В Дикой земле

— Мне достаточно того, что вы живы, — шмыгнула носом девушка, — это было почти невозможно, почти… но мы смогли!

Тобиус поднялся и стал пятиться.

— Нет! Стой! — встрепенулась девушка. — Мама, это он! Это он совершил чудо! Мама, это он привёл чудовище из лесов и подготовил ловушку!

— Милая, что ты…

— Клянусь памятью отца! — в широко распахнутых глазах Вифани не было места лжи.

Старшая женщина не сразу поборола замешательство.

— Это как-то связано со всеми теми ночами, что вы провели вместе? Хм? Не смотри на меня так, дочь, это мой дом, я знаю обо всём, что происходит под его крышей.

— Но… почему тогда…

— Потому что ты очень умная девочка и никогда не наделала бы никаких глупостей. К тому же, невзирая на все его достоинства, Тарка… он… о Образ Предка, посмотри на него, ну кто бы позарился на такого? Он ужасный!

— Вы меня ещё без грима не видели, — пробормотал Тобиус.

— А я… а я… Я с ним целовалась!

Это признание одинаково поразило всех, даже саму Вифани.

— Что?! — взвизгнула чудом спасённая от смерти Локра. — Что?! Ты — что?!

— Мама, я была на всё готова, чтобы мой первый поцелуй не достался этому отсталому дураку Гароу! Даже поцеловать недоумка!

— Это было немного обидно, госпожа.

— А что ещё своё первое ты не готова отдать Гароу?!

— Мама, вашу жизнь спасли не для того, чтобы вы могли делать такие несуразные и отвратительные намёки!

— Я устал. Если вы не против, я пойду спать.

Его не замечали, он больше не был важен. В доме вновь появилось две сильные женщины, чьё противостояние восстановило естественный баланс. Какое-то время мать с дочерью будут радоваться тому, что опасность миновала, и это прекрасно, ибо что может быть лучше смерти, с которой удалось разминуться на волоске?

Прогретый чердак, пахший травами и, немного, пылью, принял измученного человека, дав ему покой на целых трое суток беспробудного сна.

Когда же Тобиус восстановился, его ждал серьёзный разговор внизу, на кухне. Вопреки обыкновению, пищу приготовил не он, а предстоявшая утренняя трапеза должна была пройти наравне с хозяйками.

— Прежде всего я должна принести извинения, — молвила Локра, чей лик приобрёл необычную свежесть.

Лекарство не только спасло лекарше жизнь, но и явственно обновило организм, эффект был поразительным.

— За что же, госпожа?

— Я не уделила тебе должного внимания, не отнеслась серьёзно к твоим странным познаниям в области травоведения. Дочь всё мне рассказала, провела для меня несколько ал-хи-ми-чес-ких опытов. Всё это время под моей крышей жил учёный муж, но я была слепа. За то приношу извинения.

— Извинения приняты, — ответил маг, глядя как перед ним расставляли тарелки с пищей. — Спасибо, Вифани, всё выглядит так аппетитно… Мне понадобятся рецепты.

— Печёных яблок? Супа? Медовых плодов шелковицы?

— Рецепты ваших лекарств. Медицина Длиннохвостого народа, а вернее, слух о ней, провели меня через сотни опасностей. Вифани многому меня научила, мало кто дома смог бы сравниться с ней в искусстве врачевания. Однако теперь я жажду получить рецепт лекарства, ради которого тащил сквозь леса опустошающий голод. Разумеется, вы мне ничего не должны, я делал это не награды ради, но… это лекарство от всех болезней… оно многим сильно помогло бы.

— Если ты смог бы добыть для своего народа дохмаргвона, — безусловно помогло бы, — согласилась Локра.

Панацея, приготовляемая без применения магии, — думал маг, — это такое сокровище, обладание которым может перевернуть весь северный мир. Знание, являющееся чистым сокровищем, таившимся в лесах тысячи лет, не ради этого ли он отправился в такую даль?

— Если ты согласишься остаться среди нас, и продолжишь играть роль, которую придумал, — сказала Вифани, — мы передадим тебе секрет лучших лекарей Ронтау. Правда мама, мы пришли к согласию?

— Под твоим напором не выдержали бы даже внешние стены города, дочь!

— Он привёл из леса дохмаргвона, мама! Дохмаргвона! Привёл и выжил! Вы делали что-то подобное когда-либо? А кто-то из нас, лекарей, делал? Нет! Но мы достойны, а он нет?

— Мы Длиннохвостые, милая, а он чужак, — спокойно констатировала мать. — И вообще, как можно привести дохмаргвона? Он не дунтранк…

— Я сел ему на рог, держа длинный шест, на конце которого была верёвка с привязанным куском мяса. Видя мясо, он просто шёл туда, куда я желал его направить.

Объяснение было столь абсурдным, что обе женщины долго разглядывали краснолицего симиана, не вполне веря, что они услышали то, что услышали. Волшебник молча ел, по пробуждении он ощущал драконий голод.

Наконец Локра сокрушённо покачала головой.

— Я передам тебе секрет рецепта, панацеи, как ты её называешь, ибо ты совершил нечто вроде эпохального поступка. До единоличного подвига Талручина не дотягивает, но будь я проклята, если не успела распрощаться с жизнью в страшных муках, а потом эти муки прекратились и никому не пришлось платить своей жизнью за мою. Никому кроме опустошающего голода.

— Это стоит благодарности, — вставила слово Вифани.

— Кроме того вновь наступает золотое время для лекарей. Из тела гиганта мы сможем создать столько прекрасных лекарств, что влияние и богатство Ронтау возрастут на несколько поколений. Пусть Образ Предка накажет меня, если это не заслуживает награды!

— Но никому другому об этом лучше не рассказывать, ибо Тенсей и остальные старшины могут рассудить, что долг долгом, а инородного соглядатая лучше удушить, — вновь внесла ясность девушка. — Так ты согласен, Тарка?

— Я…

— Последний момент, который нужно прояснить, — подняла руку старшая хозяйка, чьё помолодевшее лицо сделалось вдруг твёрдым и жестоким, — никаких больше поцелуйчиков!

— Мама, какой ужас! Вы позорите нас обеих перед светлым умом иной цивилизации!

— Я согласен, — ответил маг, понимая, что его вновь никто не слушал, — никаких поцелуйчиков.

Сон был как явь, ясный и чёткий, но не настолько, чтобы можно было без оглядки поверить в его реальность. Тёмное, каменистое побережье, над которым парили крикливые чайки, пена, сгущавшаяся в лакунах меж скал, увешанных гнившими водорослями, шум моря, которого маг никогда не слышал своими ушами.

Он стоял на большом чёрном камне, мокром, поросшем ракушками, в основании косы, уходившей от берега. Солнце палило ярко, но отчего-то было холодно, а небеса округ светила заволакивала тёмная дымка. На губах оседала горьковатая соль.

В дали из пучины поднималась на колоннах небольшая выпуклая крыша, на которой сияла откованная из металла звезда, солярный знак о восьми щупалец. Ветер завывал в ушах всё громче, начинался отлив.

Морская вода отходила от брега, обнажая косу, а та стремилась всё дальше и спускалась всё ниже, превращаясь в дорогу из каменных столбов. Постройка с колоннами росла тоже, становясь из небольшого павильона в вершину шпиля, венчавшего громаду подводного храма. Это был храм. Любой созерцатель в мире сказал бы, что это храм. Любое разумное существо во вселенной узнало бы в этом здании храм. Вниз, к подножью архитектурного комплекса и вела дорога-коса.

Тобиус долго следил за монументальным памятником, который лишился жидких покровов и испытывал смутное сомнение. Солнце пылало ярко, но день оставался холодным и тёмным, внося свою лепту в тяжесть предчувствия. И всё же человек сделал шаг, покорный тихому голосу, звавшему вниз. Чем дальше отходило море, тем шире и величественнее становился храм; немало времени минуло прежде чем стопы волшебника коснулись оголившегося дна морского. Он шествовал меж живых коралловых рифов, переступая через захлопывавших раковины моллюсков, отбрасывая с пути крабов, мокрые ракушки, утопая в песке.

У храмовых врат не было створок, громадный зев портала встречал волшебника тёмной пустотой и лишь две большие статуи по краям зорко следили за ним улыбаясь.

Моряки северного мира, которым довелось повстречаться с этими рыбами, звали их морскими ахогами или чёрными быками, но моряки южного мира, знавшие их намного лучше, наградили сих существ сотнями имён, каждое из которых предупреждало о смерти на чёрных плавниках. Армолебусы, гухоны, бурн’йа’нтуу, панцирные акулы. Они были велики, самой природой ли, волей магов-создателей ли закованы в гибкий чёрный панцирь с мощными рогами и спинным плавником столь твёрдым, что им можно было вспарывать днища многих кораблей. И они улыбались. Твёрдые пасти морских ахогов навечно застыли в широких злобных улыбках, с которыми эти твари терзали свою добычу. Убийцы, наслаждавшиеся муками, любители играть с беспомощными жертвами: есть по кускам, томить в долгом кружении, топить несчастных сухопутных тварей, а потом возносить к поверхности ради глотка воздуха чтобы опять топить.