Страница 62 из 159
Люди огляделись по сторонам, потом командир махнул рукой, все пошли на небольшой холмик и остановились, воткнув лопаты в землю возле одинокой сосны. К сожалению, было слишком далеко, чтобы понять, на каком языке они говорят. Люди стали копать землю, а командир направился обратно к звездолету.
По мере того, как начальник удалялся, землекопы, вкладывали в работу все меньше и меньше усердия. Периодически он оборачивался, тогда подчиненные преувеличенно рьяно принимались за дело.
Когда командир скрылся, работники, поковыряв для вида землю, уселись отдыхать, пустив по кругу фляжку.
Я решил, что скоро наступит подходящий момент для выполнения моего плана, раз они оставили открытым вход на корабль, не выставив охраны.
Я приободрился и с удвоенной силой принялся за поедание малины — голод давал о себе знать. Внезапно по трапу спустилась женщина. Даже издалека ее ладная фигурка в серо-голубом комбинезоне, перехваченном широким ремнем, показалась мне крайне привлекательной, завораживающей, неправдоподобно тонкой в талии. После колодообразных женщин поселка девушка выглядела необычно, неправильно, но от нее нельзя было оторвать глаз.
Примерно в сотне метров от корабля, где было посуше, на пригорке росла высокая трава, в которой белыми пятнами цвели ромашки. Девушка направилась туда усталой, слегка покачивающейся походкой.
Я увидел, что она опустилась на колени, сорвала несколько цветов, потом вдруг уткнулась лицом в колени. Ее плечи затряслись.
Я захотел узнать, плачет она или смеется, поэтому с сожалением оставил свой наблюдательный пункт, и стал перемещаться к девушке. Подкравшись ближе, я увидел, что она плачет.
Плакала она всерьез, рыдания рвались у нее из груди, она колотила руками по земле, потом на некоторое время затихала, судорожно дыша, набиралась сил и снова принималась рыдать.
Она так была поглощена этим процессом, что не замечала, что лежит ничком на траве, пачкая одежду. Ее пилотка свалилась с головы, и волосы цвета спелой пшеницы рассыпались по плечам и земле. К сожалению, она плакала без слов, лишь иногда издавала сдавленное рычание, поэтому я так и не узнал, кто это на звездолете — наши или эланцы. Горе девушки было настолько завораживающим, что я чуть было не подошел к ней, чтобы утешить. Я быстро опомнился и юркнул в кусты, пятясь от этого места.
— Это Дашка твоя?
— Да.
— Ты точно не ошибся? — поинтересовался Василий.
— Нет, а что?
— Сомнительно, что княжна вообще плакать умеет.
— Да ладно тебе… Обычная девчонка.
— Слабо верится.
— Вдруг кто-то положил руку мне на плечо, — сказал Федор, прыгая на 30 лет назад.
«— Стой, пацан, — как-то невнятно, с незнакомым выговором произнес грубый мужской голос. От неожиданности я закричал. Страх придал сил, и я вырвался из цепких рук мужчины. „Стандо“, — прокричал он и бросился в погоню.
Он в несколько прыжков нагнал меня, но я был готов защищаться. Сдернув с плеча изготовленный к выстрелу самострел, я выпустил стрелку в горло эланца. Она непременно убила бы его, если бы он с совершенно невероятной скоростью не закрылся рукой. Стрела пробила ему ладонь.
— Бастардо, мариконо, — заревел мужик.
— От марикона слышу, ту мальпура элана порко. Факинта уло, — выдав большинство из того, что знал на эланском, и сожалением убедившись, что противник не отдал концы от выстрела в упор, я кинулся бежать.
— Ах, ты, сучонок, какими словами лаешься, — донеслось сзади.
Я уже не понял, что кричит он на родном риче. В голове накрепко засела одна доминанта — бежать, бежать от этого разъяренного носорога.
Мужик переломил короткую стрелку, матерясь от боли, выдернул обломок древка и снова погнался за мной. Я был уже далеко, улепетывая изо всех сил, держа в руках разряженный самострел.
Вдруг я с разбегу налетел на что-то упругое и теплое.
Я поднял глаза и увидел, что протаранил девушку в светло-сером комбинезоне. Она с печальной улыбкой посмотрела на меня своими бездонными, зелеными глазами, прижала к себе и спросила на безукоризненном риче:
— Куда ты так торопишься, малыш?
— А это… — пробормотал я.
— Мы не эланцы, если ты это имел в виду.
— Ах ты, пащенок, — донеслось сзади. — Попался. Держи его Дарья.
Сапоги забухали совсем рядом.
— Стой, где стоишь, Васька! Остынь!
Девушка плавно переместила меня к себе за спину.
— Ты посмотри, что этот сучонок сделал, — тот, кого девушка назвала Василием, показал пробитую ладонь.
— Зато мы знаем, что в эланцев здесь стреляют. А ладонь твою я за час вылечу.
— Я ведь его по нашему окликнул. Чего он побежал?
— Мальчик, — Дарья обернулась ко мне, — ты зачем нашему канониру руку прострелил?
— Он меня окликнул как-то странно. А потом и вовсе на эланский перешел. Вот я и подумал, что он эланец.
— А где ты так ругаться научился? Ты хоть знаешь, что эти слова обозначают? — спросила девушка.
— Это… Это, — я замялся. — Это язык такой Они все так между собой разговаривают.
Смеялся даже канонир Василий, зажимая побитую ладонь, из которой продолжала капать кровь.
— Ты чей, мальчик? — спросил мужчина.
— Сам по себе и свой собственный, — хмуро ответил я.
— Посмотри, малыш, — девушка потянула за цепочку на шее и вытащила из-под комбинезона странный прямоугольник из неизвестного материала. — Читать умеешь?
— Дедушка только осенью обещал научить. Но буквы почти все знаю.
— Ладно, поступим проще. Герб Деметрианской империи видел? — спросила девушка
— Белая полосатая кошка с мечом в лапе, корона, пирамида и такая толстая спираль со звездами на заднем плане.
— Это вообще неизвестно что, — озадаченно протянул мужик. — Пирамида, спираль со звездами, кошка…
— Старый имперский герб, — вдруг сообразила девушка. — Они не могут знать другого, слишком давно отрезаны от мира. Он действительно был таким: белый тигр с мечом, корона, пирамида и галактика на заднем плане. Теперь там нет ни галактики, ни тигра, ни пирамиды — меч, корона и щит. Надо искать другой путь. Ну, а эланскую эмблему ты знаешь?
— А то, — с дурацкой гордостью ответил я.
— Отведем его на корабль, там разберемся, — сказал мужчина, хватая меня здоровой рукой.
— На твоем месте я бы этого не делала. У мальчика разряжен самострел, но на поясе висит нож. Попортит он тебе и другую руку.
Василий отпустил меня и вытащив бинт, занялся перевязкой.
— Как тебя зовут, мальчик? — спросила девушка.
— Федя, — ответил я.
— А где твои папа и мама?
— Померли от огневицы, — ответил я, вытирая глаза.
После всех волнений сегодняшнего дня меня пробило на слезы.
— Не плачь, — сказала девушка, прижимая меня к себе и гладя по голове своими теплыми, нежными руками.
— А с кем ты живешь, малыш? — спросила девушка, продолжая гладить по голове.
Мне неожиданно стало горько, и я заревел, обнимая ее чуть повыше попы и тыкаясь лицом в живот.
Она была как мама, которую я стал забывать. С Дарьей я почувствовал себя в тепле и безопасности.
— Один я, — вырвалось у меня в перерывах между всхлипываниями… В какой-то момент появилась мысль, что пока я не получу веских доказательств того, что они наши, правды я не скажу даже ей…….»
— А дальше? — нетерпеливо спросил Стрелкин.
— Девушка терпеливо дала мне выплакаться.
«— Вот посмотри, — сказала она, поднося к моему лицу карточку. — На каком языке написано?.
— На риче, — ответил я, не найдя эланских закорюк, которые видел в серых, невесть как попавших к нам в сени древних эланских газетах.
— Попробуй малыш прочесть буквы, какие знаешь, — девушка опустилась на корточки. — „Удостоверение“, ведь, правда? Теперь посмотри на фото. Кто это?
— Это ты, тетя, — ответил я, глядя на медальон, удобно устроившийся в развилке крепких грудей, видимых с моей точки зрения в вырезе комбинезона. — Ты красивая…»
— Ну ты дал, — заметил Стрельников.
— Она поймала направление моего взгляда и вытянула вверх язычок молнии.