Страница 12 из 15
– Здравствуйте… – промямлил Будимир, сжимаясь.
(– Мария Владимировна.)
–…Мария Владимировна, – прибавил он и вцепился в свечу покрепче.
– Ага, тебе тоже привет. – Она переметнула взгляд на сына. – Лёнь, мне сколько кричать? Холодильник помоги оттащить, а потом играйтесь.
– Да, мэм.
Они ушли: взгляд Будимира встретился со взглядом Амитабхи. Тот подышал весело, чихнул – и на мелких ножках побежал из комнтаы.
– Слышь, Автор. А ты точно не Сатана?
(– Таких предъяв я ещё не получал…)
– А всё-таки?
(– Мне кажется, у него покруче дела есть, чем романы писать… Да и крещёный я.)
Воск тепло и знакомо полз по руке: Будимир вдруг заметил, что мизинцу левой руки не достаёт фаланги (раз – и гладкое место) – свеча вывалилась и прокатилась с дымком.
(– Это ты сам отрубил, если что.)
– Опять начинается!.. – Будимир подобрал свечу и потянулся к зажигалке на столе. – Нет, серьёзно: зачем этот бред с изгнанием беса?
(– Ну ты ж не захотел в «Сегу» играть – вот я и придумал вам занятие.)
Сид вернулся со стаканом воды и прикрыл дверь. Что-то жалобно заскулило и заскребло – он открыл: Амитабха залетел и снова на рюкзак.
– Ты хлебни. Святая. – Сид протянул стакан, а сам взял свечу и принялся окуривать комнату.
Будимир выпил стакан целиком, но особой разницы с простой водой не ощутил – только улыбнулся виновато.
– А это не больно? – спросил он.
Сид молча накапал воска на стол и поставил свечу. Взялся за распятие.
– А может, не надо? – Будимир задрожал голосом (что-то неизъяснимо стрёмное было в сочетании Муцураева, Сида и распятия).
Сид молча поцеловал крест и что-то забормотал.
– Да не бес он никакой!! – Будимир даже петушка дал. – Он крещёный!
– Все они так говорят… Хуебесы херовы… – Сид выставил распятие и в секунду поменялся. – Именем Христа, назовись!
– Чё?
– Гнусный Чё! Изыди вон из тела раба Божьего Будимира! – Сид обжёг Будимира крестом, а потом зачитал с телефона (как ни странно – звучало это как рэп):
О Архангеле Михаиле, первый княже,
Воевода Небесных сил, херувим и серафим,
Прииди и сокруши злобную силу бесов
Из раба Божьего Будимира на-всегда.
И да будет свет Твоей Божественной силы
Сиять и защищать раба Божьего Будимира
В вечности. О Архангеле Михаиле,
Защити нас несокрушимой силой
Божественной любви. А-минь.
Хотя какой-то боли крест не причинял, Будимир почувствовал, как что-то покружилось и отлетело: и дышится сразу легче и внятнее. Но думал он – с жутким стыдом – только об одном: этот трек ему понравится больше, чем предыдущий.
– Ну вот, совсем другое дело! – Сид взял свечу и потянулся к стакану. – А водичку мог бы и оставить.
Палестинская свеча горела прямо перед глазами: Будимир как-то случайно её задул – пополз бархатный дымок.
– Дурак ты, Мироныч, – сказал Сид с упрёком. – А ещё иконы пишешь.
Он бросил свечу с распятием в ящик стола и снова уселся в кресло. Будимир встал, пробуя ноги, – и немного покрутился на месте.
– А мы в «Сегу» играть будем? – спросил он.
– Какая «Сега»? – Сид поднял брови. – Я тебя звал план курить и «Твин Пикс» смотреть.
– А. Да? – Будимир растёр ячменные глаза. – Ну я тебя, наверное, не поддержу… Домой лучше поеду, дреману немного.
– Да как тебе по кайфу будет. А чувачку-старообрядцу я написал, если чё. Он на Загородном живёт: дом двадцать один – двадцать три, недалеко от джазовой филармонии – ну, где Тупик социализма. Телефон я тебе эсэмэской кину. – Он прищурился на Будимира недоверчиво. – Ты только посоциальней будь, они ментов не любят.
– Ментов?
– Ну ты же теперь детектив.
Сид с собакой улыбнулись синхронно.
Будимир пошаркал немного, не нашёл, что сказать, – и молча вышел из комнаты. Сид скрипнул креслом и снова завис у дверного косяка.
– Ты извини, я что-то отмороженный. – Будимир сел завязывать берцы.
– Это как раз естественно. – Сид стоял с длинными руками на макушке. – Мощный бес в тебе сидел.
– Ты… – Будимир поднялся. – Спасибо тебе, Сид.
Они обнялись по-пацански. Будимир взялся за дверную ручку.
– А концерт в «Ионотеке» же? – обернулся он.
– Ага. Ты только не набухивайся. Покедова!
ЧМШ
Нахлобучиваю метафизические фураж-
ки то с тоской, то охотно.
А.А. Блок – А. Белому. 1 августа 1903
– Погоди, – Будимир ещё раз обернулся. – У тебя на последнем альбоме про метамодерн был трек. А в чём разница с постмодерном?
– В приставке.
– В приставке? То есть… Н-ну, ладно, бывай!
– Шалом!
Дверь хлопнула и застегнулась. Будимир подпрыгивал на гулких, как босиком, ступеньках – вниз.
Вон из парадного – бахнуло свежестью, почти летней. Будимир шёл сырым жёлтым колодцем через арку в следующий такой же жёлтый колодец. А если задрать голову – то в белом-белом небе как будто бы два глаза, и весь Петербург плоский, строчками…
Будимир спешно опустил взгляд, нашарил в кармане затрёпанного Гегеля и оставил его на карнизе, в компании окурков и водочной бутылки. Затем достал плеер и включил – это был King Krule:
I seem to sink lower
In biscuit town…
In biscuit town…1
Повернул налево: тихая улочка дышала лондонскими туманами и вчерашней меланхолией. Будимир бодро шагал, сутуло раскачиваясь в своей пузатой рыжей куртке. Подумал набрать Аврору, но не придумал что сказать – просто шёл дальше. Через подворотню с магазинами и кафешками вышел на аллею китча, где вывески торчат с настырностью нулевых, а в голубой конке можно купить авиабилеты. Павильон метро проглатывал-выплёвывал народ – Будимир отшиб стеклянную дверь, перепрыгнул турникет – под Кинг Крула всё делалось круче – и побежал по бесконечному эскалатору вниз.
Выйдя на стерильную платформу, он разглядывал округлые буквы, двери-лифты, думал о расследовании, зевал. Сел на поезд до центра.
Немного круглящийся, вагон был оформлен как смесь картинной галереи и Петергофа – в багетах и фотообойных кусках. Поезд приятно погрохатывал. Стоявшая перед ним девушка читала книгу: Будимир заглянул – «Братья Карамазовы». Он улыбнулся, схватился за поручень и закрыл глаза, раскачиваясь:
But don’t forget you not alone…
Deep in a metropole…2
Он поглядел по сторонам, видя совершенно разные лица, совершенно неповторимые глаза – и понял вдруг, что никакие они не манекены, а такие же точно люди, как он, как Будимир, просто ему незнакомые, посторонние.
Тут через толщу метро пробилось эсэмэс от мамы: «…как сможешь. Люблю-целую». Сделалось так дроготно, стыдно и радостно, – что Будимир прикрыл глаза, чтобы не расплакаться.
(– Ну ты уж совсем нюни-то не пускай.)
Будимир резко отшарахнулся и вмазался в дверь (хотя написано было – «не прислоняться»).
ЧМШШ
О, чёрт бы взял эту вечную достоевщину,
преследующую русского человека! И чёрт
бы взял русского человека, который толь-
ко её и видит вокруг!
В. Пелевин. Чапаев и Пустота
1
Я, кажется, тону всё глубже // В бисквитном городе… // В бисквитном городе… (Англ. Ред.)
2
Не забывай, ты не один… // Глубоко в столице… (Англ. Ред.)