Страница 1 из 11
Ланцов Михаил Алексеевич
Мир-о-творец
Пролог
1559 год, 19 сентября, Константинополь
– НЕТ! – рявкнул Андрей, выслушав депутацию. – И не просите!
– Но почему? – осторожно поинтересовался московский патриарх Сильвестр.
– Причины две. Прежде всего я не могу стать младшим соправителем Царя. Приняв титул Императора Восточной Римской Империи, я просто потерял возможность для этого. Как Император может стать младшим соправителем Царя? Царя, который суть цезарь или если правильно выговаривать – кайсар, который в старинной для Рима традиции, являлся либо членом семьи монарха, либо младшим соправителем Августа, сиречь Императора. Это просто бессмыслица какая-то выходит…
– А какова вторая причина? – спросил Шереметьев после несколько затянувшейся паузы, полной удивленного ропота. Такой трактовки титула они еще не слышали и оказались в известной степени ошарашены.
– Я не хочу этого делать.
– Но почему?
– Потому что не Царь, а вы и только вы довели Русь до этого состояния! – холодно и жестко процедил Андрей. – Я подробно описал и самым тщательным образом объяснил, как проводить реформу армии. И что? Да ничего! Вы срывали выполнение приказов Царя и всячески в тех делах мешали, а то и вредили! Вы вели двойную и тройную игру, пытаясь на говне собрать сметану! И предавали, предавали, предавали… Так что катастрофа, которая постигла Русь сейчас – это всецело ваша заслуга. И я не хочу подтирать вам задницы. Ведь после моей победы ничего не изменится. Вы как занимались черти чем, так и продолжите растаскивать Русь по кускам. Вы как не хотели здраво мыслить, так и не станете, погрязнув в своих местнических разборках…
Тишина.
Молодой Палеолог замолчал, обводя взглядом этих людей. Заглядывая каждому в глаза. Он знал их как облупленных. И прекрасно представлял интересы каждого. Особенно после той бойни в кремле, когда пал клан Шуйских и открылось большое окно возможностей…
– Не могу и не хочу. – повторил Андрей после вновь затянувшейся паузы. – Кроме того, это и не представляется возможным. После столь сложного похода моему войску требуется отдых. Да и бросать Константинополь сейчас нельзя. Сами видите – город пуст. Его некому будет защищать, если я уйду.
С чем аудиенция и завершилась. Официальная.
Андрей строго говоря пришел в ужас от перспективы младшего соправителя у такого дивного Царя как Иоанн Васильевич. Этот интеллигентный параноик с религиозным сознанием был явлением труднопредсказуемым. И с ним по большому счету трудно удавалось вести дела. Да – беседовать. Да – вести увлекательную переписку. Но в плане управления, финансов и политике более специфического персонажа в политическом поле Руси, как московской, так и литовской было очень сложно найти.
Без всякого сомнения положительные черты в Царе имелись. Тут и достаточно ясный от природы живой ум. И внимательность к деталям. И любовь к чтению, а также знаниям.
Но по складу характера он не был руководителем и уж тем более полководцев или политиком. Про экономику и говорить не приходилось. Сколько Андрей не бился – все без толку. А ведь в их переписке он ни раз и ни два поднимал вопрос политэкономии и экономики в целом. Пытался объяснить. Но с той стороны наблюдалась глухая стена. Иоанну это все было попросту не интересно. Он куда охотнее обсуждал общефилософские или религиозные вопросы.
Хочешь – не хочешь, Иоанн Васильевич кое-что знал и понимал в хозяйственных вопросах. Но мало. Не глубоко. Не широко. И в основном мыслил в рамках довольно примитивной феодальной парадигмы. Причем в известной степени усеченной и упрощенной.
И ввязываться в это форменное самоубийство Андрей не хотел.
А вот делегаты, что прибыли в Константинополь, не отступали и пытались его дожать, склонив к сотрудничеству в нужном для них ключе.
– Прошу… – тихо произнес Патриарх, на частной аудиенции, куда спустя несколько часов явилась самая верхушка депутации. – Без тебя мы не справимся. Все ОЧЕНЬ плохо.
– Не вижу смысла мне во все это влезать, – устало потерев лицо, ответил Император.
– Но почему? Не понимаю… – покачал головой Сильвестр.
– Мы все не понимаем. – поддакнул Шереметьев.
– Почему? – усмехнувшись, переспросил Андрей. – С первого года здесь я столкнулся с тем, что меня пытались загнать в фактическое рабство. А потом убить. Где-то своими силами, где-то подставляя под удар. Сколько раз меня пытались резать или травить? Сколько на меня наводили татар? Почему вообще я вам должен доверять?
– С первого года тут? – осторожно переспросил Сильвестр, выхватив из речи собеседника самое главное. – Как это понимать?
– А у тебя, отче, отроки обретают зрелость мышления и великие знания каждый день? – криво усмехнулся молодой Палеолог.
– Так ты действительно Всеслав! – воскликнул Шереметьев.
– Это не важно. Важно то, как меня встретили. И что же я увидел? Ничего хорошего. Сначала я думал, проблема в Туле. Полагал, что в полку гнилые отношения из-за старшин. Но оказалось, это не так. Потом мне показалось, будто бы это поколение ныне гнилое. Просто такое выросло. Вот Курбский – тварь же тварью. Не просто же он так появился? Чай у него имелись и мать с отцом, которые такого мерзавца и воспитали. Не сам же он как бурьян вырос? Или Шуйские? Но после того боя в кремле я понял, что все еще хуже.
– Хуже? Куда еще хуже то?
– Думаете, я рад, что меня признали Палеологом? Я открещивался как мог, пока меня окончательно не прижали, вынудив уступить.
– Но почему?
– Потому что на старых Палеологах лежало проклятье. И дед нынешнего Царя его подхватил через Зою, то есть, Софью. А через него и все вы – лучшие люди страны.
– Что за проклятье? – нахмурился Сильвестр.
– Рим принес очень много боли огромному количеству людей. Миллионам и миллионам, что сгинули в его рабстве. Последней его надеждой стало христианство. Но разве Рим изменился после принятия новый веры? Разве он упразднил рабство и унижение тех, на ком зиждется его могущество – простых людей? Нет. Он еще сильнее их стал давить и угнетать. Что первый, что второй. Сначала Всевышний рассердился и наслал на первый Рим безумие элит и орды варваров, которые его смели. Второй задумался? Нет. Потом он наслал на второй – магометан. Что, он задумался? Нет. Через некоторое время он направил воинство христово к стенам Царьграда. И что? Были сделаны какие-то выводы? Нет. Обновленная аристократия Римской Империи, возглавленная Палеологами, взялась за старое. И работорговля с иными мерзостями расцвели пуще прежнего… – Андрей чуть помолчал. – И вот древний град Константина пал. У Всевышнего терпение не безгранично. И наказания его суровы. В данном случае он попросту лишил рассудка ошалевшую аристократию, и та сама разнесла без оговорок Великую державу. Мой предок это понял и отрекся от прошлого, решив начать с начала. А Фома и его дети – нет. Вы знаете, как постыдно кончили его сыновья. Зоя же вместе со своими советниками прибыла на Русь, которую и отравила своим ядом…
Тишина.
Напряженная. Словно звенящая.
Андрей сумел за эти несколько часов продумать свой ответ депутации и решил зайти с понятной им карты – религиозно-мистической. Поначалу хотел начать что-то объяснять через рациональные резоны. Но не стал. Решил, что не поймут. А если и поймут, начнут сулить всякое. И теперь – пугал.
Хотел ли он идти спасать Московскую Русь? Да. Но на своих условиях, не прямо сейчас и точно не впрягаясь в ту дрянь, что ему уготовили. Поэтому требовалось дать этим дурным инициативам отворот-поворот.
На этом вторая аудиенция и закончилась.
Люди оказались оглушены тем, что им сказали. Не каждый день ты узнаешь, что на тебе лежит древнее проклятье, которое подцепили еще твои деды.
– А ты? – спросил уже от двери Сильвестр.
– Что я?
– Ты ведь тоже Палеолог. Разве ты не проклят?