Вечный день

— Дэвид Гэмбл, да ты же сама нелояльность. Ушам своим не верю.

— Я-то? Отнюдь! Я здесь, — он пожал плечами, — по воле премьер-министра. Честь для меня, можно сказать, — ответ, однако, прозвучал на минорной ноте.

Дэвид отхлебнул кофе и снова оживился.

— Тем не менее ты же явилась не потому, что тебя тревожит наше житье-бытье в «Таймс»! Если так, то из тебя явно недостаточно тянут жилы на этом конструкторе-переростке, где ты обосновалась.

Хоппер вкратце пересказала причины своего визита: письмо, эскорт, больница, кража со взломом.

— Эдвард Торн? — Дэвид откинулся на спинку стула. — Ты вроде как говорила, что когда-то училась у него?

— Да, — только это она и рассказывала, не вдаваясь в подробности.

Когда после университета она познакомилась с Дэвидом в Лондоне, то, пытаясь заново построить свою жизнь, свела историю едва ли не к шутке: «Мне преподавал сам Торн, великий министр. Ну не круто ли, а?» Быть может, хвати Элен тогда духу, выложи она ему всю правду, прошлое не глодало бы ее годами, не отталкивало бы от мира и населяющих его людей, в том числе и от Дэвида. Теперь-то уж поздно.

— Тебе что-нибудь известно о нем?

— С ходу припоминаю не особенно много. Вроде начинал он как ученый. Урожаи там, генетика. Состоял в дружбе с Давенпортом еще за несколько лет до Остановки. Вскоре после этого заведовал чуть ли не половиной дел в стране. Через его стол проходили почти все внутренние вопросы, в то время как премьер-министр занимался военщиной. А потом он в пух и прах разругался с Давенпортом, и его отправили в захолустье или на пенсию, что-то такое, — разумеется, после короткого периода преподавательской деятельности. Мне вообще казалось, он давно уже умер.

— И это «не особенно много»?

Дэвид с улыбкой покачал головой.

— В свое время он был медийной личностью. Вот только ума не приложу, что такого он мог тебе рассказать. Он же не был связан с правительством целых пятнадцать лет.

«Не был». Дэвид, наверно, и сам не заметил, как непринужденно применил к Торну прошедшее время.

— А еще что-нибудь у тебя есть на него? В смысле, записи какие-нибудь?

— Конечно, есть. Хочешь, чтобы я покопался?

— Да, если не сложно.

— Брось, пустяки. Правда, придется заглянуть в архив. Пойдем со мной, настоящее путешествие.

Хоппер кивнула и последовала за ним через буфет. По пути Дэвид поздоровался с несколькими коллегами.

Выпускающий редактор. Он всегда мечтал об этой должности. Когда они только познакомились, Дэвид работал судебным репортером — лез не в свое дело, задавал неудобные вопросы. Затем его перевели в новостной отдел, где он проявлял уже большую покладистость, и тогда-то и начался его карьерный рост. Теперь Хоппер разглядела в нем некую обстоятельность, серьезность — странным образом, однако, уживавшуюся с мальчишеской проказливостью.

А в период их брака, когда Дэвид начал восхождение по служебной лестнице, Элен казалось, что честолюбие уничтожило в нем всё, что нравилось ей прежде. Бесшабашный репортер, всегда готовый отстаивать собственное мнение, постепенно превратился в осторожного редактора, предпочитающего, дабы не задеть чьи-либо чувства, купировать факты и замалчивать истину. Впрочем, и сейчас, несмотря на прозвучавшие шуточки на грани фола, Дэвид оставался сосредоточенным и сдержанным.

Да, и еще он очень хотел иметь детей, что у Элен вызывало смешанные чувства, но никак не одобрение. В конечном счете именно это и поставило крест на их отношениях.

Она любила Дэвида. Вот только между ними встала его жажда полноценной семьи, напоминающей ту, в которой он вырос и которую утратил десять лет назад, после смерти родителей. А для подобной ответственности Хоппер ощущала себя совершенно неподходящей. В итоге спустя четыре года корабль их брака закономерно пошел ко дну. И когда, впрочем, уже слишком поздно, она все-таки забеременела и случился выкидыш, это стало еще одним разделяющим их секретом. Дэвиду об этом она рассказывать не стала — по многим причинам. Да и к чему?..

Они поднялись по лестнице за буфетом и двинулись по унылым коридорам, кое-где обшитым темным деревом, а местами просто выкрашенным под древесину. За распахнутыми дверями каких-то подразделений редакции журналисты бойко печатали на пишущих машинках и разговаривали по телефону.

Затем они одолели еще три лестничных пролета, пересекли огромный заводской зал с громыхающим под их шагами полом, после чего последовал спуск. Оказавшись в конце концов в подвале, они вошли через распашную дверь в архив, довольно сумрачное помещение со стойкой. За ней тянулись и затем растворялись во тьме металлические стеллажи с картонными папками.

— Здравствуйте, мистер Гэмбл.

Женщина за стойкой определенно разменяла четвертый десяток несколько лет назад, о чем свидетельствовали землистый цвет лица и застывшее на нем выражение безуспешного противостояния окружающему миру — которое, впрочем, при виде Дэвида сменилось широкой жеманной улыбкой, пускай и наполовину неискренней. Сняв большие каплевидные очки для чтения, она смерила Хоппер недружелюбным взглядом и снова улыбнулась ее спутнику.

Дэвид заговорил:

— Здравствуйте… Сара. — Хоппер разобрала запинку в его приветствии и поняла, что он прочел имя архивариуса на ее бейджике. — Как ваше здоровье?

— Ох, да какое там здоровье, мистер Гэмбл. Совсем скверное.

— Печально слышать.

— Но при виде вас сразу полегчало.

— Может, меня стоит прописывать больным? — улыбнулся Дэвид, затем указал на Хоппер: — Это моя кузина, приехала меня навестить.

При этой новости Сара заметно смягчилась.

— Так чем могу помочь, мистер Гэмбл?

— Мне нужно личное дело. Вся подборка.

— Имя?

— Эдвард Торн.

— Одну минуту, мистер Гэмбл.

Стоило ей удалиться, Хоппер заметила:

— Да ты едва вспомнил, как ее зовут, — получилось несколько громче, нежели она изначально намеревалась, и Дэвид поспешно приложил к губам палец и, указав на стол, прошептал:

— Ты же меня знаешь.

«Уже нет», — мысленно ответила Хоппер.

Наконец Сара вернулась и с той же кривой улыбочкой вручила ему тонкую зеленую папку.

— Вот, пожалуйста, мистер Гэмбл.

— Благодарю. Сегодня же днем принесу обратно, — он расписался в журнале и снова адресовал Саре улыбку.

Элен в очередной раз задумалась о необычайной популярности, которой Дэвид пользовался у женщин любого возраста. Отчасти из-за его сосредоточенности. Под его внимательным взглядом складывалось ощущение, будто его мысли заняты только тобой.

Они развернулись к выходу, и Дэвид сунул папку под мышку. Уже на лестнице он заговорил:

— Прости, что шикнул на тебя. Просто место у нас там несколько, э-э… уязвимое. Забудешь чье-нибудь имя — и все, потом аукнется. Даже поразительно, во что позже может вылиться мелкая непреднамеренная небрежность.

— А почему я вдруг стала твоей кузиной?

— Подозреваю, Сара немного влюблена в меня…

— Пожалуй, да.

— …а если она будет считать тебя моей кузиной, то вряд ли будет сплетничать о твоем визите.

— Что ж, верно.

— И еще я подумал, что это будет забавно, — Дэвид улыбнулся, и Хоппер вдруг охватило приятное ощущение дежавю от этого маленького заговора. — Итак, за дело. Твой старый дружок Торн. Посмотрим, что тут у нас.

Дэвид раскрыл папку и вытащил опись.

— Ах. То-то она мне такой легкой показалась.

В папке оказалось всего несколько листков. Последняя отметка в описи была сделана двумя месяцами ранее, текст гласил: «Изъятие СВБ».

— Боюсь, нас обскакали.

— Что такое СВБ?

— Служба внутренней безопасности, — поморщился Дэвид. — Дыра памяти.[6]

— Это я знаю. Как-никак, мой брат работает в службе безопасности, помнишь?

— Ради бога, только ему об этом не рассказывай.

— Так ты хочешь сказать, что служба внутренней безопасности изъяла все касающиеся Торна документы?

6

В романе Джорджа Оруэлла «1984» — дырка в стене, куда опускали для уничтожения документы, не устраивающие Министерство правды.