Бывшая любовница герцога

Зине показалось, что Жак Ванрелл одобрительно улыбался, пока она выкладывала ему свои соображения и, судя по тому, что тему эту он более не поднимал, ответ его действительно устроил. Непонятно, правда, почему - ведь Зина так ничего о себе и не рассказала в итоге.

В этот момент Зина услышала знакомый, крикливый и властный, голос своей "подруги" - графини Мари ле Фондан.

- Милорд, миледи, - громко обратилась та к Кастлеру Оделлу и Милене Севаньон, которые были хозяевами вечерами, - приглашенные вами музыканты играют превосходно, но почему мы не слышим пения? Предлагаю попросить спеть для нас всех мою подругу, графиню Эжению де Лавиньяк - вы же знаете, какой у неё чарующий голос. Уверена, она не откажет. Графиня?..

После этих слов все собравшиеся лорды и леди стали крутить головами в поисках леди Эжении, а Зина в этот момент тоже оглядывалась, только с иной целью: в панике она искала, где бы спрятаться. У Зины совершенно вылетела из головы эта сцена: её подруги специально вызвали Эжению спеть, чтобы продемонстрировать герцогу Ланттарскому, насколько тот ошибся с выбором невесты. У Эжении и в самом деле, согласно роману, был чарующий, с лёгкой хрипотцой, голос, и великолепный слух. Вся беда в том, что самой Зине еще со школы не раз говорили, что ей медведь по обоим ушам потоптался, а когда девушка, забывшись, пела в ванной, ей начинали стучать по батарее соседи. Словом, из Зины певица была никакая, и повторить сцену с выступлением Эжении никак не могла - несмотря на то, что обладала её телом и, следовательно, голосом. Но едва ли стоит надеяться, что это ей как-то поможет, что тело само вспомнит, что надо делать, как это было с танцем. Ведь в танце её вёл умелый партнёр, а тут она даже слов той песни не помнит. Что-то о любви, выборе и летящих вдали белоснежных птицах, кажется? Да и слух-то у неё остался прежним, и необходимые навыки отсутствуют...

Поскольку её уже заметили, то прятаться было поздно. Зина медленно поднялась, сжимая в кулаки и разжимая вспотевшие ладони, решая, выйти ли ей сейчас и спеть "От улыбки станет всем светлей" - опозорившись на весь высший свет, или же срочно что-то придумать, чтобы отказаться. Может, если она споёт их рук вон плохо, то главная героиня поймёт, что Зина ей не соперница? Или так нельзя делать, ведь по сюжету они должны быть врагами?

- Скажите, что вы сегодня не в голосе, - раздался позади неё шепот герцога Монтеберского, о присутствии которого Зина уже успела забыть. 

- Благодарю вас, дорогая, за комплимент, - громко начала Зина, решив последовать неожиданному совету, - но сегодня я что-то не в голосе. Возможно, нас порадует своим пением хозяйка вечера? Что скажете, графиня?

Последние слова Зины были обращены к Милене. Та заметно смутилась, но отказываться не стала. Зина же с облегчением опустилась обратно в кресло, шепнув герцогу Монтеберскому "Спасибо!" Заинтригованный герцог Ланттарский приказал музыкантам подыграть и... Волшебный голос юной девушки очаровал всех присутствующих. Зина вообще сидела, затаив дыхание, не чувствуя, как по её лицу катятся слёзы - настолько грустная и волнующая была песня, настолько голос главной героини проникал в самую душу. Весь зал словно замер, перестав дышать - и только когда отзвучали последние аккорды и стих неземной голос Милены - только тогда раздался дружный вздох. 

Зина, словно очнувшись, ощутила влажные дорожки на щеках - и тут же перед ней возник белоснежный платок. Не оборачиваясь, девушка поблагодарила герцога Мотеберского - а это именно он оказался столь любезен и предусмотрителен - и аккуратно высморкалась в платок, стараясь особо не трубить при этом. Однако по тому, какими взглядами её окинули ближайшие лорды и леди, и как усмехнулся по-доброму сам герцог - Зина поняла, что снова что-то сделала не так. Брошюрка по этикету была довольно тонкой и о том, как правильно сморкаться леди на приёме, там написано не было. 

Использованный платок девушка, разумеется, возвращать герцогу не стала, а убрала в сумочку, попутно достав зеркальце и убедившись, что тушь не размазалась по щекам. Только после этого Зина смогла взглянуть в глаза сидевшему по соседству мужчине:

- Спасибо, что выручили, - произнося эти слова, девушка сама не знала, за что благодарит - за платок ли, или за подсказку насчет голоса. Наверное, за то и другое вместе.

- Не за что, - отозвался герцог. - Мой долг - помочь прекрасной леди в затруднительной ситуации.

И, хотя лицо герцога было серьёзным, Зина явственно ощутила смешинки в его голосе.

"Этот герцог смеётся надо мной? - Задумалась Зина. - Но, даже если так, видно, что делает он это не зло. Кажется, он хороший человек."

После трогательного выступления Милены еще несколько леди изъявили желание спеть и сыграть на музыкальных инструментах - но повторить успех графини Траутской им не удалось. Понятное дело - не второстепенным персонажам тягаться с главной героиней. По роману та должна была петь после Эжении - и затмить её выступление своим. Зина решила, что, поскольку пение Милены явно очаровало всех, включая её будущего мужа - вон какими глазами герцог Ланттарский пожирает свою  невесту, то ничего страшного в том, что Зина сама уклонилась от выступления, нет. Сюжет в целом не пострадал - всё идёт, как надо. 

Они с Жаком Ванреллом успели еще немного поговорить, прежде, чем всех позвали к ужину. Герцог Монтеберский, как и полагается галантному кавалеру, поднялся и предложил Зине локоть, чтобы проводить девушку к столу. Зина, разумется, не стала отказываться, но, пока они шли в столовую, успела почувствовать, что герцог еле ощутимо хромает. Со стороны, наверное, это было и вовсе незаметно, но девушка держалась за его руку и чувствовала небольшую заминку перед каждым шагом и напряжение мужчины при этом. 

Подведя Зину к месту, где стояла табличка с её именем, герцог помог девушке сесть, поцеловал ей руку - и отправился на своё место, которое было по правую сторону от герцога Ланттарского, занимающего со своей невестой места во главе стола. Зина же оказалась примерно в его середине. По правую руку от неё села какая-то пожилая леди, а вот слева, поменяв таблички, плюхнулся граф Даниятский. 

- Что вы делаете? - прошипела Зина, заметив, каким взглядом их прошил герцог Ланттарский, от внимания которого не ускользнул этот маневр графа. Тот же лишь широко ухмыльнулся в ответ. 

- А что я делаю? - невинно спросил Леопольд. - Что страшного в том, что я хочу сесть рядом со своей подругой?

Зина поперхнулась.

- С кем? - откашлявшись в многострадальный герцогский платок, хрипя переспросила девушка.

- С подругой. Вы же предложили мне дружбу, помните?

- А вы отказались, - напомнила в свою очередь Зина.

- Не отказывался, - возразил Даниятский, - просто сказал, что это вряд ли понравится вашему будущему жениху. Но потом я решил, что во мне не так уж много благородства, чтобы отказываться от такого предложения ради вашей личной жизни. Да и зачем вам муж, который запрещает общение с друзьями, не так ли, дорогая?

Зина не удержалась от смешка. До чего же этот граф обаятельный прохвост! И ему всегда удаётся её рассмешить, что удивительно - ведь шутки его далеки от тех, что обычно нравились девушке. Однако в его присутствии девушка начинала чувствовать себя свободно, легко и непринужденно - особенно после того, как он перестал к ней прикасаться и жарко шептать на ухо всякие вольности. Стоило Зине об этом подумать, как её левого уха коснулись горячие губы графа, а томный голос шепнул:

- Вдруг вы всё-таки передумаете и станете моей лю...

Договорить граф Даниятский не успел, так как ему в бок врезался Зинин локоть. Граф отпрянул и, как ни в чем не бывало, отпил из бокала с шампанским, перед этим приподняв его и многозначительно взглянув на Зину, словно намекая, что пьёт за их будущие отношения. Зину такое поведение и бесило, и смешило одновременно. Она уже поняла, что граф неисправим, и ей придётся мириться с его своеобразной манерой общения. И в глубине души она была рада, что он всё-таки принял её предложение о дружбе.