Страница 113 из 122
Да, конечно, речь шла о красоте, несколько отличающейся от общепринятых канонов нашего буржуазного общества, но всё же. Я тогда очень хотел понравиться как можно большему числу наших мальчиков и девочек. Собственно, я и так очень многим нравился, но мне хотелось нравиться ещё большему количеству хороших людей.
Впрочем, о своих тогдашних экспериментах относительно собственного тела я вам ещё расскажу дальше. Если успею, разумеется.
Пока же ограничусь констатацией того факта, что моё желание растолстеть у Жени никакого понимания не вызывало. И это ещё мягко говоря.
Вот, помню, приключился со мной такой случай. Случилось это в апреле пятнадцатого года.
На часах было где-то восемь часов вечера. Родителей дома не было. Они тогда в очередной раз в монастырь поехали. Молиться о том, чтоб меня Соня Барнаш не убила. Если что, – это не преувеличение сейчас. Матушка тогда реально за мою жизнь опасалась. И, скажу я вам, вполне обоснованно.
Так вот, на часах восемь вечера, родителей дома нет. За окном в это время завывает ледяной ветер. Быстро берут по темному небу густые чёрные как смоль облака, между которых изредка проскальзывает не желтая, но белая как огромная моль Луна, уныло взирающая со своей орбиты на покрытые грязным таящим снегом железнодорожные перегоны и лепящиеся возле них невысокие домики, уже ощутившие на себе ядовитое дыхание времени. Быстрым шагом идут по темным улицам немногочисленные прохожие. Летят по тротуарам подгоняемые силой ветра конфетные фантики. Лишь изредка осветит улицу свет фар проезжающего автомобиля, – а после все здесь снова погрузится в темноту. И не только темноту, но и тишину, нарушаемую лишь глухими завываниями ветра, мерным стуком капель грязной талой воды, стекающей с крыши по проржавелым трубам, да ещё отдаленным пока стуком колёс идущего к станции товарняка.
Так было в тот вечер за окном.
Дома же у меня всё было иначе. Посреди большой и светлой гостиной, освещённой приятным тёплым светом желтоватых ламп, стоял очень мягкий зелёный диван. Прямо перед диваном стоял журнальный столик, заваленный всякой разной и при этом очень вкусной едой. Я преспокойно лежал себе на означенном выше диване, уминал шоколадки одну за другой и почитывал Валлерстайна со своего планшетника.
Тут в дверь позвонили. Ну, я, разумеется, подумал, что это родители приехали. Пошёл открывать. В глазок посмотрел, разумеется. Посмотрел и увидел, что там никакие не родители, а этот самый Женька стоит. Пустил его, разумеется. Лучше бы я этого не делал.
Короче, зашёл этот шкет ко мне в квартиру. Разделся. Не до трусов пока что, но всё же. Сказал, что он, дескать, слышал, что в меня родители уехали, а потому и решил заскочить. И заскочить он решил, как вы, наверное, догадываетесь, совсем не только чаёк попить.
Ну, я ему и говорю, что, мол, если хочешь, то давай. А дальше случилось вот что. Провёл я Женьку к себе в гостиную. Ну, а дальше...
Словом, скандал Женька устроил. Ты, мол, чего это ты целыми днями на диване валяешься да всякую дрянь килотоннами жрёшь?! А ну мигом тренироваться! Сейчас прямо! Короче, заставил он меня тогда подъемы туловища из положения лёжа делать. На этом самом диване, кстати, делать.
И пока я беспомощно делал упражнения, задыхаясь от страшной одышки и омерзительного ощущения, будто моё сердце вот-вот выпрыгнет из груди, – этот красавчик плотно сжимал своими сильными руками мои ноги и неустанно меня материл. И пока я сотню раз не сделал, – Женька всё никак успокоиться не мог.
Правда, позитивный момент во всём этом тоже был. Когда я сделал эти свои несчастные сто подъёмов, – мы с Женей занялись сексом. И это, скажу я вам, был самый лучший секс, который у меня только был конкретно с этим молодым человеком. Он был лучшим даже несмотря на то, что у меня дико болели мышцы живота.
Вот такой он был, этот Женя.
Вы, возможно, хотите узнать, что с ним случилось потом? О, ничего особенного, поверьте!
Осенью всё того же пятнадцатого года этот красавчик (он тогда как раз пошёл в шестой класс) завязал дружбу с некоторыми нашими трушниками. Он стал постоянно с ними тусоваться, а потом и вовсе сделался одним из них.
Произошло это, скажу я вам, настолько быстро, что даже я сам удивился.
Ещё в начале сентября Женя пил довольно мало водки, не курил, занимался спортом и даже старался хорошо учиться.
Ключевое здесь, конечно, – старался. Получалось-то у него, честно говоря, не очень. Но он всё же старался!
Так вот, уже к концу ноября (то есть всего-то по прошествии двух с лишним месяцев) этот шкет изменился до неузнаваемости.
Да, к концу ноября Женя напрочь забросил спорт и совершенно забил на учёбу. К тому времени он уже начал курить и теперь выкуривал по три пачки сигарет в день (как он сам признавался, ему это давалось тогда весьма нелегко). Ко всему прочему он начал каждодневно прикладываться к бутылке.
Оно и понятно: сам он мне тогда говорил, что ему очень хочется, чтобы трушники его зауважали.
Для этого он просто давился водкой. Он жрал водку в огромных количествах. Конечно, от спирта его жутко тошнило, но он продолжал пить. Пить для того, чтоб пацаны зауважали.
С курением дела обстояли таким же образом. Женя старался курить как можно больше только для того, чтобы заслужить уважение со стороны своих новых друзей.
Помимо этого забыл ещё сказать: когда Женя ещё был примерным мальчиком, то он старался правильно питаться. Брокколи там, салат и всё в этом духе. Теперь же, когда он решил сделаться трушником, – в его желудок ежедневно обрушивалось гигантское количество самой сладкой, жирной и вредной пищи. Теперь он ежедневно набивал своё брюхо чипсами и шоколадными батончиками, литрами пил отнюдь не диетическую колу (диетическую колу у нас в школе вообще никто не признавал, ибо это, дескать, всё для диетодевочек и фитоблядейпридумано) и, разумеется, при каждом удобном случае заходил со своими друзьями в Макдак.
Кстати, что касается Макдака.
У нас на протяжении многих лет не прекращались споры (собственно, они и сейчас не прекращаются) о том, можно ли настоящему школьнику ходить в Макдак. Большая часть спорщиков приходила к выводу о том, что нет, нельзя, ибо Макдак – это поганая пиндосскаялавочка, а настоящие школьники пиндосов должны ненавидеть и, разумеется, по всяким пиндосскимзаведениям шастать на должны.
Меньшинство же утверждало, что жрать в Макдаке очень даже можно, ибо таким образом ты как бы обжираешь пиндосов.
Антиамериканизм при этом подразумевался как нечто самоочевидное и никем из дискуссантов под сомнение не ставился.
Впрочем, вопрос о том, можно ли хавать в Макдаке или нет, – был лишь частью куда более обширного спора относительно всего американского вообще.
Так, у нас до сих пор не решился вопрос о том, можно ли настоящему школьнику ходить в джинсах.
С одной стороны, конечно, джинсы – это американское шмотьё. В таком хорошему человеку на улицу выйти стыдно. С другой, понятное дело, джинсы – это удобно для некоторых. Словом, поспорить было о чем.
Такого же рода споры у нас велись относительно продукции компании «Apple», голливудских кинофильмов, сигарет «Marlboro» и других товаров из буржуйских стран. По большей части все эти споры либо не приводили ни к чему, либо же приводили к выработке каких-то неимоверно сложных казуистических правил, вроде того, что, дескать, новые синие джинсы носить нельзя, а вот синие из секондхенда – можно. Впрочем, это только если джинсы достаточно широкие. А вот если джинсы скинни – тогда их носить вообще нельзя. Даже если они из секондхенда. А если джинсы чёрные и обтягивающие, то носить их можно. Но только если они из секондхенда. А вот если джинсы чёрные и довольно широкие, – то их можно и в нормальном магазине брать.
Аналогичные же правила действовали и в отношении других американских штуковин, в том числе и касательно посещений Макдака.
Надо сказать, полемика по поводу этих самых правил занимала немало места во всяком новом выпуске «Журнала патриотического школьника». Там же регулярно публиковались рекомендации вроде тех, что я приводил выше.