Лола Роза

— Чушь. Я не такой. Послушай, никогда ведь и речи не было, что это навсегда. Нам просто приятно было быть вместе. Все равно я не мог бы остаться надолго, ты ведь знаешь, я собираюсь в путешествие.

— Ну и отправляйся в свое путешествие, — сказала мама. — И поскорее.

Она не поцеловала его на прощание. Может быть, потому, что не почистила зубы. Я его тоже не стала целовать и вобрала голову в плечи, когда он хотел чмокнуть меня в щеку. Зато Кендэл бросился к нему и обнял крепко-крепко, цепляясь за него, как маленькая обезьянка.

— Не уходи, ну пожалуйста, — умолял он.

— Сейчас я должен уйти, Кендэл. Но я приду тебя повидать, дружок, договорились?

Мне пришлось отрывать от него Кендэла, который в благодарность лягался и колотил меня кулаками. Мне пришлось даже немного дать сдачи, потому что он дрался по-настоящему больно. Мама сползла с кровати, чтобы помочь. Потом мы услышали, как хлопнула входная дверь. Мы замерли как окаменелые, вцепившись друг в друга.

— Ушел! — Мама сорвала с шеи кулон с лунным камнем и бросила об пол.

— Он сказал, что еще вернется, — прорыдал Кендэл.

— Не вернется, — сказала я. — Мы не хотим, чтобы он возвращался. Скатертью дорожка.

— Значит… папа вернется? — спросил Кендэл.

— Нет! Нам не надо вообще никаких мужчин: ни папы, ни Джейка, ни этого толстого Бэрри — никого.

— Правильно, — сказала мама. — Пошли бы они все к черту.

Она со стоном прислонилась к стене.

— Что с тобой, мама? Опухоль? — Я умирала от страха.

— Сердце болит, вот и все, — сказала мама. — И забудь ты про эту чертову опухоль.

Она снова легла и натянула покрывало на лицо. Я понимала, что ей просто хочется ото всех спрятаться, но выглядело это очень страшно, как будто саван. Я сморщилась и стала бить себя по лбу, чтобы отогнать эти мысли.

— Что с тобой, Лола Роза? — спросил Кендэл.

— Ничего. У меня тоже голова разболелась. Еще бы! Ты так орешь все время, чудище ты маленькое!

Кендэл состроил рожу, изображая чудище, и выставил согнутые пальцы, как когти. На самом деле играть ему не хотелось. Я видела, как он испуганно поглядывает на маму. И все же он стал рычать и носиться по комнате, а я изображала ловца чудищ с большой сетью.

— Бога ради, дети, валите поскорее в школу.

Мне не хотелось оставлять ее одну.

— Я не пойду в школу и буду за тобой ухаживать, мама. Кендэла я отведу, но потом сразу вернусь, сварю тебе кофе и сооружу какой-нибудь суп на обед.

— Да не больна я вовсе, это просто с перепою. Я хочу только одного — поспать спокойно. Иди в школу, слышишь? Еще не хватало, чтобы эта старая карга Бэлсэм звонила мне тут и ругалась.

Пришлось идти в школу, хотя на уроках я решительно ничего не соображала. Кендэл тоже был не в лучшем состоянии. Не надо было мне заводить эту глупую игру в чудище. Он не переставал рычать и в школе. Меня позвали, чтобы его успокоить.

— Его что-то расстроило дома? — спросила учительница.

— Нет, ничего, — сказала я поспешно.

— Он уже совсем было освоился, завел новых друзей, но сейчас все опять вернулось к исходной точке. Лола Роза, может быть, мне поговорить с вашей мамой?

— Вообще-то…

— Или с вашим папой. Кендэл, кажется, очень его любит.

— Он рассказывал про нашего папу?

— Ну, про вашего отчима.

— У нас нет отчима, — сказала я твердо.

Оставшись с Кендэлом наедине, я стала так его трясти, что он взвыл.

— Сам виноват! Научись помалкивать в школе.

Всю дорогу домой Кендэл скулил. Больше всего мне хотелось убежать — и от него, и от Харприт. Она всю дорогу болтала о своей маме, как та устроила истерику, потому что увидела, как Харприт красится.

— Понимаешь, даже не настоящая косметика, а эти блестки. Но мама просто из себя вышла, стала кричать, что я себя веду как непотребная девка и что ее дочери навлекают позор на семью. Везет тебе, Лола Роза. Твоей маме все равно.

— Моей маме не все равно, — сказала я холодно.

— Да, но она разрешает тебе делать что хочешь. Ну что ты надулась? В чем дело?

Харприт подвинулась ко мне и спросила, понизив голос:

— Что, маме хуже? Она правда больна?

— Нет!

— Да! — всхлипнул Кендэл. — Она была совсем больная, я видел.

— Она была просто пьяная, бестолочь!

— Ваша мама была пьяная? — Харприт закатила глаза в точности как мать.

— Нет, не то что по-настоящему пьяная, — поспешно сказала я. — Ей сейчас трудно. Ты не понимаешь, Харприт. И ты, Кендэл, тоже, поэтому помалкивай, понял? — Я еще раз хорошенько его тряхнула. — Это ж надо — рассказывать, будто Джейк наш отчим!

— А кто же он тогда?

— Никто. И вообще он уже с нами не живет!

— Не живет! Ты хочешь сказать, что он бросил вашу маму? — спросила Харприт.

Глаза у нее чуть не вылезли из орбит. Мне было противно, как она цепляется к каждому слову. Похоже, ей не терпелось узнать побольше скандальных подробностей. Может быть, не так уж мне и хочется с ней дружить.

— Мама его выставила. И отлично сделала. — Я хлопнула в ладоши.

— Моя мама всегда говорила, что это ненадолго, — сказала Харприт.

— Мне очень хочется попросить тебя и твою маму не совать нос в наши дела.

Я схватила Кендэла за руку и потащила его прочь от Харприт и Амандип. Кендэл пищал, потому что я тянула слишком сильно, но я не обращала внимания и бежала все быстрее. Сердце у меня колотилось: ма-ма, ма-ма.

Я думала, она все еще в постели, но там никого не было. Похоже, дома вообще никого не было.

— Мама! — позвала я. — Мама!

— Я тут, — откликнулась мама, выходя из ванной. На ней был белый свитер, кожаная юбка и высокие каблуки, и выглядела она на миллион долларов.

— Мамочка! — сказала я и разрыдалась.

— Господи, да что с тобой? — Мама покачала головой.

Она только что вымыла голову, и волосы спадали ей на плечи.

— С тобой все в порядке, мама?

— Ну конечно, колбасина ты глупая, — сказала мама, обнимая меня.

Кендэл пролез между нами, чтобы не остаться в стороне. Мама рассмеялась и взяла его на руки.

— Что с тобой, детка?

— Лола Роза… была… плохая! — Он еще не отдышался от бега и плача.

— Ерунда! — Мама пощекотала ему шейку.

Кендэл согнулся, визжа от смеха, хотя ресницы у него были еще все склеены от слез. Я посмотрела на его опухшее личико, и мне стало очень стыдно.

— Не ерунда. Я правда была плохая. Кендэл, прости меня, пожалуйста.

Кендэл поднял на меня глаза:

— Может быть, и прощу.

Это прозвучало так смешно, что мы все расхохотались.

— Есть хотите, дети? Я сейчас приготовлю чай.

Она устроила нам настоящий пир, как на день рождения: сосиски на палочках, поджаренный хлеб, маленькие пиццы и мороженое в новых стеклянных мисках — мне сиреневое, а Кендэлу красное, — на котором клубничным соусом были написаны наши новые имена.

"Видала, Харприт? — сказала я про себя. — Маме совсем не все равно, вот как она о нас заботится".

— Ты самая лучшая мама на свете, — сказала я, уплетая за обе щеки.

— Нет, к сожалению, — откликнулась мама, надкусывая гренок. — Я вела себя последнее время не больно-то по-матерински. Вы слишком часто оставались одни. Теперь я постараюсь больше быть дома. Никаких вечерних смен в пивной. Мне это все осточертело. Найду работу в дневное время. Я подумала, может быть, я бы могла устроиться продавать косметику или парикмахером — я ведь здорово делаю прически, правда, Лола Роза?

— Правда. У тебя всегда очень красивая прическа. — Я потрогала ее светлые кудри.

Про себя я подумала, что на такую работу берут, наверное, только со специальной подготовкой, но не стала ничего говорить, чтобы не портить маме настроение.

— Дж-е-й-к мне тоже осточертел. — Мама многозначительно взглянула на меня.

Кендэл пока не узнавал слова, если их произносить по буквам, и продолжал спокойно сосать свою сосиску, как будто это леденец.

— Еще бы, мама!

Кендэл экспериментировал с сосиской, макая ее в мороженое.