Страница 7 из 159
Эта сторона никогда не выходила под прямые лучи Кары или на блестящие облака Солейны. В моменты, когда небесный остров был в глубокой тени планеты, в окошко заглядывал сияющий Альбигор, разгоняя тьму.
Троица быстро подготовила место. Из-за корпусов списанный генераторов приятели достали картонки и разложили нехитрую закуску — сухарик, парочку конфет, несколько лавровых листочков.
Ресторан «У пакадура» был готов к работе. Не хватало самого главного блюда — «пакадуровки». Напиток собственноручно готовился вторым лейтенантом Стрельниковым из 2,5 частей воды и полутора частей осаженного денатурата с добавлением апельсина. В армии спившегося владыки, князя-императора деметрианского этот коктейль пользовался особой любовью и уважением.
Стрелкин с ловкостью настоящего бармена самозабвенно тряс пластиковую бутыль, добавляя туда «концентрат» из плоской фляжки, периодически раздавливая деревянной палочкой плавающие в растворе оранжевые дольки.
Свои манипуляции он сопровождал какими-то невнятными междометиями, через которые временами пробивалось: — «Хрен ты угадал, Дубила. Имел я и тебя, и твоих козлов-начальников».
Он долго священнодействовал, переливая «пакадуровку» из емкости в емкость, перемешивал часовой и против часовой стрелки, пока самому не надоело.
Лейтенант-артиллерист признал «живительный напиток» готовым к употреблению и разлил для первого «залпа». Конечников погасил свет, содрал со стекла иллюминатора тонкую светозащитную пленку. Тьма была, хоть глаз коли.
— Мать твою, — вырвалось у Стрелкина. — Романтический ужин при звездном свете отменяется.
Альбигор загораживала какая-то темная масса. Конечникова темнота не касалась. Когда глаза привыкли и включилось ночное зрение, Федор увидел виновника затемнения.
Это был «косорылый», — линейный рейдер проекта «Король неба», узнаваемый по диагонально расположенным артиллерийским фортам. Конечников сначала удивился, зачем корабль эскадры пришвартован к пирсам техзоны, потом сообразил, что это несчастный «Князь Иван», бывший флагман 4 эскадры, который перегнали из сварочного дока после капитального ремонта корпуса поближе к мастерским:
— Парни, к нам в гости «Князь Иван».
— Тоже выпить просит? — поинтересовался Авраам.
— Хуй ему, уроду, — грубо сказал Стрельников. — На нем Ястреб погиб.
— Да ладно, на Тэте месиловка была. Виркоко своими «обузами» три полка скаутов и эскадру в щепки разнесли. — То, что из нас четверых только он погиб, просто чудо — возразил Конечников.
— И нам это скоро предстоит, — вставил капитан Кинг.
— В бардаке телкам плакаться будешь, — оборвал его Стрелкин. — А сегодня мы будем пить и пошли все нахрен… Не будем нарушать традицию. Никакого электричества. У меня на этот случай свечечка припасена.
Второй лейтенант пошарил в ведерке, извлек коротенький огарок толстой восковой свечки, явно позаимствованный в гарнизонной часовне. Зажег его и поставил на картонку, рядом с выпивкой и закуской.
Пространство наполнилось оранжевым, осязаемым светом. В тишине было слышно, как негромко поет пламя. Некоторое время друзья заворожено смотрели на чудо живого огня.
— Много лет назад на второй луне планеты Тэра, что в системе Эпсилона… — начал Стрельников, выдержал театральную паузу, потом продолжил. — На гаубтической вахте училища военного звездоплавания 144/21, в тесной камере блока строгой изоляции случилась встреча четверых оболтусов. Эта встреча положила начало долгой и крепкой дружбы, которую мы пронесли сквозь годы и кампании. Пусть сегодня с нами нет Сережки Ястребова, славного парня, надежного друга, выдумщика, весельчака, мечтателя. Но мы всегда будем помнить о нем.
Офицеры, не чокаясь, выпили.
— Это я так гладко сказал — немного помолчав, сказал Василий. — На самом деле нас с Ястребом туда кинули за драку, а Федьку за членовредительство и пререкания с командиром. Абрашка только ни за что попал. За стихи.
— Был дневальным… — усмехнулся капитан — Пришел наш комроты, Головастик с ночной проверкой, а я прикрыв глаза, декламирую изящную словесность. И еще сказал ему, что он ничего не понимает. Вот дяденька и взьярился.
— Нет, — заметил Стрельников. — Просто некомплект получался. Нас туда заперли вместе, чтобы Федьку зачморить. Очень Головастику не понравилось, что мебель по казарме летает. Был бы Пашка Анисимов цел, его бы привлекли. Но Крок ему в лоб табуреткой серьезно вьехал. Госпиталь и все такое…
— А потом и вовсе признали негодным, — заметил Федор. — Знал бы он, как ему повезло.
— А тебе повезло, что четвертым оказался наш любитель поэзии — беззлобно сказал Василий.
— Да, — согласился Федор, — повезло.
— Я сам не знаю, чего. Вот взял и влез. — усмехнулся Авраам. — Решил наверное помочь брату-ботанику. Нехорошо вдвоем одного бить.
— Нифига себе ботаник, — усмехнулся Стрелкин. — Он нам так вклеивал. Мы его вдвоем одолеть не могли.
— Да брось прибедняться, — сказал Федор.
— Я вот Федьку долго понять не мог, — сказал Стрелкин. — Вроде сидит днями в библиотеке, а про крокодилов не знает.
— А, это… — вставил Авраам. — Летающие крокодилы… Федора дразнили сначала «летучей крокоидлой», а потом просто «Кроком». На мой взгляд лучше, чем «Синоптиц». Или «Гуталин».
— Да откуда я знал про крокодилов тогда. Что я их видел что-ли? — смутился Конечников.
— Да ладно, — прервал его Василий. Но вот про Синоптица никогда не забуду. «Я Федор Конечников по прозвищу „Синоптик“. И все упали.
Стрельников с улыбкой посмотрел на Федора.
— Но вот когда я его записи увидел… Эскиз „Претендента“ с пометками, перечень слабых мест линкора и номер „10149“. Про номер Крок мне потом уже обьяснил. Но я сразу понял, что если парень молчун, то это оттого, что есть у него в жизни цель…
— Слушайте, парни, как же здорово, что мы не поубивали там друг друга, — воодушевился Авраам. — Иначе бы кто нашего Головастика доводил… А как бы мы в самоволки ходили… Да и не в этом дело. Не в пьянке, не в гулянке по бабам, не в буче казарменной. В чувстве соединенности каком-то. А с ним любое дело спорится и невзгоды отступают.
— Мы молодые были, — сказал Федор. — Жизни радовались.
— А что, сильно изменились? — с вызовом поинтересовался Стрельников.
— Какими были, такими и остались, — заметил Авраам. — Ты, в особенности. Всегда мог нагнуть любого командира.
— И всю дорогу этим гордился, — с радостной улыбкой сказал Стрелкин.
Друзья хлопнули по второй стопке.
После третьего „залпа“, когда „пакадуровка“ в полной мере оказала свое действие, темы разговоров стали отдавать государственной изменой.
— Господа, знаете ли вы, — мрачно улыбаясь, спросил капитан Кинг, — отчего матросов меньше чем по — трое никуда не отправляют?
— Нет, — пожал плечами Конечников. — Может оттого что — больше народа, больше бестолковки. А наши командиры любят поорать и народ построить.
— Не, не угадал Крок. Это потому, что если их будет меньше, то кто-нибудь непременно повесится.
— А, — разочарованно сказал Конечников, — это был бы смешно, если б не было так грустно. Знаете, отчего у орудия сажают не меньше трех канониров сразу?»
— Это что, чтобы не повесились? — не особенно въезжая, спросил Авраам.
— Да нет, — ухмыльнулся Конечников. — Вдруг какая-нибудь сволочь на спецтранспорте мимо пролетит.
— Так ведь можно его «пакадурой», противокорабельной ракетой, достать. Оператор-наводчик в одиночку управиться может, — хмыкнул Стрелкин.
— Однако… — только и сказал капитан Кинг. — Давайте лучше выпьем.
— По последней? — спросил второй лейтенант, разливая остатки жидкости из бутыли.
— По последней, Стрелкин. А потом пойдем весточку друзьям — эланцам отправим, чтобы знали. Раз уж нашим козлам нельзя ее послать — ответил ему, первый лейтенант, подставляя стакан.
— Вы о чем это, ребята? — поинтересовался Авраам.
— Добрым словом и «пакадурой», можно добиться больше, чем только одним добрым словом, — ответил первый лейтенант.