Петя и Волк

Пальцы у Вольфа жёсткие, но очень аккуратные. Мне почти не больно.

– Петя, мир – не зелёная лужайка, где мирно играют зверюшки и девочки в белых платьицах. Концепция охоты органично вписывается в принципы устройства человеческого общества, вот почему это занятие так популярно. Спрошу тебя ещё раз – почему ты выбрал работу с людьми, поведение и мотивы которых тебе претят?

Опускаю голову.

– Не претят вовсе, Вольф Карлович. Почти все они хорошие люди, нормальные мужики – просто охотники. И их мотивы вполне понятны. Может быть… это как раз та доза боли от реальности, которая мне по силам. Я и не собираюсь воображать, будто живу на сказочной зелёной лужайке.

Вольф с любопытством поднимает на меня взгляд.

– Хм. То есть мотивы охотников тебе вполне понятны. Их гешефт – удовлетворение инстинктов, развлечение, азарт, испытание своих возможностей, и много чего другого. А твои мотивы? Ну спас ты эту птаху, в чём твой гешефт?

Я ненадолго задумываюсь. Вольф Карлович ждёт ответа, продолжая неспешно и методично обрабатывать распухшие суставы большого и среднего пальца. Жуткие парные дыры от зубов вряд ли могут принадлежать обычному маленькому домашнему коту.

– Душевное спокойствие.

Вольф едва заметно приподнимает брови.

– Иногда мне приходится поступать глупо и в ущерб… всему. Потому что если я так не поступлю, мне будет ещё хуже, – вздыхаю я и поясняю. – Однажды я прошёл мимо сбитой кошки. Чужая кошка, я её в первый раз видел. Она ещё дышала, дёргала лапой. Я прошёл мимо, потому что просто не мог куда-то там опоздать, да и денег у меня лишних не было. Всё во мне рвалось вызвать такси, схватить кошку и мчаться в ближайшую клинику. Но я прошёл мимо. И эта кошка, которую я видел три секунды, с тех пор поселилась во мне и продолжает грызть мне сердце. Даже если бы она умерла через минуту, в такси, у меня на коленях – я бы уже забыл об этом эпизоде и спокойно жил дальше. Но я прошёл мимо и теперь не избавиться…

Вольф бросил лечение и внимательно слушает, разглядывая меня, как двухголового лосёнка.

– Так что да, Вольф Карлович, это стоило того. Руки заживут, я всё уберу, и возмещу, что мы сломали. Но я забуду этот проклятый случай, и у меня в ушах навсегда не поселится звук лопаты, сбивающей птицу.

– Хм… Любопытно. Такое впечатление, что тебя тяготит твоя доброта и нежное сердце?

– Очень тяготит. Забрал бы кто… Вам не надо?

Вольф усмехается, слегка сжимая мою пострадавшую ладонь.

– Руку ты мне умудрился всучить, теперь ещё и сердце предлагаешь?

– О-о-о-чень смешно, Вольф Карлович, главный приз вам за остроумие…

Он откровенно смеётся, стараясь, видимо, смягчить слишком серьёзную атмосферу.

– Да, я хочу с удовольствием ездить на охоту, раз там так весело, и спокойно проходить мимо умирающих кошек. И я вовсе не добрый. Я трусливый и безвольный. У меня нет мужества встретить душевную боль и нет силы воли, чтобы её победить. Вот и вся моя "доброта", – говорю я тихо и горько.

Вольф отпускает мои руки, крайне осторожно берёт меня за подбородок, разворачивает к себе и приближает лицо. Не могу оторваться от его блестящих глаз, в которых балуется, кривляясь, живой огонёк камина… Глаз, слишком спокойных для влажных грёз эротомана.

Чувствую холодное прикосновение к губе – Вольф начинает промывать царапину на лице.

– Петя, скажи, ты всегда так откровенен с чужими людьми?

Моя очередь усмехаться:

– Когда ты от природы совершенно бесхитростен, то лучшая тактика – объяснять всё откровенно. Тогда есть шанс, что тебя хотя бы правильно поймут.

– Матерь божия, Петя, как тебя такого ещё никто не сожрал? – озвучил Вольф давно мучающий меня вопрос.

– Ха-ха-ха, не знаю. Может хищник не понимает, что делать с жертвой, которая добровольно подходит и подставляет своё беззащитное горло, вместо того чтобы драться или удирать?

– Думаешь, хищник этого пугается?

– Ну… Нет, конечно. Скорее, брезгает.

Вольф уже закончил с царапиной, но продолжает держать меня за подбородок. И в глаза смотрит протяжно, изучающе. И будто бы блеск какой-то особый мелькает во взгляде. О, я этот блеск очень хорошо знаю… Неужели?..

– А может, ни у кого рука не поднималась? Пока… – говорит он очень тихо, и глубинная рычащая вибрация его голоса становится отчётливо бархатистой.

Блядь, что?! Страшный серый волчара серьёзно повёлся на эту жалкую поебень?! Так вот что тебя зацепило, хе-хе-хе… Замираю, стараясь не выдать этого внезапного откровения – а я мастак на самоподставы.

…И что теперь?

А вот что, Петюнь – перед тобой замаячил вполне реальный шанс попробовать заполучить этого матёрого хищника. Ухватить волчару прямо за хвост. Если оно тебе, конечно, всралось.

– Тебе надо переодеться, одежда испорчена, – буднично говорит Вольф Карлович, отпускает меня и идёт к шкафу, где висит моя сменка, в которой я хожу на работу. Не в костюмчике же по трамваям толкаться…

Пытаюсь развязать галстук, но пальцы не слушаются. Вольф становится вплотную, как тогда, и аккуратно стягивает галстук, а потом, пуговичка за пуговичкой, начинает расстёгивать на мне рубашку…

Боже, это слишком интимно, я слишком ещё в своих мечтах… Лишь бы не встал. Крупно вздрагиваю, когда его пальцы касаются голой кожи.

– Ш-ш-ш, я осторожно, потихоньку… – шепчет Вольф Карлович конечно же о том, что не заденет раненые руки, когда будет стягивать рукава рубашки. Но как унять бушующую фантазию?!..

– У вас рука лёгкая, Вольф Карлович, мне не больно.

Впрочем, переодевание проходит вполне целомудренно. Выдыхаю и иду убираться.

Вольф прицельным пинком отправляет помятого Васисуалия на улицу, охладиться. И помогает мне набрать воды, достать губку и моющую брызгалку. А уж дальше я сам – таковы правила. Сам напортачил, сам расхлёбывай – менее пострадавшей рукой. Жестоко? Нисколько, в наших с ним отношениях.

Оттирая грязь, секу, как Вольф Карлович следит за мной из-за стойки, не отрываясь. Ох, как интересно… Никогда не охотился на такого крупного и слишком умного хищника. Наоборот, предпочитал подальше держаться.

Стараюсь, убираю следы спасательной операции. На поверхности воды в ведёрке плавают два трогательных малюсеньких пёрышка.

– Не переживай, Петя, с ней всё нормально…

Блё, опять палюсь. Это я, задумавшись, мычу "ты ж моя, ты ж моя перепёлочка" – грустную песенку из детсада, под которую мелкий я постоянно безутешно рыдал от жалости к больной птичке. Из-за меня музы́чке пришлось сменить эту классику на что-то более позитивное.

– Вечером после работы едем в травму. Без прививок от бешенства я тебя к работе не допущу.

Я тоже надеюсь, что с синичкой всё хорошо. Спасибо тебе, птичка…

Глава 5. Здравствуй, жопа, новый год

Чувствую, что опять начинаю тараторить. Вспоминаю, как учил Вольф Карлович – изящно поменять положение демонстрируемого оружия, вдохнуть-выдохнуть незаметно, и сбавить темп.

– Обратите внимание на отличное сочетание абсолютно классического стиля с современными технологиями, – продолжаю я размеренно и убедительно. – Английское ложе безупречных линий…

Но клиент продолжает сидеть в нашем кожаном кресле, скорчив брезгливую мину и смотрит на меня странно.

– Он у тебя всегда так… хм…? – поворачивается он к Вольфу Карловичу.

– Нет. Только сегодня, в качестве эксперимента, – рокочет Вольф, почти мурлыча и разглядывает меня совершенно похабнейшим образом.

Я холодею, пытаюсь скосить глаза, оглядеть себя… Взгляд утыкается в обнажённую грудь, пупок, а ниже и член висит тряпочкой… Кабздец!!! Я же голый! Блё, это что?! Вольф решил меня так проучить?..

И вдруг на нас обрушивается вой пожарной сигнализации. Клиент и Вольф подрываются бежать, а я застываю в ступоре – наружу? голым? Там же пожарные и уже толпа зевак собирается… Ёбаный стыд, лучше сгореть!..

…Сигнализация продолжает выть каким-то смутно знакомым набором звуков. Открываю глаза – телефон рядом с подушкой разрывается, вибрируя. Ничего не соображая, тыкаю ответить, попадая с пятого раза.