё несколько дней на площади постамент с одними сапогами на нём, что дало повод жителям Будапешта тут же окрестить это место «площадью сапог»). Повергнутая статуя мгновенно скрылась под телами забравшихся на неё людей. Площадь огласилась каким-то диким рёвом. И вдруг — то ли от ещё сохранившегося страха перед этим человеком, то ли просто отрезвев от отвратительной сцены варварства — люди как-то разом притихли и стали поспешно уходить, вернее, даже убегать прочь от зловещих обломков. Через минуту бегство приобрело массовый характер, толпа была буквально охвачена паникой…»
Другая задача, которую решали сотрудники посольства, пренебрегая собственной безопасностью, — спасти от расправы партийных активистов, не успевших укрыться от беснующихся нацистов и бандитов (вспомним, какую кровавую баню устроили те в Будапештском горкоме ВПТ), вывезти их в безопасное место, используя, в том числе, возможности посольств социалистических стран. При этом часто действовали они по личной инициативе, используя связи в кругах своих венгерских друзей, контакты и возможности. Казимирову, например, пригодились многочисленные знакомства среди венгерских любителей футбола. Дело в том, что он сам был прекрасным футболистом (в молодости занимался в московском «Торпедо» и выступал за юношескую команду этого прославленного советского клуба), а в Будапеште слыл страстным болельщиком и знатоком венгерского футбола.
Для эвакуации венгерских коммунистов Владимир Николаевич использовал грузовик Военторга, где работала его жена. Так, 2 ноября он узнал от заведующего международным отделом ЦК ВПТ Шандора Ногради, что многие руководители ВНР порвали с Имре Надем и им грозит расправа. На следующий день Казимиров вместе с водителем-венгром приехал по условленному адресу. Всех ожидавших благополучно разместили в фургоне, и машина тронулась. Однако вскоре её остановил патруль с повязками Национальной гвардии, которым командовал человек в мундире хортистского офицера. К счастью, пронесло: документы проверили только у водителя, а они оказались в порядке (между прочим, статус Казимирова в то время ещё не предоставлял ему дипломатической неприкосновенности). Люди были спасены.
63
Крючков В. А. Личное дело. М.: Эксмо, 2003. С. 54.