В Дикой земле

Кроме же роёв мелкого гнуса появились в Ронтау и иные летуны, огромные, грязно-белые, долгожданные. Шелковичные черви, объедавшие крону с весны, уже давно облепили ветви и ствол громадной шёлковой паутиной, в которую вплетали крупные белые коконы, — невероятное количество шёлковой нити. Сару-хэм не дожидались, пока все бабочки созреют, о нет, сметливые обезьяны бригадами, состоявшими исключительно из Длиннохвостых, лазали по дереву и срезали коконы, спуская их на землю.

В нижнем городе к тому времени гончары слепили из глины и обжигали огромную чашу, целый бассейн, стоявший на земле своей центральной частью, но возвышавшийся краями. Работа была непростой, однако у них имелся многовековой опыт. В эту чашу, залили чистой воды, разожгли под ней костры, и стали партиями погружать коконы. Опытные шелководы, не боявшиеся горячего пара, ухватывали концы шёлковых нитей и крепили их к большой деревянной катушке с рукоятками, после чего варившиеся коконы начинали разматываться путём вращения катушки. Десятки их кружили в горячей воде часы напролёт, пока не разматывались целиком и в воду не попадала уже погибшая куколка.

Оные несостоявшиеся бабочки считались среди сару-хэм сезонным деликатесом. Чем больше коконов разматывали шелководы, тем больше исключительно питательного белка попадало на столы обезьян, и вот это мясо они ели с куда большей охотой, чем плоть дунтранков.

Что же до той золотой сотни, до шелковичных червей, которых пастухи отмечали как самых здоровых и многообещающих за кем постоянно следили и чьи коконы не отправили в кипяток, эти счастливцы смогли закончить перерождение и вышли, став огромными грязно-белыми бабочками, совершенно безобидными и беззащитными тварями, которые не способны были даже летать, — только перепархивать с ветки на ветку, предаваясь любовным утехам. Век их был короток под жарким солнцем, они не нуждались в пище и питье, только лишь продолжение рода являлось их смыслом на этом окрылённом этапе жизни. Волшебник сделал немало зарисовок в свободные минуты.

Вернуться в верхний город не составило Тобиусу труда, но оставалось лишь задаваться вопросом, как он смог во сне проделать путь сверху через стену к самой реке, не привлекая ничьего внимания.

Тогда рив попросил у Локры первый за время своей службы день отдыха. После того, как они заключили договор, и сама лекарша стала учить человека наиболее сложным рецептам лекарств прошло не так много времени, но учиться у неё оказалось настоящей честью. Тобиус понял это, когда осознал всю глубину познаний женщины в фармацевтике и травоведении, а в той части алхимии, которая была доступна Длиннохвостым исторически. Серый волшебник был усерден в учёбе и работе, но вот уже некоторое время, лишённый здорового сна, он ощущал упадок сил. А теперь ещё вот это.

— Мне нужно немного отдохнуть. День, может, два. Если вы не возражаете.

Локра насмешливо покачала головой:

— Тарка, мы много лет жили с Вифани вдвоём, и справлялись как-то. А ты слишком хорошо отыгрываешь слугу, хотя мы более не относимся к тебе как к таковому. Ты можешь отдыхать столько, сколько тебе нужно.

С тех пор серый маг занимался лишь медитацией. Проходили часы, менялось время суток, а он сидел на чердаке без движения, погружаясь всё глубже внутрь себя. Всегда следовало искать причины внутри. Медитативный транс, самоотрешение, встреча с темнотой, что живёт за глазами, и поиск. Балансирование на грани между преследованием цели и непониманием любых целей, потерей способности вообще что-либо понимать. Тобиус искал то, что почти смогло заставить его умереть, но не преуспевал. По крайней мере, однако, он больше не спал. Отныне медитация заменяла ему иной отдых, неполноценный, но наилучший суррогат. Пока он не сможет разобраться с этой новой напастью.

Утро семнадцатого агостара ознаменовалось тем, что с восходом солнца на чердак забрался Лаухальганда. Чего стоило мячику без конечностей залезть наверх по торчавшим из стены кирпичам оставалось лишь гадать, ибо компаньон никогда не проделывал этого фокуса прилюдно. С тех пор, как Тобиус принёс его в город, Лаухальганда целыми ночами исследовал Ронтау, его любознательности было где развернуться, а потому в ту злосчастную ночь он не остановил отправившегося погулять волшебника. Мимик при всех его достоинствах оказался слишком несообразителен в некоторых тонкостях человеческого поведения.

Но кроме появления блудного мячики, утро сие оказалось примечательным ещё и потому, что стоило солнцу взойти, как далеко внизу забили барабаны. Тобиус вообще не слышал их ударов иначе как в праздничные дни, а семнадцатое агостара праздником не являлось никаким. Однако барабаны били.

Он спустился на кухню и впервые за последнее время принялся готовить завтрак, за чем волшебника застала сонная ещё, растрёпанная Вифани. Войдя на кухню зевая, она быстро запахнула ночной халат и несколько мгновений стояла сконфуженная, не вполне понимая, что происходит.

— Ты разве… ты не… М-м?

— Барабаны разбудили, — соврал Тобиус. — Что за праздник?

Она задумчиво взяла протянутую ей пиалу с травяным отваром.

— Наверное, гункангом приехал. Как всегда в это время года.

— Это ещё что? Я такого слова не знаю.

— Странно, хотя… Гункангом это…

Тобиус попытался вникнуть в её объяснения и, стесав некоторые углы пришёл к выводу, что в Ронтау приехал паладин, или же «высокодуховный защитник».

Со слов Вифани, этим словом называли лучших воинов народа сару-рилл, лучших воинов всей страны сару, если на то пошло, которых воспитывали в Горкагохоне, Храмовом городе, где обитал Каменный народ. Паладинов среди сару почитали решительно все, их заслуги перед народами страны были неоспоримы и именно поэтому каждый из редких визитов приветствовался громом барабанных ударов.

— В Горкагохоне, — говорила Локра, подсаживавшаяся к столу и принимавшая миску овсяной каши с шелковицей, — стоит Храм Предка и Каменный народ охраняет его. В Храме Серебряные мастера воспитывают паладинов, которые странствуют всюду и защищают нас от чудовищ, порождаемых Великой Пущей.

— Так это благодаря им сей край столь безопасен?

— В том числе, — Вифани с упоением хрустела свежей зеленью, — стражи городов постоянно следят за всякой дрянью, которая приближается к нашим владениям, но изначально расчистить земли от всех ужасов помогали именно паладины. Теперь же они в основном ведут охоту в землях между владениями разных народов, охраняют дороги, торговцев, отзываются на призыв о помощи, когда появляются твари, с которыми невозможно сладить сами.

— Если бы дохмаргвон явился к нам неподготовленным, власти Ронтау сразу послали бы за помощью к сару-рилл. Они наделены особой силой.

— Какой такой силой?

— Особой, — повторила за матерью дочь.

Жуя свой тутовник пополам с щетинниковым хлебом, запивая отваром, Тобиус крепко задумался над тем, что, вероятно, в город пришёл его собрат по Дару. Наделённые особой силой паладины? Почему бы и нет? Судя по всему, этот гость будет принят с высочайшим почтением, окажется среди старшин, и Тобиус намеревался поглядеть на него исподтишка.

Правда он не ожидал, что встретит этого самого загадочного гостя намного раньше запланированной вылазки на верхние уровни кроны.

Началось всё с того, что сразу после полудня на улице зазвучали голоса флейт, бубенцов и барабанов, отчего все соседи высыпали из жилищ. Нарядная процессия двигалась чинно и неспешно, держа в своей середине огромного всадника на жутком скакуне.

Сару-рилл являлись близкими родичами — Тобиус не усомнился ни на мгновение — унгиканских равнинных горилл, и волшебник мимоходом ухмыльнулся созвучию их названий. Тем временем процессия остановилась, и всадник оказался как раз напротив их дома. Верхом он выглядел очень большим, но лишь когда паладин спустился на землю стало понятно, насколько же он всё-таки был огромен. Прямоходящая горилла с очень длинными руками и короткими ногами возвышалась надо всеми живой горой. При желании она могла бы сжать голову любого симиана в своей чёрной ладони как крупное яблоко; покрытое бурой шерстью тело с невероятными плечами и большим животом покрывали явно созданные Длиннохвостыми шёлковые одежды, а поверх них сидели доспехи… выточенные из дерева. Искусно подогнанные, украшенные прекрасной резьбой, вскрытые многими слоями лака и несшие следы битв, эти тяжёлые латы состояли из древесины робинии, чем поразили человека. С плеч паладина ниспадал белый шёлковый же плащ, контрастировавший с коричневой бронёй, а рукоять меча виднелась из-за матерчатого пояса. Чернокожее лицо выглядело сосредоточенным и серьёзным.