Страница 69 из 71
— Боже, так ее все же выдали замуж, — и парень совсем раскис. Понятно. Прежний поклонник, у которого на фоне неразделенной страсти кукуха поехала, решился на отчаянный шаг — выкрасть сестру короля Пруссии в надежде на взаимность. Вместо этого он выкрал меня, потому что вышеупомянутая королевская сестрица ловко развела меня на обмен каретами, примерно предполагая, что может ее ожидать по дороге. Может она и не прочь до Петербурга прокатиться, просто таким вот нехитрым способом решила избавить себя и свою репутацию от назойливого поклонника. Тогда-то я и понял, что Луизой нужно держать ухо востро.
— Останови карету, морда! — раздалось снаружи, а потом прогрохотал выстрел. Но вместо того, чтобы остановиться, карета понеслась еще быстрее. Нас с неудачливым похитителем начало в ней болтать как кое-что в прорубе. Я мог только материться, уже не сдерживая выражения. Когда я почувствовал приближение приступа морской болезни и на полном серьезе на чал думать о том, как буду убивать этого козла, который, видимо, решил, что и в карете ездить для меня непозволительная роскошь, карета остановилась. Вывалившись из нее на землю, я лежал так до тех пор, пока земля не престала качаться и кружиться вокруг меня, вызывая тошноту. Только после этого я встал, выхватил наконец шпагу и зарычал, глядя, как вокруг кареты, на козлах которой трясся перепуганный кучер, гарцуют сразу с десяток гвардейцев.
— Дайте мне этого ублюдка, я сейчас синью на вертеле буду делать, — зарычал я, бросаясь к злосчастной карете, но тут на полянку, где мы сейчас находились, выехали остальные участники нашего путешествия. Ко мне подъехала герцогская развалюха, и из окна показалась смеющаяся Луиза.
— Ваше высочество, пощадите бедного виконта. Он виновен лишь в том, что имел неосторожность воспылать ко мне страстью.
— Сдается мне, что вы были в курсе того, что может произойти, мадам, — я не спешил убирать шпагу, глядя на красивое, смеющееся лицо прусской принцессы. Она ничего не ответила, лишь спряталась в карете, а до меня донесся ее смех.
— Ваше высочество, — я вздрогнул и обернулся. Оказывается, что я даже умудрился задремать, сидя на скамье в одной из беседок, которых было множество разбросанно по саду королевского дворца. Моргнув, прогоняя воспоминание, которое, как подозревал, еще долго будет аукаться мне, я посмотрел на сидящего напротив меня человека. В саду не было темно, хоть ночь и вступила уже в свои права. Из-за множества фонариков, развешанных просто в невменяемых количествах вокруг, было довольно светло, но этакий романтичный флер все же присутствовал. Думаю, что сегодня ночью беседки в этом саду будут использовать по назначению, в кто-то в свою очередь обзаведется вполне развесистыми рогами. Ну да, бог с ними. Мне только о морали польского двора заботиться не хватало.
— Вы похожи на отца, — наконец, нарушил я порядком затянувшееся молчание.
— Да, мне об этом часто говорят, — Фридрих Вильгельм сел прямо. — Надеюсь, что похож на него исключительно внешне, потому что совершенно не горю желанием становиться таким же сентиментальным идиотом, и продолжать служить неблагодарному королю, только во имя памяти своей дружбы с его отцом.
— Вы всего так прямолинейны? — я наклонил голову.
— Стараюсь, по крайней мере.
— А по-моему, вы немного не справедливы к его величеству, королю Фридриху. До меня дошли слухи, что он хочет предложить вашему отцу должность губернатора Берлина.
— О, да, небывалая щедрость, — мой собеседник откинулся на сиденье и, запрокинув голову, расхохотался. Отсмеявшись, он снова выпрямился. — Он сделал свое небывалое предложение только тогда, когда отец подал в отставку по болезни. Вот такой изящный ход: и совесть свою заткнуть, якобы одарив верного и преданного слугу, а с другой стороны, должность очень скоро освободится, также, как и дом, предназначенный для губернатора. Неужели вы хоть на мгновение подумали, ваше высочество, что король Фридрих не вышвырнет семью на улицу, как только отец нас покинет? За всю нелегкую службу, отец так и не заработал ничего, что мог бы оставить нам, своим детям. Даже титул готов был продать…
— Вы согласны переехать в Любек, чтобы основать практически с нуля ремонтные верфи, а там, кто знает, может быть и корабли начать строить, — перебил я его, пристально разглядывая. Фридрих Вильгельм был несколько озлоблен, и очень не любил Пруссию вместе с ее королем. Это мне было на руку, сейчас во всяком случае. Но мне не нравилась его импульсивность и, если можно так выразиться, показушность. Чувствовалась в его горячности какая-то фальшь. К тому же я не верил, что Фридрих послал бы дарить польской принцессе очередную финтифлюшку, человека, которому совершенно не доверяет. Это, как ни крути, была довольно почетная и ответственная миссия.
— Я уже дал предварительное согласие, ваше высочество, — Фридрих Вильгельм наклонил голову, мгновенно сбавив тон.
— Да, я вам обещаю, что при достойной службе, без крыши над головой вы не останетесь. Как только ваши дела в Дрездене закончатся, вы спокойно можете отправляться прямиком в Любек, там вас уже ждут, предупредив его величество, разумеется, чтобы он не затаил на меня обиду, — я улыбнулся. В свете фонариков лица было видно плохо, но улыбка слышалась в голосе, и я старался проявить все свое дружелюбие.
— Очень хорошо, ваше высочество. Вы совершенно не похоже на своего отца, ни внешне, ни нравом, — он поднялся на ноги и поклонился. — Разрешите покинуть вас. Мне нужно еще выполнить скучнейшие представительские задания.
— Конечно, я не собираюсь вас задерживать, — я снова улыбнулся, чувствуя, как на этот раз у меня сводит скулы. Нет, не нравится он мне, а в свете информации, что Наумов и его люди никак не могут найти Берхгольца, любая антипатия сразу же вызывала острый протест, хотя, казалось бы, при чем здесь Фридрих Вильгельм и Берхгольц, тоже, кстати, Фридрих Вильгельм. Все-таки какое-то помешательство и совершенно тупая идея называть всех Фридрихами Вильгельмами, — я покачал головой, разминая затекшую шею, не удержавшись, даже помял ее рукой. А мой будущий смотритель верфей тем временем уже покинул беседку, а вскоре и вовсе растворился в темноте сада.
— Я ему не доверяю, — Криббе перемахнул через невысокую стенку беседки, оказавшись внутри. — Какой-то он скользкий, как угорь.
— А почему ты подслушиваешь мой разговор с этим неприятным типом, а не развлекаешься в обществе очаровательной дамы? — почему-то я ждал чего-то похожего, поэтому, даже не вздрогнул, услышав голос Гюнтера.