Европейский сезон

— У тебя одно плечо выше другого, — сказала Флоранс, расстилая постель.

— Да? — Катрин допила воду с растворенной таблеткой аспирина. — Давно я толком в зеркало не смотрелась.

— Катрин, — тихо сказала Флоранс.

— Да есть царапина, — с досадой сказала Катрин. — После душа щиплет. Я скрывать не собиралась, — все равно увидишь. Не волнуйся, — профессиональная медицинская помощь уже оказана. Через пару дней и следа не останется.

— Что тебе повредили?

— Кожу мне повредили, только кожу, — Катрин, морщась, подняла свитер. Снизу вверх по ребрам шла широкая полоса пластыря телесного цвета. Кожа вокруг него вспухла и покраснела.

— Чем это? — пролепетала Флоранс.

— Смешно, но прикладом. Сучьи повадки у некоторых мужчин. Мне пришлось этого хамоватого козла зарубить. Ты уже извини.

— Много извиняешься, — Флоранс показала на пластырь. — Когда заживет, начнешь учить меня убивать. Рану сейчас точно не нужно обрабатывать?

— Все уже поджило, — виновато сказала Катрин. — Врач обещал, что шрама не останется. Ты уверена, что хочешь уметь? Грязное это занятие — убивать.

— Уверена. В вашей шайке я чувствую себя олигофреном. Думаешь, легко смотреть, как мальчишка пытается меня защитить и сидеть как беспомощной идиотке? Что бы мы ни решили, я не собираюсь оставаться в роли высокомерной и чистенькой моралистки. Не вздумай чувствовать себя виноватой.

— Мне нужно все обдумать. Я сейчас засну стоя. Ты ляжешь со мной?

— Кстати, нам нужно подумать и о более широкой кровати. Чего ради мы должны лицемерить в собственном доме? Ложись и спи спокойно.

Заснуть спокойно, конечно, не получилось. И отметина, пересчитывающая ребра ничему особенно не помешала. Отключилась Катрин только через полчаса, окончательно убедившись, что вернулась домой.

— Допустим, — Катрин сидела как-то полубоком, положив ноги на другой стул. Ребра у нее все-таки болели. — Допустим, у нас есть веские основания эмигрировать. Но я просто не могу поверить, что вы полностью осознаете что теряете. Замок, — это относительно большая, весьма крепкая, и весьма неуютная каменная коробка. Там даже оконные стекла редкость. На полу в основном тростник. О теплых "удобствах" и электрическом освещении приходится только мечтать. Ватерклозет — далекое будущее. Черт, — и почему я говорю только о бытовых вещах? Там все другое. Психология людей, обычаи, погода и кулинарные рецепты. О правах человека там слыхом не слыхивали. Если повезет, — закон в Медвежьей долине буду олицетворять я. Если не повезет, — нас ждут в лучшем случае рабские ошейники. А уж без крови не обойдется в любом случае.

— Ты будешь справедливым феодалом. Или синьором, — сказал Жо. — Не знаю как правильно. Графиня?

— Там нет таких титулов. Только король и лорды. В моем случае — Леди. Только забудь о справедливости. По-крайней мере, в здешнем понимании этого слова. Там сильный может проявить милосердие, но вовсе не обязан это делать. Вообще, о морали там мало думают.

— Зато здесь о ней только и думают. Сплошь болтовня и двуличие, — сказала Флоранс. — Разницы не так уж много. Кэт, давай говорить о конкретных вещах. Ты можешь нас забрать туда?

— Могу, — мрачно сказала Катрин. — Возникают тысячи сложностей, но принципиально такой переход возможен. Но я боюсь. Там будет тяжело.

— А где же нам будет легко? — удивился Жо. — Если ты не знаешь, — из Школы меня уже выперли. Военной карьеры мне не видать. Мне, что теперь, в бухгалтеры идти? Я понимаю, что для вас это болтовня ребенка, но я бы перешел Туда не раздумывая. Я могу рассчитывать там дослужиться до командира роты каких-нибудь хоббитов?

— Вряд ли, — сухо ответила Катрин. — Во-первых, Толкиена там никто не читал, и о хоббитах не слышал. Во-вторых, люди там живут отдельно, а нелюди отдельно. Пересекаются редко. Жизненное пространство вполне позволяет. В-третьих, чувство юмора там несколько иное. И до того как начать кем-то командовать, тебе вволю придется послужить рядовым, набраться опыта и научиться держать язык за зубами. И никто не гарантирует, что этот скучный период твоей карьеры закончится благополучно. Прости, Фло, но твой сын может лишиться головы в совершенно диких местах. У него даже могилы не будет.

— Он сам выбрал. В свои пять лет, насколько я помню. Не скажу, что я буду более счастлива, если ему отрубят голову, вместо того чтобы разнести в клочки какой-нибудь миной, — но что здесь поделаешь? — Флоранс потрепала сына по обросшей макушке. — Я надеюсь, вы оба побережете свои жизни хотя бы ради меня. Вы ведь пообещаете мне, правда?

— Для этого не нужно никуда уходить, — пробурчала Катрин. — Я и здесь постараюсь сберечь задницу этого хоббитского кадета.

— Попрошу без оскорблений, — Жо ухмыльнулся. — Я понял. Признаю, — я сопляк и сосунок. Но я буду учиться. Или Леди мне не верит?

— Леди верит, — сказала Катрин. — Почему бы тебе и не выучиться? Особенно, если тебя будут серьезно пинать каждую минуту. Только для того чтобы стать бойцом, не обязательно менять пейзаж за окном. Знаешь, Жо, пойди-ка ты в свою комнату, и окинь ее пристальным взглядом. Компьютер, диски, джинсы, шариковые ручки, радиатор отопления, плеер и хорошее постельное белье, — со всем этим ты можешь попрощаться навсегда. Подумай, — имеет ли смысл?

Мальчик кивнул и вышел.

— С постельным бельем там действительно обстоят так печально? — шепотом спросила Флоранс.

— Нет, я слегка преувеличиваю. Для двух леди хорошие простыни всегда найдутся. Но я вообще не могу понять, — как мальчишка может решиться бросить привычные удобства и электронные игрушки?

— Он совершенно разочаровался в здешней армии. Он искренне думал, — здесь защищают своих. Иллюзии рассеялись. Кроме того, он любит меня. И любит и уважает некую длинноногую леди. И разве он может отказаться от твоего таинственного, и главное свободного, мира?

— Значит, ты уверенна? — безнадежным голосом спросила Катрин. — Уходим?

— Кэт, не волнуйся так. Мне кажется, там у тебя будет чуть больше возможностей защитить нас всех. А смерть… вещь печальная, но неизбежная, — Флоранс пожала плечами. — Мы же не хотим жить вечно?

— Всё-то ты помнишь, — Катрин с трудом улыбнулась. — И плечами умеешь кокетничать потрясающе. На раздумья и подготовку — год.

— Как скажешь, — послушно кивнула Флоранс. — Подготовка, очевидно, требуется серьезная?

— Естественно. Нужно нам всем подготовиться. И на Той стороне, тоже. Мероприятия очень сложные. Но есть и еще один серьезный вопрос. На Той стороне не очень хорошо с тем, что здесь именуют "традиционной медициной", да и гинекология с акушерством слабоваты.

— Понимаю. Мы посветили целую неделю посещениям клиники. Если ты имеешь в виду, мои проблемы с сердцем, — то серьезными их можно было назвать лет через десять…

— Про твое сердце мы еще поговорим, — с угрозой сказала Катрин. — И как у тебя совести хватило скрывать? Еще хорошо, что у меня есть кристально честная Мышь. Ладно, не отвлекай меня. Я хочу от тебя ребенка.

Флоранс подняла бровь:

— В каком смысле?

— В самом прямом, мамочка. Хочу нормального здорового младенца. Нашего с тобой. Пусть у него будет две мамы.

— Как ты себе это представляешь? — пробормотала Флоранс. — Две мамы и не одного папы? Я слышала, что так не бывает.

— Бывает, бывает. Ныне медицина творит чудеса. Папа у малыша тоже будет. Белый, холодный и нордически-стальной. Кажется, их еще криогенными боксами называют. Только малышей у нас будет двое. Наши с тобой общие дети.

— Не очень понимаю, — шепотом признала Флоранс.

— Ничего сверхъестественного. Большую часть процесса ты знаешь. Только потом мы все запутаем. Как в индийском кино.

— Ты меня пугаешь.

— Ничего страшного, — Катрин нервно хихикнула. — Я объясню. Мне пришлось сутки просидеть на одном уютном бархане. Ничто так не располагает к размышлениям как бесплодные засады. И я решила, что хочу иметь детей. И ты так не смотри, я объясню…