Стена

Это достойное жильё. Большинство эмигрантов живут в общежитиях, хотя вернее назвать – казармой, где комнаты на четверых, но чаще на десять коек. Всё делается по команде, как в армии: подъём, работа, обед, гудок и ты свободен. Их это устраивает, думать о роскоши не приходится, надо работать на «время», иначе тебя спишут и ты превратишься в ничто.

«Время» – это всё что есть у эмигранта, «время» – это его жизнь, «время» – надежда на будущее, подняться по социальной лестнице, получить лицензию на брак и, спарившись, нарожать детей. И только третье поколение наги возможно получит право стать достойным гражданином Спариа. «Время» – это не просто стрелка на циферблате, это и есть жизнь. Как только эмигранта делали дееспособным, он проходил медицинский осмотр, с ним проводили какие-то процедуры, но какие конкретно никто толком не знал. После этого каждому надевали на руку браслет: его можно было снять, обменять на более совершённый, но суть от этого не менялась. Он показывал «время». Каждый наги обязан работать, именно обязан, за это он получал не просто деньги, а цифры на своём браслете. Не дай Бог у вас истечёт «время»: сердце владельца браслета тут же остановится.

Чем выше должность, тем больше «времени» вы получаете, чем выше риск в работе, тем больше вам платят. А после заработанное «время» можно потратить на еду, одежду. Если скопилось много «времени», можно какое-то время даже не работать, но наги всё же предпочитали работать. Они просыпались утром, на автомате умывались, ели, одевались и даже не замечали какая на улице стоит погода, приступали к работе. И так происходило изо дня в день, из года в год. Они старели, их отстраняли от работы, а после накопленное время тратилось на то, чтобы дожить свой век. И именно это называется достойной жизнью.

Отец Балин после изнуряющих лет работы на руднике смог накопить приличное состояние, но вместо того, чтобы насладиться остатком жизни, он вместе с Илде, его женой, решили родить ребёнка. Спустя некоторое время в доме раздался детский плач: с разницей в два года родились мальчик и девочка, Балин и Овина. Право учится получали не все наги, но его сестра оказалась смышлёной, ещё не закончив первоначальную школу, она уже знала два языка, с лёгкостью овладела математикой и физикой. Ей дали разрешение поступить в высшую школу, но для того чтобы учится дальше, нужен покровитель со стороны любого клана Спариа. Институты, академии, университеты предназначены только для пикси и свободнорождённых, а Овина ещё не имела гражданства, поэтому была зависима от своего хозяина, который купив лицензию на её обучение, становился в буквальном смысле владельцем её тела.

Сестра Балин была живым товаром, который можно было продать, заложить, как вещь, в ломбард, сдать напрокат или просто посадить на цепь и кормить, как животное. Овин повезло: её хозяин оказался из клана Одол, которым пожизненно принадлежит место в парламенте, а значит он очень влиятельная личность. Она училась в университете. Ещё только через год снимет золотой ошейник, что нацепил на неё Пархиз и сможет найти себе достойную работу. Но чтобы двигаться дальше ей опять потребуется покровитель из высшего общества Спариа.

– Я пришёл, есть кто дома? – громко произнёс Балин. Эту привычку он выработал, когда учился в военной академии. – Есть кто?

– Не кричи, – с улыбкой промолвила Овина, подошла к брату и обняла его.

Девушка могла это сделать только когда находилась в своём доме. В обществе Спариа этот жест среди эмигрантов считался неприличным, точно так же, как поцелуй в щечку, а порой и рукопожатие приравнивалось к распущенности.

– Да ты цветёшь, – обрадовавшись её появлению ответил он и покрепче прижал сестру к себе.

– А ты почему не на работе? – из спальни вышла мать и, взяв его руки, внимательно посмотрела на розовые ладони. – Подцепил заразу?

– Уже обработали, это был только ожог.

– Будь осторожен. У нас месяц назад заболела Пааву, ты её не знаешь, она из новеньких. Как раз началось цветение на стене, а она без респиратора вышла на улицу, похоже пыльца, которую она вдохнула, пустила споры.

– Ох, – тяжело выдохнула Овина и, отпустив брата, потянула его на кухню. – Мам, не пугай.

– Я не пугаю, просто прошу быть поаккуратнее, ты всё время нарушаешь правила безопасности. Стена не прощает, сколько уже знакомых погибло, думаешь тебе всё время будет везти.

– Я только на минутку снял перчатки, дисплей забарахлил.

– И что там? – подталкивая брата к раковине, спросила девушка.

– Наверху тишина, словно и нет никаких заводов, трава такая яркая, а деревья своими кронами достают до неба. Это…

– Ад, – закончила за него мать и включила воду. – Мой, а я подогрею.

– Да, ты права, там всё, как в аду, даже воздух – и тот убивает. Вот я не понимаю почему, ведь там живут звери, птицы, насекомые.

– Они все приспособились к мутации. Подышишь воздухом стены и тоже станешь, как кроты, что живут в её норах.

– Но ведь живут же, – ответил Балин и подставил ладони под струю воды.

– Он был с тобой? – поинтересовалась мать, имея в виду его хозяина.

– Да, правда он не должен был идти, но перебежчики, которых мы поймали на прошлой недели, сообщили, что дорогу восстанавливают, а это неслучайно. Вот господин и решил всё лично проверить.

– Ну расскажи, что там за выступом? Там и правда всё так ужасно, как говорит мама? – поинтересовалась девушка и, присев напротив брата, заглянула ему в глаза.

Балин несколько раз участвовал в разведке и даже фигурировал в боевой операции по уничтожению мобильного завода. Не все обратно вернулись: у Фастон хоть и примитивное оружие, но воевать они умеют. А бронедоспехи, что защищают на стене, в чужом лесу почти бесполезны. Древние орудия людей, которые выпускают невидимые лучи, проникают сквозь защиту бойца. И тогда простое пулевое ранение вам покажется царапиной по сравнению с теми муками, которые можно испытать от внутреннего ожога.

– Я ведь говорил тебе, что там ничего нет. А дым на горизонте, наверно, от заводов и огней их городов, а у стены – чисто.

– Значит не видел их?

– Только старых роботов, которые разбирали стену, но те уже не функционируют и похоже Фастон ушли южней, но стена трещит, значит опять будут обвалы.

– А твой хозяин её починит? – с детским любопытством спросила девушка и пододвинула брату тарелку с натуральным рисом.

– Её укрепляют, уже стали сдвигать несущий скелет, думаю за год нарастят метров двадцать, а может и больше. Кстати, сегодня был метановый взрыв, как раз около подземной транспортной линии.

– Ни разу не видела, на что это похоже? – спросила Овина и посмотрела на спину матери, что пошла на звук телефона.

– Все думают, что стена – это кирпичи отходов, но она живая, когда находишься наверху, то это хорошо заметно. Чувствуешь, как под ногами ходит почва, как она гудит, а если приложить ухо, то можно услышать её дыхание.

– Внутри становится горячо, вода, попадая через трещины, превращается в пар, а гниение вырабатывает метан, который нагревается, расширяется и разрывает металлический скелет. Вот тогда и происходит взрыв, – сказала спокойно женщина и пошла в коридор.

– Мам, а ты куда? – поинтересовалась девушка.

– На работу, – безмятежно произнесла она и, открыв шкафчик, подумала какой надеть плащ.

– Но ты же только утром закончила смену, не успела ещё как следует отдохнуть.

– Вызывают, так надо. И тебе не советую засиживаться. Ты когда в следующий раз приедешь? Мы не успели поговорить, – в голосе женщины прозвучало разочарование, она так говорила всегда, когда проходило лето и начинал дуть холодный северный ветер.

– Только на следующей неделе, – расстроенно произнесла Овина и, подойдя к матери, уже хотела её обнять.

– Прекрати, ты немаленькая, ещё увидят, что подумают?

– Что?

Женщина поправила на себе плащ, он был не похож на одежду эмигрантов, те предпочитали чёрный, тёмно-зелёный или серый цвет. Они говорили, что так практичней, но в действительности, это их состояние души. Илде преодолела в себе неуверенность и вот уже десятый год старалась выбирать и носить одежду цвета неба. Светло-голубой плащ с коротким воротником, небрежно завязанный пояс и тонкий, словно это паутина, жёлтый шарфик.