Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 93



К слову сказать, если мы хотим основательно разобраться в механизме репрессий, необходимо исключить крайние подходы к этому трагическому явлению в истории. Нам неприемлема позиция людей, которые относятся к репрессиям, как к позитивному, «исторически необходимому процессу», оправдывая творившиеся беззакония. Но мы не можем согласиться и с точкой зрения тех, кто бездоказательно утверждает, что все жертвы репрессий пострадали невинно, преследовались лишь на основании ложных доносов и каждый оговаривал своих товарищей, подвергаясь пыткам и психологическому давлению.

В связи с этим напомним, что крупнейшие зарубежные писатели — Лион Фейхтвангер, Ромен Роллан, Теодор Драйзер — не сомневались в справедливости приговоров, выносимых на процессах 1930-х годов. К примеру, Фейхтвангер своими впечатлениями поделился в книге «Москва 1937»: «До тех пор, пока я находился в Европе, обвинения, предъявленные на процессе Зиновьева, казались не заслуживающими доверия. Мне казалось, что истерические признания обвиняемых добываются какими-то таинственными путями. Весь процесс представлялся мне какой-то театральной инсценировкой, поставленной с необычайно жутким, предельным искусством… Но когда я присутствовал в Москве на втором процессе, когда я увидел и услышал Пятакова, Радека и их друзей, я почувствовал, что мои сомнения растворились как соль в воде под влиянием непосредственных впечатлений от того, что говорили подсудимые и как они это говорили. Если всё это было вымышлено или подстроено, то я не знаю, что тогда значит правда».

Похожим образом рассуждал и посол США в СССР в 1936–1938 годах Джозеф Э. Дэвис, который присутствовал на трёх судебных заседаниях. «Предположить, что этот процесс изобретён и поставлен как политическая театральная пьеса — значит предположить наличие творческого гения, равного Шекспиру».

Заслуживает внимания мнение Александра Зиновьева — известного философа, участника Великой Отечественной войны: «Если подходить к событиям с научной точки зрения… то репрессии стали одним из факторов победы… Не нужно следовать солженицынской концепции, что все были жертвы, а наверху сидел Сталин со злоумышленниками. Ведь была же революция, была Гражданская война, шла грандиозная стройка, шла непрерывная борьба и было, разумеется, сопротивление… Если бы не было 1937 года, то в 1941 году через два-три месяца война закончилась бы для Советского Союза поражением».

…Обстановка в Венгрии тем временем накалялась.

По наблюдениям Крючкова, особую активность проявляла творческая интеллигенция — писатели, журналисты, деятели искусства. Вполне естественно, что людям из этой среды всегда присущи духовное и политическое брожение, склонность к увлечению новыми идеями, особенно теми, в которых главной ценностью провозглашаются свободомыслие и свобода творчества. Но отсутствие ясных целей, размытая политическая позиция могут привести и к непоправимым последствиям[59].

Организаторам информационной войны, которая начиная с конца весны 1956 года разрасталась с каждым днём, надо отдать должное — действовали они напористо и воодушевлённо. Преподаватели и студенты будапештских вузов, члены Союза писателей и дискуссионного «кружка Петёфи» на правах духовных пастырей нации неустанно вели пропагандистскую работу на предприятиях и в учреждениях страны.

В круговерть драматических событий, разворачивавшихся в Венгрии, стремительно вовлекалась городская, в первую очередь студенческая молодёжь. Наращивали свою подрывную информационно-пропагандистскую работу средства массовой информации. Особенно усердствовала радиостанция «Свободная Европа», требовавшая немедленного вывода советских войск из Венгрии. Утверждалось, что СССР «грабит Венгрию, установив заниженные цены на поставляемую в Советский Союз венгерскую продукцию». На самом деле всё было наоборот: СССР закупал венгерские товары по более высоким ценам, чем те, которые действовали на международном рынке. Это позволило Венгрии в 1951–1955 годах дополнительно увеличить свои доходы на 723 миллиона валютных форинтов[60]. А кроме того, Советский Союз предоставил Венгрии кредиты на льготных условиях (2 процента годовых) на сумму 100 миллионов рублей…

Крючков подметил одну особенность: «Наибольшую активность нередко демонстрировали именно те, кто ещё вчера слыл коммунистом и даже сталинистом. Такие люди делятся на две категории. Одни прежде искренне заблуждались и теперь под влиянием всплывших на поверхность фактов захотели встать на чистую дорогу в жизни, решили исправить положение дел в стране. Другие же действовали из сугубо карьеристских соображений: однажды уже совершив восхождение в своём общественном и служебном положении в рамках старых порядков, они и теперь вознамерились сделать очередной рывок, отталкиваясь от нового трамплина»[61].

Как венгерские, так и советские руководители лихорадочно искали выход из сложившегося положения. Владимир Александрович, который был в курсе всех текущих дел советского посольства, вспоминал впоследствии: «Чтобы хоть как-то разрядить ситуацию, в июне 1956 года Ракоши по настоятельному совету Москвы взял шестимесячный отпуск и выехал на лечение в Советский Союз. Тогда он ещё не знал, что навсегда прощается с Венгрией, в которую после многолетней ссылки в Советском Союзе вернётся уже мёртвым, чтобы быть похороненным в Будапеште на кладбище для заслуженных ветеранов…»

Крючков поведал нам о трагической судьбе этого крупного деятеля мирового коммунистического движения, соратника В. И. Ленина. Владимир Александрович считал, что личная драма Ракоши — отражение той сложной эпохи, в жерновах которой погибла целая плеяда замечательных людей, посвятивших жизни борьбе за интересы простого народа и до конца дней сохранивших верность своим идеалам.

В 1924 году после работы в Коминтерне Ракоши нелегально вернулся в Венгрию, но был схвачен. В хортистских застенках он провёл 16 лет, а в 1940 году вместе со своими товарищами был обменян на венгерские знамёна, захваченные Россией в Первую мировую войну. Продолжая политическую деятельность в Советском Союзе, обзавёлся семьёй. Его женой стала Ф. Ф. Корнилова — та самая женщина, которая возглавляла когда-то комитет за освобождение Ракоши.



В 1944 году Матьяш Ракоши возвращается на родину и после войны становится во главе Венгерской партии трудящихся. Будучи одарённым и всесторонне образованным человеком, он неизменно производил сильное впечатление на всех, кто с ним соприкасался и работал. В 1947 году на одной из пресс-конференций для венгерских и иностранных журналистов в Будапеште он поразил присутствующих тем, что без переводчиков отвечал на вопросы журналистов на семи языках. После этого мировая пресса писала, что в лице Ракоши на небосводе коммунистического движения взошла новая яркая звезда.

Но, как считает Крючков, Ракоши, чья деятельность жёстко регламентировалась советским руководством, не нашёл в себе силы вырваться на простор самостоятельной политики, позволяющей более полно учитывать особенности Венгрии. Слишком мощным оказался общий поток, в русле которого находились все социалистические страны, твёрдо верившие, что впереди их народы ждёт безбрежное море счастья, изобилия и благополучия.

Ракоши до корней волос был революционером в том понимании этого слова, которое было присуще его эпохе. Но на смену одному этапу исторического развития неизбежно приходит другой, несущий в себе уже иные понятия и реалии. Далеко не каждому дано осознать это, избавиться от прежних стереотипов, продолжать шагать в ногу со временем. К сожалению, не был исключением и Ракоши. Но это уже скорее не вина, а беда человека, не сумевшего (или не успевшего) разобраться в жестоких закономерностях новой эпохи.

Спустя несколько лет, уже находясь в Советском Союзе, на обвинения руководителей Венгрии нового поколения в том, что его деятельность в бытность руководителем ВПТ привела к «извращениям, искривлениям, пренебрежениям национальными особенностями», Ракоши с сарказмом ответил, что только недалёкие люди не могут не учитывать наличия в то время общих источников как великих побед, так и совершённых ошибок.

59

Вспомним роль нашей либеральной интеллигенции в развале СССР.

60

Валютный форинт (как и валютный рубль) — специальная денежная единица, применявшаяся во внешнеторговых расчётах.

61

Крючков В. А. Личное дело. М.: Эксмо, 2003. С. 49.