Страница 147 из 159
Федору хватило одного взгляда, чтобы понять, что управляющие системы сделаны в SC. Конечников счел за лучшее не вдаваться в подробности.
— Крок, ты посмотри, какая красота. Помнишь, сколько народу в рубке толклось?
— Да.
— А сейчас? Вся ходовая смена — 5 человек.
— И хватает?
— А как же. Хватило бы и 2–3.
— Здорово, — спокойно согласился Конечников.
— Сейчас будет А-12 стартовать, посмотрим, — предложил Стрелкин.
— Куда пойдем смотреть? На верхний пост? — спросил Конечников. — Или на улицу? Через маскировочную сеть немного увидишь.
— Да ладно тебе, — усмехнулся Стрельников. — В космосе тоже бы предложил прогуляться?
— А что, есть другая возможность?
— А то, — усмехнулся Стрельников. — Смотри и слушай. Ощущай и наслаждайся.
— Ну, изобрази.
— Компьютер, запустить разведчика. Режим следования 4, увеличение оптимальное. Трансляцию на капитанский экран.
— Слушаюсь, — ответила машина.
На экране поползли строки репорта, отмечающие последовательность операций по запуску беспилотного аппарата. Где-то над головами заскрежетал металлом механизм, лязгнул отошедший люк, раздался хлопок, и на экране появилась картинка с камеры робота.
Разведчик набрал высоту и стал ходить над лагерем широкими кругами, давая изображение прикрытых маскировочными сетями кораблей крыла.
Один из скаутов пришел в движение. Сеть над ним пошла волнами, затрепетала. Казалось, ее вот-вот сорвет, но громадный корабль аккуратно, как кошка, выскользнул из-под импровизированного укрытия и по пологой кривой поднялся в воздух.
— Видал? — поинтересовался Стрельников. — Что скажешь?
— Впечатляет, — согласился Федор.
— Помнишь, как мы в учебном отряде газовали? Мачты валило.
— Да уж… Антигравом — со всей дури. Корабль плашмя прыгает вверх, команда в кресла затрамбовывается перегрузкой, а на земле получается маленький торнадо от воздушной тяги.
— Были времена, — грустно улыбнулся Федор, вспоминая то беззаботное, молодое время.
Стрельников посмотрел на него, вздохнул.
— Вот, обрати внимание, — показал он на экран. — Скорость уже метров 200 в секунду, а картинка не шелохнется.
Летающий робот — разведчик держался впереди немного сбоку, давая изображение крейсера на главный монитор командирского поста.
— Смотри, — предупредил Василий. — Сейчас начнется.
От носа по корпусу, обтекая все его изгибы, вдруг побежала радужная пленка. Она окутала весь корабль, дотянулась до моторов. На остриях маршевых двигателей выросли фиолетовые столбы пламени. Скаут прыгнул вперед.
Камера переключилась с ретроградного обзор на курсовой, показав, как громадный крейсер за секунду превратился в точку на небосклоне и пропал из виду.
— Красиво, — задумчиво сказал Федор. Он ожидал громовых раскатов от пересечения громадным кораблем звукового барьера, но все было тихо. Федора, после старинных описаний ныне забытых противотурбулентных полей, это не удивило.
— Красиво, — взорвался Василий. — Крок ты чего? Что с тобой стало? Я уж думал, как тебя поделикатней отговорить в пьяном виде пилотировать крейсер и не стрелять из пушек на орбите, пока этот бардак с приездом княжны не уляжется. А ты — "Красиво". Давно дедом стал?
— Тогда, — ответил Конечников. — Я на том свете побывал.
— Ну и как оно там? — остывая спросил Стрелкин.
— Я Гута видел…
— Ясное дело, — вздохнул Василий. — Ведь это он Убаху подорвал.
— Убаху я видел тоже. И Константо, ну этого, командира "Фульгуро".
— Ну и что? Мало ли что в бреду привидится.
— Это точно… — вздохнул Федор. — Гут сказал, что шахматы мне оставил. Ну, помнишь те его, фирменные, раритетные. Не жалко, конечно, кукол деревянных и доски в клеточку, жалко, что память о нашем Абрашке пропала.
Василий вдруг со страхом посмотрел на Конечникова.
— Пойдем ко мне, покурим, — предложил он.
Друзья зашли в капитанскую каюту. Стрельников, не говоря ни слова, достал из сейфа знакомую клетчатую коробку.
— Забирай, раз тебе, — сказал Василий.
— Нет, пусть пока у тебя побудут, — подумав, сказал Федор. — Давай выпьем за хорошего парня, капитана Кинга.
Стрелкин достал из сейфа пластиковый штоф и пару стопок. Друзья не чокаясь, выпили. Помолчали, закурили.
— Когда мы вернулись на станцию, там все было вверх дном. Эланцы так и не смогли взять космокрепости. Говорят, там наш знакомый, Искорин, отличился. Если бы не он, да ребята с батареи планетарных пушек…
— Знаю, — ответил Федор. — Приезжал Искорин сюда. Лейтенант-полковник фельдслужбы Генерального штаба. Письмо привез от княжны Александры. Рассказал, как дело было.
— Совпадение какое, — невесело усмехнулся Василий. — Мы первым делом стали прочесывать станцию. Там такое творилось… Спасли мы два десятка человек из всего экипажа, кто случайно выжил. А больше мертвых находили. Тому повезло, кого при обстреле убило. Целые отсеки с задохнувшимися попадались. Жуть. Потом долго по ночам их видел…
Но тут… Эти шахматы прямо на меня выплыли. Уцелела игрушка в этом аду. Представляешь, мертвяков выволакивал, не боялся. Но когда увидел, как ко мне из темноты раскуроченного коридора знакомая коробка летит, жутко стало, точно что-то холодное к сердцу прикоснулось.
— Это он, наверное, напоследок с той стороны их тебе направил, — без иронии сказал Федор.
— Да ну тебя, — сказал Василий. — Ты еще скажи, что Страшный Суд есть и адские муки.
— Есть, Васька.
— Нет, Крок, — с отрицающей очевидное убежденностью, сказал Стрелкин. — Этого не может быть, потому, что не может быть никогда. Вспомни, как там наша жизнь определяется — "Способ существования белковых тел". Это так, это должно быть так. А иначе…
Стрельников не договорил, лишь тяжело вздохнул.
— Считай как хочешь, — не стал спорить Федор.
— Так-то лучше, — с облегчением сказал Василий. — Есть только "здесь" и "сейчас"… И здесь и сейчас мы разговариваем и водку пьем, а его нет.
Стрелкин снова разлил по шкаликам огненный напиток. Приятели выпили.
— Не надоело тебе Федька комендантствовать? — помолчав, спросил Стрельников.
— Нет, — отрезал Конечников
— Бабу, поди, завел?
— Нет, какие бабы, — ответив, слегка скривившись, Федор.
— А чего? — пожал плечами Василий. — Вот, например, Хелена. Тетка она видная, богатая. Остепенилась. То что раньше мужиков к себе водила, — то не считается. Прошло. Она часто к нам приезжает. Пушки, реакторы, двигатели — это ведь все ее хозяйство. Я к ней по старой памяти подкатывал. Она хоть и умная как Эйнштейн, но дама в высшей степени призывная. Еще лучше стала. Но без толку. Посидеть, вина выпить, прежние времена вспомнить — пожалуйста. А как к делу, так облом.
— Ну и что? — пожал плечами Федор.
— А с тех пор, как она узнала, что ты жив, она только о тебе и говорит.
— Очень рад и горжусь безмерно, — усмехнулся Федор.
— Это ты зря, — поскучнел Василий.
Разговор надолго затих. Было слышно, как где-то рядом в распределительных щитах щелкают силовые реле и басовито гудят вентиляторы в воздушных магистралях. Где-то далеко визгливо выли электронасосы и, булькая, циркулировала жидкость в системе теплообмена.
Были еще какие-то непонятные, необъяснимые звуки, похожие на те, которые издает остывающая печь. Громадный корабль жил своей жизнью, отдыхая и приводя в порядок свои системы. Молчание стало невыносимым.
— Не понимаю я, что с тобой стало? Помнишь, как мы сидели на кормовой "кукушке" курсантского учебного крейсера ночными вахтами? — не выдержал Стрелкин.
— Да, — ответил Конечников.
— А я думал, что забыл. Помнишь, как ты, глядя на звезды, рассказывал о восходах и закатах на Амальгаме. Про житье в пещерах, обвалы, вылазки на поверхность. Про тысячи ступенек, которые нужно пройти, чтобы попасть на верхний пост…
— Хочешь — покатаемся. С дедом познакомлю. Своими глазами посмотришь…
— Съездим, конечно, — согласился Василий. — Только не сегодня.