Страница 42 из 75
— У него уже есть имя, — возражала я.
— Как и у большинства литературных прихлебателей, — хмыкал Игорь. — Этих, с позволения сказать, критиков…
Постепенно Игорь перешел на ночной образ жизни. Ему не приходилось рано вставать на работу, поэтому он мог позволить себе лечь спать в пятом часу утра. Я догадывалась, что такое расписание совершенно освобождает его от чувства ответственности за семью. Пока я крепко спала, намотавшись за день, он мог заниматься чем угодно: смотрел в наушниках телевизор, читал книги, слушал музыку, — а мне теперь предлагалась версия, что по ночам он работает. Версия, которую даже моя свекровь поддерживала уже с некоторой долей сомнения.
Однажды она меня спросила:
— Лара, над чем сейчас работает твой муж?
Я про себя отметила, что впервые она не сказала про Игоря «мой сын».
— Он со мной не делится, — отозвалась я.
— Но ты же видишь… какой-то результат его ночных бдений появляется на столе?
О да! Игорь бесконечно делал в общих тетрадях какие-то выписки, иногда на русском, иногда на английском языке, переводил какие-то древние саги, но на вопрос, для себя ли он это делает или выполняет заказ, не отвечал. Или разражался пространной речью о том, что предпочитает обитать среди рыцарей «Круглого стола», чем в нашей действительности, которая все больше вызывает в нем чувство неудовольствия. Его раздражала экономическая ситуация в стране, не устраивала политическая, пугала — культурная… Ему не нравились Гайдар и Явлинский, и он любил пройтись насчет ночи двадцатого августа, которую я провела на баррикадах. Казалось, упрекая меня за баррикады, намекая на свою особенную прозорливость, позволившую ему тогда еще понять все последствия одержанной демократами победы, он, в сущности, в который раз пытался оправдать себя за то, что не пошел тогда со мной.
С ним я не спорила.
Я видела, что жизнь не становится лучше, как все на то надеялись, что человек делается все слабее и слабее, часто не может найти себе места, добыть деньги, прокормить семью, не чувствует уверенности в завтрашнем дне. В Москве это не особенно было заметно, но стоило мне выехать в командировку на периферию — все ощутимо менялось. Москва, как огромная воронка, втягивала в себя человеческие силы и средства… И все же кое-какие провинциальные городки жили на удивление автономно ото всех этих экономических встрясок, в них цены были ниже, а жизнь — стабильней, что, скорее всего, зависело от инициативы и личной честности городских властей. Это вселяло надежду.
Как-то, втаскивая в прихожую две неподъемные сумки с продуктами, я услышала оживленные голоса, доносившиеся из комнаты. Сначала я решила, что нас навестил Саша Филиппов. Игорь его терпеть не мог, но ему иногда хотелось поговорить, поэтому он и впускал Сашу. Саше тоже хотелось поговорить и на ту же самую тему, что и Игорю, — о том, как в нашей стране все плохо и что надо уносить ноги за кордон. На самом деле лично Саше не было плохо — он держал небольшой спортивный зал, от которого ему шел стабильный доход. И это обстоятельство особенно раздражало Игоря, которому казалось, что вот ему — на самом деле плохо… Поэтому Сашу он пускал редко, отговариваясь от его посещений занятостью.
Это был не Саша… Едва мой взгляд остановился на этом прелестном, с синими глазами лице, я почувствовала, что меня каким-то сильным течением потащило в прошлое… В кресле сидела, дымя ментоловой сигаретой, Марина Полетаева — напротив нее дымил сигаретой Игорь, вообще-то не курящий.
Марину мы с ним нет-нет да и вспоминали. Как же, любимая подруга детства, без пяти минут Игорева невеста! Марина после окончания театрального училища снялась в нашумевшей ленте одного модного кинорежиссера в роли путаны, выручающей из подстроенной ее же приятелями ловушки молодого порядочного бизнесмена. Такая красивая история. В то время наша публика охотно клевала на фильмы о женщинах древнейшей профессии, тогда это еще была экзотика. В фильме было много эротических сцен, бьющих обывателя по нервам: Марина снималась в них в чем мать родила. Игорь даже несколько раз показывал мне ее снимки в газетах — Марина охотно давала интервью, рассказывая о своих маститых мужьях: один был известным композитором-песенником, другой — не менее известным политическим деятелем. На этих снимках Марина красовалась то в изящнейшем нижнем белье, то окутав голое тело мехом. И мы с Игорем иногда спорили: разве может нормальная женщина сниматься в таком виде? Игорь не находил ничего безнравственного в том, что женщина не боится показать всему миру свое прекрасное тело, и говорил, что раз я нахожу в этом криминал, значит, я ханжа и пуританка… В прежние времена он не придавал своему знакомству и дружбе с Мариной большого значения, зато теперь ему явно нравилось вспоминать о детстве, проведенном вместе с этой великолепной кинозвездой. Ему хотелось причастности к ее славе, вот почему он когда-то откликнулся на предложение Марины и пошел на первый просмотр этой ленты. Я сопровождать Игоря отказалась, но потом все-таки посмотрела фильм по телевизору.
— Здравствуйте, — растерянно молвила я, входя в комнату.
— Здравствуй. — Марина сразу заговорила на «ты», обозначив степень своей раскрепощенности. Мы-то с ней, в сущности, не были знакомы. — Ой, куда же ты столько таскаешь, подружка? Игорь, ты почему позволяешь жене надрываться?..
— Да не знаю, в доме вроде всего хватает, — проговорил Игорь. — Просто Лариса любит, чтобы был запас…
Журнальный столик был накрыт, на нем стояли тарелки с бужениной, шампиньонами, крабовым салатом. Игорь, видимо, расстарался. Они пили шампанское.
— Присаживайся к нам, отдохни от трудов праведных, — пригласила меня гостья. — Ты не в претензии, что я, не предупредив тебя, навестила друга детства?
— Нет, не в претензии, — ошеломленная ее напором, ответила я.
— И правильно. Ко мне ревновать не надо. Меня нет в вашей реальности. — Марина сделала плавный жест кистью руки. — Меня нет, не существует… Я сама в действительной жизни чувствую себя курицей, слетевшей с насеста…
— Твой насест хорошо оплачивают? — с набитым ртом полюбопытствовал Игорь.
— Какое там! Какие сейчас деньги у киношников? Меня мужья кормят. Им нравится быть женатыми на мне.
— Ты вроде сейчас в разводе…
— Не дают мне засидеться в холостячках, — с уморительной миной пожаловалась Марина. — Я недавно вышла замуж за Усольцева, знаешь Усольцева?
Мы знали. Усольцев был крупным банкиром, в его банке, как утверждала реклама, давали самые высокие проценты.
— А чем ты сейчас занята, Марина? — вежливо спросила я.
— Сейчас, Ларочка, я пребываю в творческом застое. Ну, немного пою… Клип мой видели?
И клип мы видели. В нем Марина, полуодетая, исполняла песню своего первого мужа.
— Отличный клип, — похвалил Игорь.
Я удивленно посмотрела на него. Всего неделю тому назад Игорь ярился по поводу этого клипа, называя его верхом безвкусицы. Он считал, что клипмейкера следует повесть за ноги.
— Ну вот, сейчас запускаем в прокат новый…
— А как же кино?
— Прохожу пробы, — нахмурившись, ответила Марина. — Совместный русско-французский проект. Сценарий крутой, об эмигрантах. Не знаю, получу роль или нет. Русские хотят меня, а французы Одилию Дюваль, не знаю, кто из нас победит…
— Победят деньги Усольцева, — заключила я.
Когда Марина ушла, мне очень досталось от Игоря за эту фразу.
— При чем тут деньги Усольцева?! — возмущался он. — Какое ты имеешь право оскорблять Марину? Она всего добилась своим собственным горбом… Кино — это особый мир, где мужья, какой бы пост они ни занимали, не помощники…
Я отмалчивалась, хотя прозвучавшее в голосе мужа раздражение глубоко задело меня. Мне почудилось, что он защищает не столько подругу детства, сколько самого себя, всю жизнь зависящего от других: от родителей, от меня, от благорасположения к нему на кафедре. Возмущение буквально душило меня, но я не произнесла ни слова в ответ.