Лола Роза

— Ой, не впивайся так ногтями! — вскрикнул Кендэл и вдруг потянул меня за собой.

— Мама! — Он понесся в самый конец отделения.

Я, дико озираясь, бежала за ним. Наконец я тоже ее увидела — белокурые волосы рассыпаны по подушке. Она отвернула голову к стене, так что лица не было видно. Одеяло у нее было натянуто до самого подбородка. Мама лежала очень тихо.

— Мама! — окликнул Кендэл.

— Она спит, — сказала я, положила руку маме на плечо и тихонько потрясла: — Мама…

Она что-то пробормотала и попыталась натянуть одеяло на голову.

— Мама! Это мы, Лола Роза и Кендэл.

Мама открыла глаза и обвела нас невидящим взглядом.

Я подумала, что она, может быть, забыла наши новые имена, и нагнулась к самому ее уху.

— Это мы, Джейни и Кенни, мама, — шепнула я.

— Привет, — откликнулась мама.

Не похоже было, что она так уж рада нас видеть.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила я.

— Отвратительно.

Голос у нее был, как с тяжелейшего похмелья, и все же это был ее голос; ей было явно очень плохо, но все же она не была такой неподвижной, серой и только стонущей, как та женщина на каталке. Хотя она застонала, когда Кендэл прижался к ней и потянулся за поцелуем.

— Тише! Больно же!

Кендэл так и застыл:

— Мама, они тебе совсем отрезали грудь, да?

— Надеюсь, что нет. — Мама стала ощупывать себя под одеялом. — Нет, похоже, у меня все там на месте под повязками. Они мне там все расковыряли, и под мышкой тоже. Этот мистер Кей — настоящий коновал.

— Мама, но это же чтобы тебя вылечить! Тебе ведь теперь лучше, правда? — сказала я.

— Не знаю. Мне все равно. Я хочу только одного — спать. — Она попыталась снова зарыться в подушку.

Я потрогала ее за плечо:

— Мама, а ты завтра вернешься?

— Буду стараться, но сейчас я не могу даже встать в туалет, не то что сама доехать до дому.

— А что же… что же нам делать, мама? У нас нет больше денег. Мы истратили последние, чтобы купить тебе цветы.

Я положила их на матрас рядом с ней. Мама взглянула на букет:

— Это было не очень остроумно. Они уже почти завяли.

Я с трудом сглотнула:

— Прости, мама. Но что нам все-таки теперь делать?

Мама прикрыла глаза.

— Спросите папу, — невнятно сказала она.

— Папу? Мама, проснись! Мы ведь уехали от папы, ты что, забыла?

Мама застонала:

— О господи!

Она заплакала — без звука, без всхлипываний, слезы просто катились сами из-под ее закрытых век. Кендэл тоже заплакал, рот у него сморщился. Я испугалась, что сейчас кто-нибудь позовет медсестру.

— Мама, не плачь. — Горло у меня так сжалось, что было больно говорить. — Все в порядке.

— Ничего не в порядке. Господи, от меня никакого толку. Может быть, в приюте вам будет даже лучше, дети.

— Ничего нам не будет лучше. Ты у нас замечательная мама. Ты же не виновата, что болеешь. Не плачь. Мы разберемся. Я что-нибудь придумаю.

По маминому лицу пробежала судорога.

— Мама, ты что? У тебя боли?

— Ты так храбро держишься — это невыносимо, — всхлипнула мама. — Простите меня, дети. Я вам всю жизнь испортила.

— Ничего ты не испортила. Ты самая лучшая мама на свете, скоро ты поправишься, и мы будем жить очень-очень счастливо.

Я гладила ее по мягким волосам и уговаривала, как ребенка. Она вздохнула, устроилась поудобнее и уснула. Я стояла рядом и чувствовала, как приподнимаются от дыхания ее плечи. Мне на все наплевать, лишь бы она была жива.

Кендэл засопел у меня за спиной. Он держал руку между ног и смотрел отчаянными глазами. Я не сводила его вовремя в туалет.

— У меня брюки все мокрые, — плакал он.

— Подумаешь! На улице уже темно. Никто не заметит.

— Мы сейчас пойдем домой?

— Конечно! — Я широко улыбнулась. Я Лола Роза. Уж я сумею попасть с ним домой, хотя у нас совсем не осталось денег.

Мы сели в первый подошедший автобус. Я открыла кошелек и изобразила удивление, что он пустой. С растерянным видом я сказала водителю, что мама дала мне два фунта на автобус, но они куда-то делись.

— Разошлись на конфеты — угадал? — сказал водитель. Но потом улыбнулся: — Ладно, детишки, проходите.

Водитель второго автобуса оказался не такой добрый. Он сказал, что нам придется заполнить бумагу и указать наши имена и адрес. Я очень испугалась, но женщина с кучей покупок, стоявшая рядом с нами, сказала:

— О господи, да я за них заплачу! — и вправду заплатила.

Мы хором сказали "спасибо большое". Она отругала нас, что мы ходим одни так поздно, и знает ли наша мама?

— Мама в больнице, — сказал Кендэл.

Она взглянула в его залитое слезами лицо.

— Ах ты боже мой! Прости, родной, я не хотела.

Так мы добрались до дому, ничего не заплатив. Было уже очень поздно. Кендэл умирал с голоду. Я тоже. Но последние ломтики хлеба в пакете стали голубого цвета и странно пахли. Кендэл с надеждой разинул ротик, как птенец.

— Нет, хлеб испортился. У тебя заболит живот, если ты его будешь есть.

— А что же мне съесть? — спросил Кендэл.

Я напряженно думала.

— Подожди меня.

Я спустилась вниз и постучалась к мисс Паркер. У нее орал телевизор, но на стук она не отзывалась. Я покричала ей сквозь прорезь для писем.

— Никого нет дома! — крикнула она.

Надо быть ненормальной, чтобы так ответить. Но она и есть ненормальная, так чего я хочу? Она не откроет. Я плюнула на нее и пошла наверх к Стиву и Энди.

Меня мутило от нервного напряжения. Мама обзывала Стива и Энди самыми плохими словами. Наверное, они тоже меня обругают, когда увидят, кто к ним стучится. Я молилась, чтобы открывать вышел Энди — он гораздо симпатичнее Стива.

Открыл Стив. При виде меня он изумленно поднял брови и ничего не сказал, только сложил руки на груди.

— Извините, Стив, что я вас беспокою…

— Вы меня не беспокоите, но я, видимо, беспокою вас, судя по тому, чего я наслушался.

— От меня вы ничего не наслушались, Стив.

— Это правда, но мама ваша постаралась за всех.

— Я знаю. Мне очень жаль. Ей тоже очень жаль. Она просто была очень расстроена из-за Джейка.

— Что-то его давно не видно.

— Он уехал.

— Вот те раз! — В голосе его не было особенного сочувствия. — Представляю, в каком состоянии ваша мама.

— Да. Так и есть. Поэтому она сегодня не ходила в магазин, поэтому… Я понимаю, что это нахальство, но не могли бы вы одолжить нам пакет молока?

Брови у Стива поднялись еще выше.

— Так это она послала тебя попрошайничать?

— Она плохо себя чувствует.

— Гм, — сказал Стив.

— Кто там, Стив? — спросил Энди из глубины квартиры.

— Малышка Лола Лоллипоп с нижнего этажа. Пришла клянчить у нас пакет молока.

— Одолжить пакет молока, — сказала я. — Мы отдадим вам деньги, когда… когда сможем.

— Привет, Лола Роза, — сказал Энди, ласково отпихнув Стива. — У тебя все в порядке, детка?

— Да, спасибо.

Энди поглядел на меня озабоченно.

— Зайди-ка на минутку, — сказал он. — Хочешь чаю? Или колы с хрустящими хлопьями?

У меня потекли слюнки.

— Я не могу оставлять Кендэла надолго одного.

— А что, мамы нет дома? — Стив прищурился.

— Нет, мама дома! Просто она в постели, плохо себя чувствует. Я хочу сделать ей чаю, поэтому можно мне одолжить у вас молока?

— Конечно, — сказал Энди.

Он принес литровый пакет, несколько банок кока-колы и пачку хрустящих хлопьев.

— А это вам с Кендэлом.

— Энди, спасибо вам, спасибо огромное!

— А что будет с завтраком? Мама что-нибудь припасла?

— Вообще-то, хлеб у нас немножко заплесневел…

Он отрезал половину батона и дал мне в придачу большую пачку мюслей.

— Вы так добры…

— Да, он у нас добряк, — протянул Стив, но, похоже, совсем не сердился на это.

Мы с Кендэлом в минуту проглотили колу и хлопья. Я понимала, что надо бы оставить половину пакета на завтра, но мы были до того голодные, что подъели все до крошки и еще облизали пакет. Кендэл слишком жадно пил свою колу, и на него напала икота. Сначала это ему показалось ужасно смешно. Потом он устал и занервничал.