Страница 56 из 75
Но теперь, изредка навещая меня в те часы, когда Толяна не было дома, она как будто чувствовала его незримое присутствие и не смела высказывать никаких ко мне претензий, поскольку внешне мои позиции были безупречны. Я ни в чем не нуждалась. У меня было все, о чем только может мечтать женщина, — кроме любви, но с Люсиной точки зрения, ее отсутствие было мелочью. Она не рискнула даже открыть дверцы шифоньера, как делала во времена Игоря, и произвести инспекцию моих вещей, — и так было ясно, что по крайней мере с этим-то у меня все обстоит благополучно.
Люся старалась не задавать мне лишних вопросов, чтобы не упереться в какое-нибудь ненужное ей открытие относительно рода занятий моего мужа. Почему-то мне казалось, что сестре об этом известно гораздо больше, чем мне самой. Возможно, ей уже приходилось иметь дело с такими людьми, как Толя, и она опасалась их… Словом, общение наше протекало вяло, скованно, было полно недоговоренностей и недомолвок.
Папа тоже теперь приезжал крайне редко. Он никак не мог понять, что со мной произошло. В самом начале нашей жизни с Игорем он видел меня очень счастливой, а уже позже — несчастной и усталой, изо всех сил борющейся с трудностями, как с приступами дурноты. И то и другое состояние дочери было ему по крайней мере понятно. В первом случае он мог от души порадоваться вместе со мной, во втором — постараться меня утешить.
Но сейчас он не мог определить, счастлива я или нет. Это было какое-то промежуточное, странное состояние, которое приводило его в недоумение, и теперь папа не знал, как ко мне подступиться.
Ася тоже избегала меня и тоже постоянно демонстрировала мне недовольство, давая понять, что своим замужеством я как бы предала интересы нашего круга, ни больше ни меньше. Что я добровольно примкнула к тем, кто распинает и впредь будет распинать интеллигенцию — так она мне однажды и сказала, и я не посмела возразить: зачем же, раз уж она такая принципиальная, ей так сильно хотелось видеть кортеж машин у роддома.
К тому же она была занята сыном, сидела дома и отделывалась от меня звонками. Она чувствовала свое преимущество передо мною — как же, воспитывает ребенка, которого у меня нет. Ася совсем не называла своего малыша по имени, а только: сын, сына, сынуля… Когда она звонила мне, это был вообще-то не разговор, а мука.
— Ой, подожди минуту, сын схватил чайник с водой. Сынок такой стал любознательный, всюду лезет, на минуту от него не могу отойти. Сынуля, поставь чайник, сыночка моя, я кому сказала! Ой, минуту, сыночку, кажется, надо переменить памперс, я права, сынуля?
И я полчаса ждала у трубки, пока она не поменяет своему ребенку памперс.
— Ой, погоди минуту, мой сын отвинчивает хвост собаке… Сынулечка, оставь Агафончика в покое, он и так линяет…
И я полчаса слушала, как повизгивает в ее квартире бедолага Агафон.
Володя, Люсин муж, был самым частым моим гостем.
С ним мы молча выпивали бутылку водки… Да, мы почти не разговаривали, выпив, затягивали песню: «Над окошком месяц, под окошком ветер…» Но, как ни странно, после его ухода у меня возникало ощущение, что я облегчила душу за долгим, душевным разговором с настоящим другом.
Зато у меня была Каролина, а позже появилась и соседка Ира. Она возникла в нашем доме примерно через месяц после того, как мы переехали.
Я открыла дверь на непрекращающийся звонок — мы с Толей никого не ожидали, муж лежа смотрел хоккей, а я вязала рядышком в кресле — вывязывала кружева на льняную скатерть. Толя любил, когда я сидела возле него за этим мирным занятием.
Миниатюрная девушка, вся в кудряшках, с ямочками на щеках, в коротеньком цветном халатике, ворвалась в прихожую и сразу сунула мне в руку свою теплую ладошку.
— Очень приятно, ваша соседка Ирка. Приезжаю я с юга, а маман объявила, что у нас появились новые соседи. Я тут же прибежала знакомиться.
— Очень приятно, Лариса, — без всякого восторга пробормотала я.
— Ой-ой-ой, какая прихожая! Ух ты, помереть и не встать! Можно я комнаты посмотрю?
Не дожидаясь разрешения, Ирина шмыгнула в нашу спальню, и оттуда донеслось:
— Ой-ой-ой, какая спальня! Да как бы я тут кувыркалась! Ух ты, красотища какая! Прямо не верится, что в этой квартире до вас две скромные бабульки жили!
Ира влетела в гостиную и, не обращая внимания на мрачный взгляд, которым одарил ее с дивана Толя, уселась перед ним на корточки:
— Вы чего, новые русские, что ли?
— Кто это? — кивнув на Иру, осведомился у меня Толя.
Ирина схватила Толину руку, вяло свисающую с тахты:
— Я соседка Ирка, пришла познакомиться!.. Какой интересный у тебя муж, Лариса! Мне его дико не хватало, кругом были одни бабульки-соседки, а у меня, бедной, то бачок течет, то телевизор барахлит. Теперь будет кому все это ремонтировать, очень приятно.
— Ты что, незамужняя, что ли? — снизошел до вопроса Толя, повернув к Ире голову.
— Ой, а как это вы догадались?.. Вчера вот еще была замужняя дама, а сегодня просто девушка, опять невеста.
— Что ж так быстро развелись? — Голос Толи неожиданно потеплел.
— Ты не сказал, новый русский, как тебя зовут?
— Ну Анатолий.
— Так вот, Толюша, я все на свете делаю быстро, раз-два — и готово. Сегодня знакомлюсь, завтра выхожу замуж, послезавтра развожусь… Человек я занятой, все время тороплюсь. Я по профессии медсестра, очень приятно.
— С чего ты взяла, что нам это может быть приятно? — еще ласковее справился Толя. Видно было, что эта маленькая женщина его забавляет.
— Так я же лечить тебя буду, друг сердешный. Банки поставлю, антибиотик в пятую точку вколю. Имей в виду, я — очень полезное знакомство…
— Понял, понял, ты только не трещи так, Ирина.
Вскоре выяснилось, что эта Ира — на редкость необременительное и чуткое существо, что она, почти ежевечерне навещая нас обоих, четко улавливает тот момент, когда ее присутствие в нашем доме становится избыточным. Ирка тут же, как Золушка, ретировалась.
Сперва я нервно поеживалась от ее нахального звона в дверь: положив наманикюренный палец на кнопку, Ирина звонила и звонила, иногда вытаскивая меня из ванной.
Она звонила в дверь с такой уверенностью в том, что ей непременно откроют, что я порой думала — возможно, в те дни, когда мы все-таки отсутствуем, вера соседки в то, что ей отворят дверь, заставляет нас вдруг материализоваться в квартире, чтобы не обмануть Ирининых ожиданий. Только что я, например, шла по площади Восстания, — и вдруг, как по волшебству, меня переносит в мое кресло у телевизора; я сую ноги в домашние тапочки и иду открывать Ире дверь…
Как правило, Ира входила к нам с какой-то инициативой.
Например, с предложением выдолбить стену на кухне, как это уже сделали другие догадливые соседи. В этой нише мы позже поставили холодильник.
Или Ира приносила какое-нибудь угощение — например, придуманный ею салат из редьки, чеснока, шпината, кинзы и лимонного сока. Толя приходил в восторг от салата. Но как только волна восторга начинала идти на убыль, Ирина тут же исчезала, и мы, оставшись вдвоем, еще минут пятнадцать беседуем о том, какая она все-таки оказалась славная и ненавязчивая.
…Новый звонок в дверь означает появление нового салата. Крабовые палочки, брюссельская капуста, кукуруза, шпинат, яйцо, майонез. Пытаясь сделать ответную любезность, усаживаем Иру за стол, я быстро собираю угощение, но Ира, поклевав того-другого и пообщавшись с Толей на тему несовершенства мужского пола, вскакивает и исчезает.
…Снова звонит. На этот раз сам Толя идет открывать ей дверь.
— Смотри, что я тебе притащила! — Ира трясет перед Толиным носом буренкой, сшитой из красного в горошек ситца. — Это тебе на чайник. Моя подруга шьет таких коровок и кошечек и на Измайловке продает. А я выпросила одну для тебя, говорю, хорошему человеку подарю…
Польщенный ее словами, Толя говорит:
— А можно я буду эту корову на голову надевать, когда выхожу на балкон покурить?