Страница 11 из 15
– Ну давай, рассказывай, чё-почём, – сказал Сид бывало.
ЧМ
– Я сыта по горло тамплиерами в
дырявых носках, розенкрейцерами в
маминых кофтах, иллюминатами с
диоптриями…
М. Елизаров. Земля
Будимир замялся и посмотрел на собакена, свернувшегося кренделем на рюкзаке.
– Да так, фигня… У нас в монастыре… – Будимир уставился в пол (тот вдруг полез фракталами). – Короче, иконы у нас украли, а на их место чушь какую-то повесили: мужик с пёсьей башкой, хрен какой-то бородатый…
– Псоглавец Христофор и Саваоф? Ништячок. – Сид хлебнул кофейка.
– Чего?
– Ну. Саваоф – нимб треугольный, Великий Архитектор. – Сид ладошками показал пирамидку. – Не понимаешь?
– Не.
– Ладно, долгий тред, потом загуглишь. Ну короче, да, повесили вам олдскульные иконы… – Он взялся распутывать бороду. – В шестнадцатом веке такие ходили ещё, а потом Синод запретил. Но в старых приходах до сих пор можно найти – некоторые даже келейно почитаемые.
Будимир водил глазами по стене: к красному ковру на кнопки были прибиты плакаты – Nirvana, «Сталкер», «Чужие среди нас», «Навсикая из Долины ветров», цветочная мандала, арест Тимоти Лири (хохочущего, свободного), карта из игры «Мор. Утопия»…
– Просто мне Бодуницкий расследование поручил… – Будимир засмотрелся на карту, но тут же вернулся. – Как думаешь, где они столько икон этих достали?
– Ну-у-у… – Сид почесал в бороде, зажмурил бровь. – Либо антикварщики, либо старообрядцы, либо воры. У меня кстати чувачок есть – он совмещает: ну и вообще прошаренный. Могу свести, если надо.
– М-можно.
– Ты само место-то осмотрел? Охранника допросил?
– Э-э… Да я как-то не успел… – (Почему-то эта мысль пришла только теперь.)
С огромной хмылой в форме «Ы», Сид отвернулся к компу:
– Ну ничё, разрулим! Помнишь клип, где Лёша Закон и Старуха Изергиль? – Сид напел без голоса: – «Наши иконы – самые красивые, пам-пам-пам, пара-па-пам». – И застучал по клавиатуре.
Такса оживилась и пролаяла в такт.
(– Ты не стараешься, Будимир. Он явно что-то недоговаривает.)
Будимир прокашлялся и сел поуверенней:
– Слушай, Сид. А… зачем такое вообще делать?
Сид отвернулся от компа и хлебнул деловито (кофе был бесконечный):
– Помнишь у Славы КПСС тречок «Алёша Карамазов»?
– Э… – Будимир подвис.
(– Просто скажи «да».)
– Да, конечно. – Будимир подобрал ноги и сел недо-йогом.
– ЛЁ-НЯ! – раздалось через стенку.
Они посидели и помолчали, внимательно слушая как компьютер жужжит.
– Ну вот, и там были следующие слова, – продолжал Сид, – «Она сквиртит мне на крестик – это Божия роса». Если мы поставим этот тречок твоим братиям по монастырю – естественно, они скажут: это хула. Но если разгонять – концептуально – это бунт против бездуховного формализма. Помнишь – ещё у Славона: «Да в церкви фраер учит верить в пахана»? Хан Замай в этом плане идёт ещё дальше – он внатуре «гениален и бездарен»… Ну короче – смысл в том, чтобы максимально себя дискредитировать как кумира, потому что палец указующий на луну не есть луна. Или в Евангелии: «Ибо пришёл Иоанн, не ест, не пьёт; и говорят: в нём бес».
Будимир ещё на середине схватился за подбородок, закрывая по-ловину лица (довольно удобно: и рта не видно, и вид задумчивый).
– А эти иконы… – проговорил Будимир, – они… Ну – не опасные?
– Да не, ваще детский сад: они ж тоже в Духе писаны, просто по другим канонам. А так, бодрая движуха, чётенько прикалываются – респектуха и вообще зигую. Явно выкупают, когда в церкви бес завёлся. Это ж всё от Никона – как тремя перстами-то креститься начали, так и пошли шашни англосаксонские. И правильно Екатерина масонские ложи запретила…
– ЛЁ-НЯ!!
Сид опять замолчал (но сделал вид, что так и собирался):
– Ну а пока я тому чувачку пишу, зацени мой новый тречок. Это вкусно.
– Ну. Можно, – пожал плечами Будимир.
Из колонок зазвучал качовый биток (переделанный Вивальди):
Хуета хует – всё хуета,
Пиздопляска, ебать! Сука-бля…
Поначалу Будимир смеялся как ребёнок и смеялся, – но скоро перестал: текст делался всё более телесным, всё более пахучим – в какой-то момент даже служебные слова стали все матерные… (Главный герой – этакий Фауст – сходится с некоей Сисей, с которой он обсуждает смысл жизни и занимается ещё другими вещами. Вдруг объявляется бывший Сиси, «Какой-то Похуист»: начинаются прения, увещевания, бычка, затем драка, побег Сиси со своим бывшим и плач этого Фауста. Герой объявляет, что с тем же успехом может и «сам себя», – но всё же видит, что и на этом пути не избежать разочарований.) Заканчивался трек словами:
Ай, бля!
Из пизды в пизду.
– Ну как? – Сид тем временем успел сходить на балкон и подкуриться: он развалился в кресле, улыбаясь толстыми губами.
– Э-э-м… Интересно, конечно. Но тебе не кажется, что мата слиш…
– Ну это, короче, о невозможности высказывания. – Сид поправил очки (готовый к новым разгонам). – Первобытная основа поэзии такова: автор, через определённые гештальты, обосновывает своё существование как поэта, творящего стих. Банальный пример: я читаю рэп о том, как я читаю рэп. То же самое и у Гегеля твоего. Но если раньше было – «посмотрите, какой я крутой», то теперь это – «посмотрите, пожалуйста, я существую».
Будимир внимательно держался за подбородок.
– Я не то чтобы силён в этих вопросах, – сказал он, заметя паузу, – но…
– …И надо постоянно выкручиваться, находить спуск к действительности, потому что народ тёмен. Помнишь, у Христа постоянно переспрашивают, что эта притча значит, а что эта?.. Амитабха, фу!
Собакен (с какой-то тайной целью) ткнулся в носок Будимира, но тут же отскочил и уселся смирно на полу.
– Это не значит, что невозможно работать в Духе, – продолжал крутить бороду Сид, – поэтому я и советовал тебе заняться иконописью. Но в своей основе искусство – даже самое самоотверженное – всё равно содержит утверждение эго. В этом плане оно чётко служит Аполлону, то есть, Сатане.
– Зачем он всё это говорит? – прошептал Будимир в руку.
(– Это твой друг, а не мой.)
– Но он же не существует!
(– Как и ты – если что.)
Тут Сид резко встал и внимательно наклонился к Будимиру (Муцураев на футболке подмигнул):
– Н-да… И ассиметрия, и круги под глазами… – Он поправил очки. – В тебе бес сидит, Будимир, ты в курсе?
– Э-э-э… – Будимир отвёл взгляд в сторону: с розовым, шершавым языком – улыбался собакен Амитабха.
– Да ты не ссы – бывает, чё. Хочешь, изгоню? Я по-бырому.
– Я, честно говоря, даже не знаю…
(– Ты соглашайся. Прикольно будет.)
А Сид уже полез в ящик – гремя, он достал распятие и палестинскую свечу (из тонких-тонких свечечек – пучком). Будимир почувствовал себя лягушонком на операционном столе (на очень странном столе).
– А ты… когда-нибудь делал это? – спросил он.
– Последний раз – год назад. – Сид поджёг свечу. – Да секта одна была: всё по методичке – экзальтация, отжим бабла. Ну, мы с другом пару раз сгоняли – видим, техникой индусской им хреначат визуализацию Кундалини: люди приходят, их прёт, хочется ещё, они идут снова… Так, я сейчас – ещё один водничек опущу…
– ЛЁ-НЯ!!! – раздалось с кухни, уже совсем невыносимо.
– Ща, я по-бырому. Ты подержи пока, помолись, там. – Лёня вручил Будимиру свечу.
Но дверь уже открылась – перешагнув тряпку, появилась седеющая женщина с усталыми глазами: из-под серого халата с бегемотиками белели венозные ноги.